Александр Донских - Яблоневый сад [litres]

Мои хорошие знакомые года два или три назад предложили мне почитать произведения Афанасия Никитовича Антипина (1922–1980) – иркутянина, талантливого педагога, сегодня забытого. Я говорил, что обязательно прочитаю, но не читал. И за книги Афанасия Никитовича, может быть, и не взялся бы никогда, если бы не его юбилей. Думаю, дай-ка почитаю. Прочитал. И всё – я его люблю. Хотите – верьте, хотите – нет. И что любопытно: ничего особенного в его прозе я не нашёл, многое очень даже знакомо: простой, человеческий язык, простые, жизненные ситуации и нравственные поиски героев. Да, его проза обычна, отражение того, что кем-то в русской литературе уже создано. Но вы когда-нибудь видели отражение неба и солнца в чистом пруду или озере, не вздрагивающем ни одной жилкой? Не буду описывать, вы сами прекрасно знаете: это не менее захватывающая картина, чем небо и солнце вживе, только она узко, тесно обрамлена берегами. Таким же прекрасным отражением лучших образцов русской литературы – Льва Толстого, Чехова, Бунина, Горького, Пришвина, Гайдара – видятся мне повести и рассказы прозаика Афанасия Антипина.

Их первое и главное достоинство – нежная, светлая нравственность. Иногда сталкиваешься в художественных произведениях с нравственной энергией иного склада и заряда – тяжёлой, воинственной, требовательной, непонятной, тёмной – и часом задумываешься: а что же в этом нравственного такого? У Антипина проза напитана именно нежной, ласковой, доходчивой – как всё доброе – нравственностью дня и света. Она неназойливо, тихо, почти шёпотом говорит тебе: пожалуйста, стань лучше, человек, хотя бы чуть-чуть. И Афанасий Антипин несложными, понятными и взрослому, и малышу, ходами показывает, как же можно стать лучше, чище, честнее. Почитайте его повесть «Первый увал» (1973), и вы обязательно хотя бы немножко, но преобразитесь: станете, быть может, сговорчивее со своими близкими, вас потянет к уютной, ладной семейной жизни. Вам, быть может, захочется побыть рядом с мудрой, но несколько ворчливой бабушкой Стёпки Королёва; с его деловым, вечно занятым, но спокойно-рассудительным отцом – надёжным мужиком сибирской глубинки; с его хлопотливой матерью, о которой вразумительно ничего не можешь сказать, но отчётливо понимаешь – славная она; с его маленькой сестрой Маняшкой, которая беспрестанно сердит своего неугомонного брата, но которую он всё одно любит, – и мы её любим. Все они хорошие люди. Они сложились в семью, спаялись в неё, хотя все такие разные. В них редко побеждает раздражение друг к другу, с ними и в них всегда нежность. Посмотрите, как она с ними живёт, как она воспитывает их, ведёт друг к другу: Стёпка однажды долго пробыл на рыбалке, поймал большого окуня, дома его уже давненько поджидали, готовились устроить ему основательную головомойку за то, что неизвестно где пропадал. И вот он заходит домой с матёрым окунем .

«… Человек, который закармливает семью свежей рыбой, заслуживает того, чтобы за ним иногда и поухаживали. Мать расчистила угол стола от ещё не убранной после обеда посуды, насухо вытерла клеёнку, поставила еду, даже стул пододвинула, словно я гость какой, и пригласила:

– Садись, рыбак, промялся небось.

– Утром-то ведь чуть хватнул да и умёлся, почитай, голодный, – в тон матери сочувственно сказала бабушка.

На другом конце стола лежал мой окунь. Отец с Маняшкой любовались им и вполголоса переговаривались:

– Большущий? Да, папа?

– Да, – вполне серьёзно признавал отец.

– Другие мальчишки только гольянов ловят, а наш Стёпка ловконько: раз – и окунища вон какого здоровенного поймал. Да, папа?

– Да, – признавал отец и это.

Маняша, считавшая своей обязанностью всеми мерами помогать взрослым и воспитывать меня – не замечать моих достоинств и не оставлять без внимания даже малейшего промаха, – тут на какой-то миг забылась и подарила мне взгляд, в котором я прочёл сияние гордости: её брат в рыбацких делах оказался на голову выше всех подъяровских мальчишек.

Я деловито заскребал остатки картошки на сковороде, стараясь показать, что все эти почести не кружат мне голову… »

Помнишь эту картинку и думаешь о ней. Хотя – о чём, казалось бы, особо-то размышлять и что помнить? Всё так просто, чисто и ясно, как воздух. Но – как без воздуха?

В первой книжке Афанасия Антипина «Разговор о детях» (1964) много историй, все они о детях, о воспитании. Они нас волнуют. Невозможно, к примеру, не сопереживать – а значит, становиться хотя бы на капельку лучше – тому, как Юра, пятиклассник, совершил в походе скверный поступок и по существующему в отряде суровому закону его следовало за это отправить домой. Юра стал горячо просить, чтобы его оставили в отряде, обещая хорошим поведением искупить свою вину. Ребята заколебались и уже, видимо, готовы были смягчиться и пойти на уступки, как вдруг случилось нечто совершенно невероятное. Юра опустился на колени и, молитвенно сложив руки, начал слёзно причитать и просить:

« – Ну, ребята, простите, пожалуйста… Я никогда в жизни не буду больше так. Вот честное благородное…

Ребята почти с испугом смотрели на Юру. Перед ними никто никогда не вставал на колени. А Юра всё хныкал и жалобно твердил:

– Ну, простите, ну, пожалуйста…

Учительница возмутилась:

– Встань сейчас же!

Юра поднялся, лицо его сразу стало спокойным, а глаза сухими и холодными. Он не спеша надел свой рюкзак, стряхнул с брюк мусор и деловито осведомился:

– А где мои деньги, которые я давал на поход?

Теперь это был совсем другой Юра. Теперь он не зависел от товарищей, а они от него, потому что у них были его, Юрины, деньги… Теперь он не просил, а требовал… »

Что бы мы ни думали об этом, но такой сюжет остаётся в голове и волнует. В прозе Афанасия Антипина вообще многое что волнует – это её второе важное достоинство. Волнует то, как трудно маленький, подрастающий человек складывается в личность, развивается, сколько в человеческом становлении, вхождении в мир неожиданного, отчаянного, порой даже гибельного, сколько ошибок, непонятного и тайного. Почему, как и зачем, например, появляются такие люди, как Юра? Автор переживает за него, и мы переживаем. « Вот он, Юра, успевающий средний ученик , – пишет Афанасий Антипин, – обыкновенный мальчишка, у которого нет ещё никакого характера. Каким он будет человеком, если он сейчас хорошо умеет пустить слезу, где это выгодно, улыбнуться, чтобы казаться удобным, угодить тому, кто посильнее, и даже встать на колени?

У учащихся бывают, например, серьёзные пробелы в математике, в русском языке. Они постоянный предмет забот, волнений учителей и родителей. Но куда опаснее и тревожнее вот тот пробел, который есть в Юриной душе ».