Вениамин Додин - Повести, рассказы, публицистика

… Вот оно что! Вот почему генеральный… иезуит СССР шагает–вышагивает этаким котом–котофеичем по просторному своему логову! Ему, видите ли, уже известно о побеге из моего Озерлага. Давно ли известно? Мне — недавно совсем — в августе 1954, за несколько дней до нашей с Ниночкой [6] Нина Оттовна Кринке (супруга автора) свадьбы. В те дни к Толе Клещенко [7] Анатолий Клещенко, писатель, поэт, «Украинский националист», Погиб в 1967 г. приехал из Братска его старый, ещё по Ленинграду 30–х годов друг Игорь Михельсон. Посадили его задолго до Толи. Вроде бы идти им по разным «владимиркам» ГУЛАГа, да судьба свела их в Атке, за Магаданом. И в 1948 году возвратила одним этапом на «материк», в Братск Озерлага, на нашу мостовую колонну. После освобождения в 1950 году работал он у Столяревского [8] Столяревский Лев Ильич, генерал, начальник строительства телевизионного моста через Ангару в Братске. техником. И в первый отпуск отправился к Толе в Удерейское Приангарье, где мы с Клещенко загорали в ссылке. Игорь и рассказал нам о большом побеге из Усть—Кутского изолятора, большом, не так по количеству беглецов — были побеги и посерьёзней — до полутора сотен зэков, но необычном по числу убитых вертухаев. Естественно, подробности побега и число погибших из обслуги изолятора и лагпункта начальство Озерлага держало в секрете. Естественно также, что в убитых числились зэки, но не вертухаи. Тем не менее, через несколько дней всем всё стало известно: вольным пришлось дать более или менее точную информацию: «банда» — то ушла и пока «с концами». Ищут, но всё может быть, и все должны оставаться бдительными. Михельсон [9] Михельсон Игорь Генрихович, инженер, ссыльный. рассказал и о предшествовавшем побегу восстании на «008» — й Спецколонне.

Но о восстании мы с Анатолием узнали несколькими неделями раньше. ЧП на «008» наделало шуму. Отголоски его дошли и до руководства «Спецсвязи» Красноярского края. Потом и до Аркаши Тычкина [10] Аркадий Тимофеевич Тычкин (из ссыльных Забайкальских казаков), офицер «Спецсвязи», друг автора , который нам всё пересказал. Когда он в своём рассказе проговорился об участии в восстании эстонцев, латышей и западных украинцев, я попросил его выяснить участь моих друзей по Мостовой колонне 1949–1951 годов — эстонцев Павла Нирка, Харри Тоотса и латыша Гунара Эльма. Незадолго до моего освобождения из ссылки — примерно в двадцатых числах сентября — Аркадий сообщил: по объявленному розыску ищут 24–х бежавших из Усть—Кута «бандитов». И в списке — Нирк, Тоотс, Ээльма… «Да ещё там поляки есть промеж беглецов, — добавил Тычкин. — Вот почитай сам».

И я прочёл: Козел Мирослав, Фишер Шимек — мои товарищи по Безымянке… Друзья покойного Франтишека Каунитца, члены подпольной организации чешских патриотов… Вот где и когда проявляется характер этих недюжинных людей! После откровений Франтишека все они очень ярко запечатлелись в сознании моём. Но воспринимались ирреально. Теперь, выпав из небытия далёких воспоминаний Каунитца, вновь прочтённые на крылечке моего таёжного Ишимбинского домика, они — эти чешские офицеры времён Большой войны — обрели плоть и стали близки мне до потрясения.

Несомненно, главным в этом всплеске моих эмоций было осознание необходимости тотчас по приезде в Москву включить всю «Задне—Ходовскую» когорту в мои гроссбухи Поиска. И не потому даже, что она из «туманов» далёких лет вышла на путь сопротивления сталинизму — сопротивления вооружённого и потому бескомпромиссного. Но из–за открывшихся вдруг реалий её существования, которые и могут только одни оправдать надежды всех тех, кто вот уже куда как более десяти лет ждёт известий от ушедших однажды в бой друзьях своих, своих близких — отцов и сыновей, любимых и единственных. Я очень надеялся на Москву, хорошо осознавая истинную суть понятия «Москва».

* * *

2 мая 1942 года в Задне Ходове под Марианскими Лазнями (Чехословакия), руководителями патриотического движения перед находившимися в подполье её участниками — офицерами армии и полиции — были поставлены задачи объединения с украинским освободительным движением и организаторами в СССР частей армии Владислава Андерса. Отряд Франтишека Барабаша должен был на территориях Юго—Восточной Польши, Восточной Словакии и Западной Украины встретиться с полевыми руководителями Украинской повстанческой армии (УПА).

Это организация после ликвидации ею в конце 1941 года остатков разгромленной немцами красной армии и функционеров НКВД на Украине развернула весной 1942 года боевые действия против немецких оккупантов и их институций. УПА. Бендеры к этому времени перешла уже от тактики локальных боевых действий против тех и других к организации на Украине широкого национально–освободительного движения. Группам чешских офицеров из отряда Барабаша предстояло выйти на глубоко законспирированных руководителей УПА на местах и разработать совместную с украинцами и поляками стратегию борьбы. Отряд Индржиха Жишьки должен был, перейдя германо–советский фронт, достичь районов компактного проживания польских граждан в СССР, среди которых были чехи и словаки, выйти на функционеров регистрационно–вербовочных центров Армии Андерса, наконец, предположительно, в Ашхабаде, где находился один из основных КПП, встретиться с польским офицером Мишелем Фишзоном.

Цель этого отряда — организовать чешские группы добровольцев и переправить их каналами Армии Андерса за пределы СССР для создания Чехословацкого освободительного корпуса. Уже 28 мая первая группа отряда Жишьки в составе Янека Чёрного, Йосифа Майстера, Тоника Прашека и Людвига Пискора без особых происшествий и без потерь добралась до Омска — сборного пункта всех четырёх групп отряда. Через несколько дней к ней присоединилась вторая группа — сам Инджих Жишька, Мирослав Козел, Шимек Фишер и Франтишек Каутниц, вышедшая в путь прежде группы Янека Чёрного. В ней при переходе фронта погибли братья Прохазки, Карел и Гавел. Оба они из Брно.

3 июня подошла и третья группа — Натан Мазовецкий, Йосиф Лейб и Фердинанд Земек. Эти все добрались без происшествий. Как выяснилось, никто из дошедших до Омска, как, впрочем, и те, кто планировал операцию и посылал людей в такую ответственную и сложную экспедицию, не знали сложившегося в Омске положения: Омская область после августовской 1941 года депортации на Восток советских немцев превратилась из глухой сибирской провинции в один из районов их ссылки, а сам город Омск — в центр полицейского надзора над ними.

Это обстоятельство ещё больше усугубилось в связи с эвакуацией в Омск и область военных предприятий из оставленных советами и оккупированных немцами регионов СССР.