Евгений Панов - Зоология и моя жизнь в ней

В следующий раз мы оказались в этом заповеднике ранней весной 1982 года. Отправились туда из Москвы на поезде вдвоем с Ларисой Зыковой. Поездка была короткой, но насыщенной событиями. Моя задача состояла в том, чтобы получить хорошие фотографии двух видов сорокопутов для книги об этих пернатых, которая готовилась к печати в ГДР. По опыту двух предыдущих посещений Бадхыза я знал, что объекты съемки можно будет без труда найти в Акар-Чешме. Но как раз туда добраться из Моргуновки оказалось делом весьма хлопотным. Весна была снежной, а машины в заповеднике – на грани издыхания. Так что достичь даже промежуточного пункта (кордон Кызылджар), не говоря уже о том, чтобы проехать все 120 км сразу, не могло быть и речи.

По тем же причинам мы не смогли сразу выехать к месту назначения из Кызылджара. Чтобы не терять времени даром, решили предпринять пеший маршрут по одноименному ущелью до впадины Ер-Ойлан-Дуз – одной из достопримечательностей Бадхызского заповедника. Путь в одну сторону был не столь уж протяженным, всего 18 км. Но помимо всего необходимого, включая фото– и звукозаписывающую аппаратуру, нам с Ларисой пришлось нести с собой две десятилитровые канистры с водой. Эта экскурсия подробно описана в главе 1 ее книги «Люди и животные в экстремальных ситуациях».

Я бы не стал упоминать обо всем этом, если бы не одно забавное событие, произошедшее там, где его менее всего следовало ожидать. Когда перед нами оставалось примерно полпути назад к кордону, мы решили заночевать и готовились к вечерней трапезе. Место, как нетрудно догадаться, было полностью безлюдным, чему мы были несказанно рады, удрав на природу от московской суеты. И тут я заметил, к своему величайшему неудовольствию, человека с рюкзаком, идущего прямо к нам. Каково же было наше удивление, когда перед нами предстал Андрей Дмитриевич Поярков, сотрудник нашего института. Оказалось, что он ищет в ущелье логовище полосатой гиены. Эта встреча неожиданно привела к чрезвычайно важным последствиям. За ужином был выработана программа организации курса лекций для повышения квалификации молодых ученых страны, интересующихся вопросами этологии и методологии науки вообще [161].

Нелегким в организационном плане оказался и путь назад в цивилизацию. Чтобы выехать из Акар-Чешме, пришлось просить помощи у пограничников. Отправились на заставу, находившуюся в шести километрах от кордона. Лейтенант не только пообещал, что машина, которую он собирается завтра отправить по делам в поселок Серахс (на трассе, ведущей в Ашхабад), заедет за нами, но и выдал мне со склада пять пачек «Примы» ереванской фабрики. Это было очень кстати, поскольку мой запас сигарет иссяк еще накануне.

В Серахс мы попали только к вечеру. Солдат-водитель высадил нас на автобусной остановке, где сразу же выяснилось, что последний автобус на Ашхабад уже ушел. Я решил для разнообразия заночевать здесь же. Позади будки на остановке расстелили палатку и уложили спальные мешки. Побродив вокруг, я с трудом собрал среди городского мусора ровно столько сухой растительной ветоши, сколько требовалось для приготовления чая. Хотелось вписать в перечень ночевок вне дома еще одну, на этот раз совершенно абсурдную. Но номер, к сожалению, не прошел. Когда чай уже был готов и закуска разложена на газете, появился молодой туркмен. Он так долго уговаривал нас переночевать в гостях у него, что, скрепя сердце, пришлось согласиться.

Прошло пять лет. Шел год 1987, восьмой за период нашего сотрудничества с орнитологами Красноводского заповедника. Все это время мы занимались в основном изучением образа жизни чаек и крачек на островах юго-восточного Каспия (глава 7). Оставаясь под впечатлением необыкновенной природы Бадхыза, Лариса и я не раз уговаривали директора заповедника Владислава Ивановича Васильева предпринять поездку вглубь материка, чтобы он и Ира Гаузер смогли собственными глазами увидеть эти полюбившиеся нам места.

Но при этом мы преследовали и собственные научные интересы, которые к тому времени сместились во многом в сторону изучения поведения ящериц, о чем я подробно расскажу в главе 10. В конце марта 1987 г. мы провели около недели на кордоне заповедника в урочище Уфра, в 11 километрах от Красноводска [162]. Забегая вперед, скажу, что двумя годами раньше мы выпустили здесь 50 индивидуально помеченных кавказских агам и изучали эту искусственно сформированную популяцию на протяжении 12 лет. А в Бадхызе обитает близкий вид – агама хорасанская, поведение которой мы намеревались сравнить с тем, что нам уже было известно в отношении кавказских агам.

На очереди в этом году была поездка на остров Огурчинский, целью которой были поиски очередной колонии черноголовых хохотунов. Там мы провели около двух недель и 14 апреля вернулись в Красноводск. Вот теперь-то и настало, наконец, долгожданное время посетить Бадхыз еще раз, обследовав попутно несколько интересовавших меня мест на маршруте протяженностью около 750 километров от крайней западной точки Туркмении до ее юго-восточных рубежей.

В состав экспедиционного отряда, который 15 апреля отправился в путь на двух автомобилях (ГАЗ-66 и микроавтобус УАЗ) входили семь человек: два водителя, Таган и Гумы, Васильев, Ира, Лариса, я и Василий Грабовский, ставший тремя годами раньше сотрудником нашей лаборатории. По дороге я снова оказался в долине реки Сикизяб, откуда 22 года тому назад началось изучение орнитофауны Средней Азии (глава 2). Двое суток провели в окрестностях города Теджен, где мы с Васей сосредоточились на записи голосов местной бухарской синицы. Эти пернатые представляют особый интерес для орнитологов, поскольку на границе их ареала с областью распространения обычнейшей нашей большой синицы наблюдается регулярная гибридизация между этими двумя видами.

В Бадхызе мы провели несколько дней в урочище Керлек, куда из-за отсутствия транспорта мне ни разу не удавалось попасть в три предыдущие поездки в этот заповедник. Сейчас это место особенно интересовало нас, поскольку именно здесь, как нам сообщили туркменские герпетологи, было царство хорасанских агам. Но об этом речь пойдет далее, в главе 10.

Все те трудности, которые до этого преследовали нас при переездах из Москвы в Бадхыз, совершенно неожиданным и, буквально, сказочным образом оказались преодоленными при моем пятом и последнем посещении юго-восточной Туркмении, в 1990 г. Палочка-выручалочка появилась, когда мы узнали, что в заповеднике развернута обширная работа по изучению его ландшафтов и составлению спутниковых карт. Ей руководил Андрей Евгеньевич Субботин, сотрудник нашего института (и мой хороший сосед по дому на улице Академика Анохина, 38). Его полевой отряд прекрасно финансировался Академией наук – до такой степени, что они могли позволить себе аренду маленького самолета. Андрей пообещал встретить нас с Ларисой на аэродроме в Ашхабаде. Утром в 10 часов мы погрузились в самолет в Домодедово, через три с половиной часа прилетели в Ашхабад, оттуда в Мары, и, не выходя с летного поля, пересели в самолетик, который приземлился в Бадхызе, прямо в лагере Андрея на кордоне Кызылджар. Выходя из самолета, мы с удивлением увидели стоявшую около дома легендарную машину марки «лендровер». Неужели, мелькнула мысль, наша АН СССР раскошелилась на приобретение этой мечты каждого полевого зоолога? Объяснение оказалось гораздо более прозаичным. На автомобиле буквально только что прибыла в заповедник киноэкспедиция BBC . Представляясь англичанам, Андрей объяснял, что его фамилия происходит от русского слова суббота – saturday , если так будет понятнее.