Евгений Панов - Зоология и моя жизнь в ней

Такое поведение, хорошо известное нам по предыдущим наблюдениям над кавказскими агамами, оказалось, как мы выяснили в эту поездку, свойственно и парам агам хорасанских. Но в данном случае изюминка была в том, что во взаимодействии участвовали особи двух разных видов [272]. Именно возможность такой ситуации мы и надеялись подтвердить, когда планировали работу в Дарохбейте.

Пограничники, назначаемые нам в охрану, сменяли друг друга каждые три дня. Делать им здесь было совершенно нечего. С начальством мы оговорили для себя право оставаться без контроля во время экскурсий, так что солдат вынужден был все время оставаться в лагере в полном одиночестве. Кто-то из наших охранников решил проблему так. Он нашел метрах в 50 от палатки неглубокую пещерку в каменистом склоне, обращенном в сторону лагеря. По размерам она была как раз такой, что позволяла взрослому мужчине лежа вытянуться во весь рост, и в ней всегда была тень. Отныне каждый дежурный проводил здесь почти целые сутки во сне, «в обнимку с автоматом Калашникова», как позже написала Лариса в книге о наших путешествиях.

Днем наш охранник жил на сухом пайке: хлеб, регулярно доставляемый нам пограничниками во время их маршрутов к границе, и рыбные консервы, большой запас которых прислал в лагерь капитан Сверток. К нам дежурный присоединялся только вечером, когда мы готовили кашу с тушенкой к общему ужину. Стоило ли удивляться после всего сказанного тому, что все солдаты с заставы мечтали о наступлении их очереди «нести службу по охране научников».

Третья поездка в Дарохбейт

В итоге, за полтора месяца работы мы нашли еще одну смешанную пару. На этот раз самец был кавказской агамой, а самка – хорасанской. Как и члены первого описанного выше тандема, они изо дня в день приходили перед заходом солнца к своему общему убежищу и ночь проводили вместе. Но нам хотелось доказать, что ящерицы не только могут вступать в длительные тесные отношения с особя ми другого вида, но и способны приносить жизнеспособное потомство. К сожалению, однако, среди нескольких десятков пойманных нами агам ни одна не выглядела промежуточной между кавказской и хорасанской по общей сумме признаков. То есть, очевидных гибридов нам в ту поездку найти не удалось.

Поэтому весной следующего, 1995 года мы снова приземляемся в Ашхабадском аэропорту. А добраться до места работы становится все сложнее. Начну с того, что теперь нам следует заполнить таможенные декларации. В Туркмении наступает лето, температура днем выше 30 °С. А это значит, что жизнь в поселении агам бьет ключом, и надо спешить туда. Но в Управлении погранвойск нас принимают только на следующее утро. Теперь уже последнее слово за местными начальниками, поскольку срок службы российских пограничников подходит к концу. Пришлось долго доказывать, что мы не шпионы, а законопослушные граждане. Пропуск нам в конце концов выдали, но предупредили, что окончательное решение пустить нас к границе остается за майором Абашиным, который, в принципе, может нам и отказать.

Срочно забираем из Института зоологии экспедиционный багаж, оставленный там в прошлом году, с помощью местного орнитолога Эльдара Рустамова грузимся в автобус и едем в Душак. Там, как бы уже по привычке, иду в комендатуру просить машину. И только к вечеру мы снова в распоряжении Анатолия Леонидовича. А он разводит руками – при новых порядках разрешить нам работать за пограничной системой уже не в его власти.

Оказывается, завизировать выданный нам пропуск придется у вышестоящего районного начальника. Для этого утром мы едем на попутной машине обратно в сторону Ашхабада, в город Каакха, за 45 километров от Душака. Там русский полковник понимает нас с полуслова и без всяких проволочек ставит на наш пропуск еще одну желанную круглую печать. Но в результате мы потеряли несколько драгоценных часов. Обратно пришлось ехать на поезде, потом снова на попутке, и дальше пешком до комендатуры, и все это под палящим туркменским солнцем. Вернулись туда только к концу дня.

Абашин, понимая, сколь дорого для нас время, сразу же сам везет нас на заставу на ГАЗике. Здесь уже новый начальник, капитан Атахаджаев. Службу несут туркменские пограничники, но, в отличие от того, что было раньше, в наряды на границу они не ходят. Нам объясняют, что и охрану дать нам в этом году начальство не сможет: достаточного контингента солдат-туркменов пока еще нет. Нет на заставе и транспорта на ходу. Анатолий Леонидович решает сам доставить нас на место. Но мы дороги не знаем и, разумеется, не можем сколько-нибудь связно объяснить, где именно были в прошлом году. Вскоре у меня возникает ощущение, что Абашин заблудился. Он в абсолютной темноте высаживает нас на целине среди зарослей полыни и уезжает, сказав на прощание, что объяснит Атахаджаеву, где нас оставил. Не будучи от природы оптимистом, я почти уверен, что приехали мы совсем не туда, куда стремились.

Но, проснувшись утром и не успев даже вылезти из спального мешка, я увидел метрах в пятидесяти вход в заветную щель. Впрочем, здесь нас ожидала неприятная неожиданность. Воды не было ни в ложе ущельица, ни около нашего прошлогоднего лагеря. Весна стояла сухая и жаркая, и ручей в нижнем течении пересох полностью. Это значило, что нам со всем нашим грузом придется устраиваться значительно выше, где холодная, кристально чистая вода родника Дарохбейт сохраняет силу течения даже в середине лета.

По прошлому году мы знали, что найдем там не только воду в избытке, но и надежное убежище на случай непогоды – в домике, принадлежащем пограничной заставе. Он был выстроен под скудной тенью рощицы из нескольких невысоких вязов. У этого места был единственный недостаток – добраться до него из долины можно было лишь преодолев хотя и относительно пологий, но затяжной подъем длиной около километра. Для начала следовало из груды наших вещей выбрать и перетащить туда хотя бы самое необходимое на первых порах для жизни и работы. На этот раз помочь в этом нам было некому, но зато радовало ощущение полной независимости и абсолютной свободы действовать по собственному усмотрению.

Необходимость каждый вечер подниматься к домику из долины, где шла основная работа, сильно портила нам настроение. Намаявшись целый день на иссушающей жаре, приходилось буквально из последних сил тащиться вверх, то и дело останавливаясь, чтобы передохнуть минуту-другую.

Чтобы стало ясно, чем была вызвана столь сильная дневная усталость, расскажу в некоторых подробностях, что нам приходилось делать в долине. Задача состояла в том, чтобы поймать каждую увиденную ящерицу. Но среди них были такие, которые предпочитали большую часть времени оставаться на вертикальной поверхности каменистого обрыва, причем в самой верхней его части, куда человек добраться никак не мог.