Вениамин Додин - Повести, рассказы, публицистика

Подавлением «мятежа» командовал сам начальник Озёрного лагеря Евстигнеев. Тот, что приказывал охране лагерных пунктов отрубать руки у убитых беглецов и выставлять их на стендах перед вахтами, чтобы выгоняемые на работы заключённые видели, что их ждёт, если и они задумают бежать. Всё это видел собственными глазами и я сам на Мостовой колонне в 1949–1951гг. [11] У убитых беглецов отрубали руки, чтобы не тащить на себе их трупы для дактилоскопической идентификации. Это считалось в порядке вещей.

Трупы убитых солдатами заключённых — около четырёхсот человек — частью были сброшены в Ангару, частью зарыты в тайге у штрафного лагпункта разъезда Вихоревка (у Братска). Неизвестно, куда делись раненые — их было много больше, но по нашим поздним разысканиям ни один не был помещён в лазареты Мостоколонны и других известных нам зон. Следственная комиссия, которая начала было добираться до истины, успела установить, что все «раненые добивались, по заявлению командования лагеря, якобы… из сострадания»! Комиссия эта была тут же в январе 1959 года разогнана, а её председатель Иван Павлович Алексахин — он же руководитель комиссии ЦК КПСС по реабилитации — был от дел «освобождён».

Пуще всего палачи боялись правды о ЧП вокруг «Спецколонны» №008. Потому спешно рассовали–спрятали оставшихся в живых заключённых этого лагерного пункта по изоляторам дальних примагистральных зон. Но тех, кто по оперативным сводкам был «заводилой мятежа» — их набралось 18 человек — эстонцев, латышей и украинцев Евстигнеев приказал отогнать и поместить в штрафной изолятор того самого штрафного же лагерного пункта около Усть—Кута, где тянули лямки зэков Козел, Фишер и те «захидныки» и прибалты, которые после первых сведений о восстаниях за пределами Озёрного лагеря изолировали в немыслимо «глухом» конце огромной трассы.

Начальник лагеря собрал сюда участников и свидетелей восстания и спрятал их около Усть—Кута от мира и закона (если предположить, что «где–то» он, закон, всё же существовал), но не для расследования и поисков виновных. Все запертые в этом изоляторе заключённые были виновны уже в том, что могли свидетельствовать о преступлениях самого Евстигнеева. Они знали причины восстания — зверское, не имевшее аналогов обращение с заключёнными охраны и надзора, особенно изощрённо издевавшимися над выходцами из Прибалтики и Западной Украины. Они собственными глазами видели действия конвойников — офицеров и солдат — при подавлении восстания, когда безоружных людей живыми сжигали армейскими огнемётами, а в траншеи скидывали ещё живых, ещё кричащих о своей боли людей…

Евстигнеев задумал уничтожить этих 18 человек ещё и потому, что могло всплыть очень важное для следствия и суда — суда и следствия, руководствующихся Законом, но не «мнением начальства» — обстоятельство: с первой до последней минуты восстания участники его не только не пустили в дело захваченное ими огнестрельное оружие, они даже не ранили ни одного солдата. До безумия озлобленные своими мучителями, идущие на смерть за призрак свободы, лучше других осведомленные, что только силой могут они расчистить путь на волю, все они без исключения выполнили приказ–напутствие СОВЕСТИ ВОССТАВШИХ Херальда Танта, школьного учителя из Таллина: «Помните! среди нас нет убийц!». Они и не убили никого… Потому, несомненно, так расчётливо и жестоко убивали их и товарищей их. И теперь, здесь, около таёжного Усть—Кута на Лене попытаются убить их самих…

Я не хочу домысливать мотивов действий Мирослава Козела, Шимека Фишера, Ивана Свиденко, Леонарда Кирта и Гуннара Ээльма, последовавших через сутки по прибытии ночного этапа с обречёнными прибалтами и украинцами в изолятор их лагпункта. По всей вероятности, это был акт человеческой солидарности людей предельно честных и ответственных за своё решение, когда собственная жизнь оценивается только как субстанция спасения жизни другого человека.

Не прошло и суток, как Фишер установил: в изолятор заперли людей, которых ждёт мучительная смерть.

Замыкание сети трансформатора отключило освещение зоны — изнутри и снаружи. Вызванные на вахту электриками Ээльма, Фишер и Свиденко тотчас же обезоружили конвойных. А когда один из них попытался бежать — закололи их. Оставив на вахте Козела и Кирта, они прошли к изолятору, ворота в ограду которого были охраной его открыты по телефонному звонку Свиденко. Уничтожили охрану тюрьмы в тюрьме — трёх конвойных–надзирателей, завладев их оружием. Затем Кирт, Фишер и Ээльма в предутреннем тумане бесшумно «взяли» все вышки вокруг зоны… Вот где пригодилась выучка офицеров чешской и эстонской армий, мастерство разведчика советской армии Ивана Свиденко, имитировавшего разводящего.

…Через четверть часа после начала операции все восемнадцать смертников оказались вне зоны. С ними были Свиденко, Фишер, Козел, Ээльма, Кирт и… ещё один заключённый штрафной колонны — униатский епископ Конон Бей, семидесятилетний мученик ГУЛАГа, отсидевший до этого воистину светлого дня своей свободы 26 лет и, было забытый уже на родине… Он доживал лагерный век дневальным в бригаде электриков. Ему нельзя было не сказать ни о прибывшем этапе, где были и его земляки, западные украинцы, ни о плане их спасения…

Чудом восставший для украинцев из небытия, он был для них святым!

Старый, больной человек попросил одного: вывести его на свободу в тайгу. И там дать ему одному спокойно умереть. Мог ли кто–нибудь из этих мужественных людей отказать САМОМУ епископу Конону Бею…

Дело сделано: смертники на свободе. Цена ей — восемь трупов. Что ж. На войне, как на войне. А на войне, — в бою, — не до христианских пасторалей милейшего учителя Танта…Ибо война для них продолжалась, не ими замысленная, не ими начатая. А раз так, они и действовали теперь, как полагалось по законам войны действовать автономному преследуемому воинскому подразделению. Тому же отряду Армейской разведки. Только у неё есть тыл, куда при удаче есть надежда вернуться. Им возвращаться некуда — мосты сожжены напрочь. И будущее их с этой минуты непроглядно. Взрослые люди, они понимали, что их ожидает, если беспощадная и ВСЕГДА БЕСЖАЛОСТНАЯ СИЛА, которая через считанные часы будет поднята против них, настигнет горстку смельчаков.

Но не эти мрачные мысли доминировали, не они определяли настроение пятёрки. Фишер, Козел, Ээльма, Свиденко и Кирт понимали, как важно, — возвратив к жизни приговорённых к уничтожению руководителей и активных участников восстания, — суметь теперь ЖИВЫМИ свидетелям ещё одного преступления режима выбраться из Усть—Кутского капкана в Большой Мир. А там рассказать успеть хотя бы одной России, какую опасность для всех людей на земле продолжает нести ещё живой, ещё действующий, ещё смердящий и всё ещё убивающий всё живое сталинский труп. И с ним живые ещё, мёртвой хваткой вцепившиеся в живое тело народов его неугомонные заплечные и подручные евстигнеевы… Имя им легион…