Ольга Суркова - Тарковский и я. Дневник пионерки

Между премьерой «Годунова» и выступлением Андрея в соборе Сан-Джеймс я была с ними в Лондоне еще раз, когда Андрей выступал в Ривер-Сайт студии, таком некоммерческом местечке, где собирались любители подлинного искусства и игрались плохо оплачиваемые некоммерческие спектакли.

Я мало что помню теперь из этой второй поездки, кроме того, что англичане очень удивлялись, чем, собственно, так привлекает Тарковского Шекспир? Так что еще раз пришлось убедиться, что все-таки нет пророков в своем отечестве, за ними направляются в дальние страны. А Шекспир… Это для англичан, наверное, такая надоевшая школьно-хрестоматийная жвачка…

Но вообще именно в Лондоне Андрей был окружен замечательными и значительными, по-настоящему духовными людьми, приближенными к митрополиту Антонию Сурож-скому. Одной из таких дам была прекрасная переводчица, работавшая с Андреем в Англии…

Что касается моей последней поездки с Тарковскими в Лондон, к сожалению, она снова ознаменовалась несколькими болезненными обстоятельствами, увы, врезавшимися в память…

Так случилось, что вместе с Тарковскими я была приглашена в гости к Ирине фон Шлипе. До этого еще в Италии я слышала о ней много хорошего и в частности я знала, что она пересылала Тарковскому объемные бандероли с западными изданиями русских книг религиозного, философского характера и то, что называлось «диссидентской» литературой. Лариса радостно сообщила мне, что Ирина и ее муж очень гостеприимны, а, кроме того, у них свободно можно взять бесплатно сколько угодно литературы, которая в магазинах всегда была очень дорогой.

Мы прифрантились, уселись в такси и покатили к дому фон Шлипе. Нас встретили действительно милейшие люди и прежде, чем мы были приглашены к столу, нас направили в большую библиотеку, заставленную книжными полками, выдав целлофановые сумки. «Ищите, что вам надо, — сказала Ирина, — и набивайте свои сумки. От нас обычно много уносят. Так что вы не стесняйтесь». Я жалобно пропищала: «Ира, ну мне-то обратно лететь на самолете — так что слишком много, увы, я от вас не утащу, хоть и жалко»…

И мы с Андреем углубились в изучение всего роскошества, имевшегося на полках, где многие книги стояли в нескольких экземплярах. Я отбирала что-то особенно меня интересовавшее и, взяв какую-то книгу, положила ее в сумку. Андрей потянулся туда же, но второго экземпляра не было. Он сразу же очень раздраженно посмотрел на меня, а я естественно полезла в сумку, успокаивая Андрея: «Ради Бога, ну что вы, Андрей? Если у Ирины нет другого экземпляра, то, конечно, ваша рука первая. Конечно, возьмите ее».

Ирина засуетилась, сказав, что она посмотрит в другом месте, но это был последний экземпляр, который Андрей тут же, не задумываясь, не извинившись и не поблагодарив меня, как само собою разумеющееся переложил в свою сумку. Я почувствовала себя неуютно. Не из-за книжки, конечно…

Потом, когда нас пригласили за стол, неловкость ситуации несколько рассеялась, благодаря вкусной еде, добросердечию хозяев и их рассказам о своем прошлом. Но, когда мы возвращались домой в такси, Андрей вдруг начал меня отчитывать холодным, резким и недовольным тоном за полученные им от Бертончини переработанные мною куски текста: «Все это очень плохо и я недоволен твоей работой. Что это такое? Ты халтуришь и просто издеваешься, убирая свой текст. Меня это совершенно не устраивает».

Он не разговаривал со мной, не спрашивал, не давал советов, не высказывал конкретных замечаний, а просто отвергал текст книги в мерзком тоне.

Когда мы, наконец, подъехали к дому Браунов, то я не выдержала и впервые ответила ему также холодно и резко: «Андрей, это книга, которую вы читали прежде несколько раз.

Вы ее сами уже правили и готовы были издавать ее в Москве. Раньше вы ничего такого не говорили и не пытались ничего менять по существу, что меня огорчало. Но, в конце концов, если вам вдруг все так не понравилось, то меняйте. А если она вам не нравится совсем, то ищите себе другого соавтора. А у меня в результате нашей работы другой книжки нет. С тем, что вы мне предлагали, я постаралась сделать, что могла. В конце концов, это ваша книга, и вы можете сами приложить хоть немного больше усилий. Кстати, я до сих пор не могу даже добиться, чтобы Бертончини включила меня в контракт». Да. Меня всю колотило, и я была не на шутку обижена…

Когда мы вошли в дом, то Андрей резко взлетел по лестнице наверх. А Лариса бросилась ко мне с уговорами, понося Андрея последними словами, когда я повторяла ей «скажи, пусть ищет себе другого соавтора». Потом она поднялась к нему в комнату и скоро вернулась со словами: «Ой, ну что за человек! И какой злобный! Ты знаешь, что он мне сказал? — „Это что же, Лариса, мы такси оплатили, чтобы Ольга могла себе книжек набрать бесплатно?“

„Что-о-о?“ — завопила я.

„Ну, я же говорю тебе, что у него звездная болезнь. Видишь опять, что он вытворяет и каково мне живется?.. Да, ладно тебе-то, хватит… Хоть меня пожалей. Поверь, что он тебя очень ценит… Успокойся да и работай“…»

Но на этот раз мне было слишком обидно. Андрей никогда не был со мной нежен или особенно предупредителен. Об этом я и не мечтала. А потому тем более запомнила, как в Москве, сидя за столом у моих родителей, он единственный раз сказал не мне, а моему отцу, хитро прищурившись: «Ев-гень Данилыч, а Ольга-то молодец. Она удивительно меня понимает». А теперь, когда я была уже матерью двоих детей, со мной не советовались и не разговаривали, а отчитывали, как школьницу… Тем более, что я всегда считала книгу сырой, а Андрей был ею доволен в Москве и на эту книгу заключал договоры в издательствах. Но, в конце концов, это не моя книга. И почему бы ему всерьез не поработать над текстом самому тоже, когда мы уже близки к финишу. Я все-таки годы собирала, записывала и систематизировала все, что он говорил мне или при мне. И за эту работу, в конце концов, я получаю свои 50 %…

С этими мыслями я укладывалась спать, мечтая оказаться дома. Но утром неожиданно для меня Андрей проснулся милым, доброжелательным и приятным во всех отношениях, точно вчера не произошло ничего экстраординарного… Чудеса… Мы ворковали втроем, обсуждая все те же проблемы их будущего на Западе и воссоединения их семьи… А на второй день вечером Андрею стало плохо…

Мы опять куда-то ходили, а когда вернулись, Лариса спустилась вниз из их комнатки и раздраженно сказала, что Андрей жалуется на боли в сердце. В моем присутствии это было впервые.

«Лара, а что с ним? — испуганно поинтересовалась я. — Может быть, надо вызывать неотложку?»

«Какую неотложку? — еще более раздраженно отвечала она. — Да нет у него ничего. Только притворяется, чтобы внимание привлечь».