Вениамин Додин - Повести, рассказы, публицистика

Но ведь никаким «международным» трибунал этот не был. В нем заседали только победители! А был он судилищем, исключавшим всякую и любую ответственность их самих за преступления, вину за которые они предъявили побежденным. Не зря же генеральный прокурор США Роберт Джексон на одном из июльских заседаний 1945 года бросил: «Этот трибунал является продолжением военных усилий союзных наций» (!). Вот тебе и ответ. А ведь он однозначно исключал любую апелляцию к первопричинам! Британский историк Ирвинг пишет: «Уважаемые юристы во всем мире стыдились нюрнбергской процедуры… Судья Роберт Джексон, американский председатель со стороны обвинения, испытывал те же чувства… Вскоре после того, как Трумэн поручил Джексону руководить американскими судьями в Нюрнберге, стало известно об американских планах атомных бомбардировок. Это плохо вязалось с задачей, порученной Джексону: преследовать других за такие же действия…» Про сталинские «художества» говорить нечего.

Но я — о провокаторах и мерзавцах, тоже избежавших Нюрнбергского суда.

Об этой публике я не просто наслышан: на моей «заветной» полке в одном из моих книжных шкафов подобралась солидная компания авторов и их героев по этой части… И никаким доброхотам их теперь не отмыть!

Среди них — народ солидный: Черчилль, например; авторы второстепенные: Клифтон Фадиман с подголосками; провокаторы попроще, но тоже, и с удовольствием, подкинувшие дровишек в костер Второй мировой войны. И, объективно, в Большой Погром еврейства Европы.

Так, 16 мая 1940 года Черчилль доверительно нашептал Полю Рейно: «Мы уморим Германию голодом, мы разрушим ее города, мы сожжем ее урожаи и ее леса». Июль 1944 года. Черчилль — генералу Имею, своему начальству Генерального штаба: «Я хотел бы, чтобы вы самым серьезным образом поразмыслили над вопросом об удушающих газах…

Бессмысленно принимать во внимание в этом деле мораль, в то время как весь мир применял их во время прошлой войны, и никаких протестов со стороны моралистов или церкви не было. С другой стороны, в эту эпоху бомбежка открытых городов считалась запрещенной; сегодня весь мир практикует ее как само собой разумеющуюся вещь. Речь идет просто о моде, сравнимой с эволюцией длины юбок у женщин… Я хотел бы, чтобы вы хладнокровно изучили вопрос, во что обойдется применение удушающих газов… Не надо связывать себе руки глупыми принципами…

Мы могли бы наводнить газами города Рура и другие города Германии, так что большинству их населения требовалась бы постоянная медицинская помощь… Может пройти несколько недель или даже месяцев, прежде чем я потребую от вас наводнить Германию удушающими газами. Если мы это сделаем, то будем действовать напрямик. В ожидании этого я хотел бы, чтобы этот вопрос был хладнокровно изучен толковыми людьми, а не группой унылых псалмопевцев в униформе, каких встречаешь там и сям».

Но Черчилля не судили в Нюрнберге.

Издатель «Нью—Йоркер» Клифтон Фидиман заклинал американских писателей «…возбуждать жгучую ненависть ко всем немцам, а не только к нацистским руководителям». «Единственный способ убедить немцев — это убивать их. Но и тогда, я думаю, они не поймут». Развивая расистскую концепцию, он писал: «Нынешняя нацистская агрессия не дело кучки бандитов, а конечное выражение глубочайших инстинктов немецкого народа. Гитлер — это воплощение сил, более мощных, чем он сам. Ереси, которую он проповедует, две тысячи лет! Что это за ересь? Ни больше и ни меньше чем бунт против западной цивилизации, который начался с Арминия… Масштабы этой войны предстают тогда с наибольшей ясностью».

Но ведь абсолютно в том же вот уже две тысячи лет обвиняют и вас, евреев!

«Великий гуманист» Хемингуэй — тот и вовсе разошелся: «Единственным окончательным решением будет стерилизация их всех в хирургическом смысле!» И он не предстал перед судом. Хотя призывал к геноциду.

Ау-у! Ау, дорогие ревнители чистоты еврейской крови! И вы бы — гуманисты — всех как есть кастрировали бы. Но руки коротки. Потому пока обходитесь паллиативом этого радикального способа лишения «ваших» гоев способности размножаться — запретили им бракосочетание в вашем «самом демократическом государстве» на палестинском пляже! А нацист я, но не Жаботинский, который еще в 1934 году писал: «Наши еврейские интересы требуют окончательного уничтожения Германии».

Меж тем вслед за посылом «убивать всех немцев» этот ваш козел–провокатор, он же ваш обер–интеллектуал, по вашей же табели о рангах призвал доблестных солдат Красной Армии: «Насилуйте гордых немецких женщин! Пусть и они будут вашей законной добычей!»

И вот я выбрал страну. Прекрасную, Бен! Родину моей жены. Мы, после знакомства в Испании, несколько лет прожили в Европе. В Швейцарии.

Мое решение поселиться в Бразилии фактически предвосхитил земляк. Он опекал нас с отцом еще с Далема, с 1939 года. Окруженный русскими Берлин оставили мы вместе. Вместе добрались до Швейцарии. Там расстались, договорившись, что не потеряемся. Он вынужден был скрываться. И только шестью годами позже он нашел меня в Лозанне, где мы с женой лепились к родным могилам…

После Италии он с подругой навестил нас и в Ресифа. Гостил с месяц на ранчо. Поездил с тестем по провинции — приглядывал с ним, где бы купить землю. Под Порту—Эсперансо приобрел небольшое поместье. И прожил в нем до сердечного приступа — как раз за четыре года до этой нашей с тобой встречи. А тогда часто к нам наезжал. Гостил подолгу…

Вспомнил о нем потому, что известно, с какой настойчивостью, даже помпой, его искали после войны. Очень надеялись найти. Даже «уже вот–вот» находили.

Но отловили никому не известного Эйхмана — мелкого чиновника, раздули его в «главного жидодава» рейха, чуть ли не в начальника Гитлера по еврейскому вопросу. И списали на него все грехи истинных специалистов «по евреям», да еще утерлись решением немцев считать срок давности за убийства тех лет пятнадцатью годами. И хорошо, если только утерлись. Боюсь, что не утерлись, а продали память об уничтоженных и само возмездие за те же «зеленые»…

А его искали. Только напрасно! Был он профессиональным сыщиком — асом сыска! Где им было ловить его, наперед знавшего каждый их ход? Мы лишь почитывали или по телеку поглядывали — иногда с ним вместе — небылицы о его «перемещениях» по свету с перевоплощениями и измысливаемыми «подробностями». Незадолго до его кончины смотрели даже ваш шпионский сериал, в котором его сыграл обаятельнейший актер! Только перед экраном сидел не симпатяга сыщик, каким показали его русские, а скотовод–профессионал. опять же прирожденный — от Бога, — потомственный скотовод. По виду. По ухватке. Каким был на самом деле — с крестьянского своего детства. Я сам, и не раз, наблюдал, как вынюхивающие его ищейки — из Европы и наши — ни на миг не задерживали взгляда на его худом, красном от загара и ветра лице… бразильского крестьянина, ничем не отличавшемся от физиономии баварского крестьянина, и удалялись восвояси в палестины более цивилизованные — искать под фонарем.