Вениамин Додин - Повести, рассказы, публицистика

Мой 56–й Московский этап привёз меня ярким солнечным днём в самый канун православной пасхи. После голодных дней и ночей этапа (о котором подробно в романе ПЛОЩАДЬ РАЗГУЛЯЙ) нас на Безымянке отвели в роскошную баню, сытно накормили. И погнали к одному из множества путей разгружать платформы с кирпичом. Рядом совсем, мимо нас, — с Востока на Запад, — на огромной скорости, — пролетали по Транссибу нескончаемые эшелоны под брезентами и часовыми на тормозных площадках. Конца им не было. Не было, правда, и поездов пассажирских… Вдруг воинский эшелон, с орудиями тоже под брезентами остановился. В тут же, — вопреки воплям нашего конвоя, — завязался разговор с артиллеристами. Ни забора ни простой сетки меж нами не было — было только междупутье…

На вопрос с эшелона ответили:

— Зэки, — кто ещё–то?

На наш вопрос: куда торопитесь? И чего–йто сколько Вас — сплошь эшелоны, эшелоны…Летите куда? —

— НА ФРОНТ! Ещё–то куда?… НА ВОЙНУ ЛЕТИМ…

Было это недели за три до 22 июня 1941 года…

До съёма, до конца нашего рабочего дня таких затормозивших и остановившихся воинских эшелонов было много. Точно таких же ответов ещё больше… Споров о том кто начал войну тогда не возникало: ВСЕ В ЭШЕЛОНАХ ПОНИМАЛИ ВСЁ И ОТВЕТ ЗНАЛИ. ОН — ОТВЕТ — ПОКОИЛСЯ ПОД БРЕЗЕНТАМИ НА ПЛАТФОРМАХ… Это потом. Погодя пол–века, историки спор затеят: — ХТО? Бля? А тогда, — за пару недель до 22 июня 1941 года, — миллионы солдат, стоящих НА ЗАПАД ЛЕТЕВШИХ обрезентованных платформах или спустя ноги сидевших на досках у отодвинутых створов краснух давно всё знали. И миллионы собеседников их по случайным задержкам в пути знали тоже…

Со знанием ТАКОЙ новости, — усталые, счастливые, — приплелись мы в зону. Отужинав сытно (перед войной у нас во всяком случае, на Безымянке, кормили сытно) легли отдохнуть…

Где–то часу в десятом, проснулся — поражен был только что приснившимися — один за другим — снами. ТРЕМЯ!

Так как весьма точно — точней некуда — были они воспроизведены в пронумерованных, подписанных и вшитых следаками и прочей сволочью листах моего уголовного дела, потом дела судного, по коему был я 1 декабря 1941 года приговорен к расстрелу, потом на страницах мировых СМИ, и признанных ВЕЩИМИ — расскажу о них.

Сон 1.

Я у начала лесной аллеи в Сокольниках. Справа и слева стеной сосновый лес. Впереди — в ярком небе — несущиеся на меня со стороны шоссе Энтузиастов стаи огромных (ажурных почему–то) птиц… Мгновения — понимаю, вижу — птицы (ГРИФЫ) превращаются в эскадрильи несущиеся надо мной самолётов…

Сон 2.

… Какая–то ажурная садовая беседка… у входа — огромная авиационная бомба с оперением. И лошадь, опершись на неё передней ногой, катает её как скалку — вперёд — назад…вперёд — назад…

Сон 3.

… Со своей женой Ниной (познакомлюсь с которой 13 лет спустя в Енисейской тайге и тогда же женюсь на ней) и со своим американским братом Милтоном Хенкен едем к нему домой в открытой машине в посёлочек Needham, Mass. Поздний вечер после грозы. С автострады дорога поднимается через сосновый лес крутой спиралью направо вверх… Через несколько минут открывается двух этажный дом… Что такое? Во сне, с абсолютной точностью, в мельчайших подробностях та же картина, только яркий луч вечерней зари сквозь разорванные грозовые тучи освещает пейзаж…

Где же ЛУЧ? Восклицает Нина, слышавшая СОН от меня сотни раз…

В тот же миг… Прожекторной мощности солнечный луч пробивает тучи над домом и ярко его освещает!…И перед домом встречают нас знакомые РОДНЫЕ лица…которых никогда не видел…

Июнь 1941 года — 2 ноября 1977 года…США.

О сне 1. Парой неделями позже германские самолёты атаковали западные города СССР.

О сне 2. Тогда же, — сразу после 22 июня, (26 июня) — меня заметут. Предъявят в качестве контрреволюционной деятельности содержание моих снов (Под видом сна распространял антисоветскую агитацию), квалифицируют их п. 10 статьи 58; а в связи с тем что преступление осуществлено В ВОЕННОЕ ВРЕМЯ — с уточнением: части 2–й п.10.

1 декабря в штабе лагпункта 1082 состоялась выездная сессия Куйбышевского областного суда. На ней к моему уголовному делу она присоединила дела ещё трёх евреев:

Фридмана Наума Моисеевича из Смоленска, рабочего–кузнеца, осуждённого там же по ст. 58 п 10 к 10 годам лишения свободы;

Шкляша из Хжанува, Польша, курсанта Качинского авиационного училища, осуждённого там же по ст. 58 – 10 к 10 годам лишения свободы;

Фербера из Бенжина, Польша, курсанта Качинского авиационного училища, осужденного там же по ст. 58 – 10 к 10 годам лишения свободы.

В связи с тем что теперь осуждалась ГРУППА преступников, судили нас ещё и по п. 11 ст. 58

Приговор: РАССТРЕЛЯТЬ.

7 декабря всех 4–х вытащили из камеры смертников Центрального следственного изолятора. Забили рты резиновыми грушами. Связали руки и ноги проволокой. Покидали в кузов машины. Привезли на овощную базу Зубчаниновки где в овощехранилищах шла ликвидация.

Расстреляли сперва Фридмана. Потом Шкляша. Потом Фербера. Затащили в подвал меня. Поставили на ноги.

Старший команды ликвидаторов — огромного роста пожилой человек с маузером в левой руке (правой у него не было) — внимательно на меня смотрел:

— Детей УЖЕ привозите?

Опустился на одно колено. Раскрутил проволоку на моих ногах. Раскрутил проволоку на руках. Согнувшись чуть не пополам, УПЁРСЯ ЛБОМ В МОЙ ЛОБ, ВЫДЕРНУЛ ГРУШУ….

Тут я упал. Он снова поставил меня на ноги. Схватил за спину как волк барана… Приподнял. Отнёс к ступеням в овощехранилище. Подкинул вверх, к открытой входной двери, крикнув дважды: ИДИ, ПАЦАН! ЖИВИ!

Мороз был очень крепким. Я захлебнулся ледяным воздухом…

Очнулся захлебнувшись молоком. Бутылка с ним стояла на столике. Пробка свёрнутая из газеты лежала рядом.

Ничего не помню больше…

Неделю–две валялся в кордегардии подвала. Комендантская команда сплошь колхозники–пенсионеры. Поили домашним молоком. Кормили, — помню, — . Картошкой. Хлебом. Кто–то как–то спросил: Веруешь в Спасителя? Ответил, не знаю.

— Он сказал: молись ГАЛУШКЕ…

ГАЛУШКА долго не заходил. Но принесли газету КОМСОМОЛЕЦ КАРЕЛИИ. Прочли статью из неё. Галушка начальник погранзаставы. Держал финнов…Сам прочесть не мог.

Однажды Галушка принёс тулуп. Пимы. Шапку. Собрал меня. Повёл куда–то. Шли час. Через вахту провёл в зону. Отвёл в барак. К Грише Куранову. У Куранова жил месяц. Отъелся. Отошел. К нему пришла Начальник Медсанслужбы лагеря Волынская, Ида Исааковна. Она знала маму…

Ида Исааковна забрала меня в больницу. Куранов устроил возвращение (прописку) в бригаду Синёва.

А мерещилось всё то же: исчезло время… ВРЕМЯ ИСЧЕЗАЕТ КУДА ТО… Массы со мною вновь прибывших зэков столь велики, что никогда иссякнуть не могут.