Вениамин Додин - Повести, рассказы, публицистика

Познакомясь, и не одну ночь беседуя с Головановым, Сталин угадал в Александре Евгеньевиче замешанный на святой спокойной имперской злости талант укротителя–титана (каким был тот укротителем лошадей, мотоциклов, автомобилей и самолётов!). Угадал Мастера укрощения, крайне необходимого стране; и, в первую очередь, прибиравшему к рукам власть самому собеседнику его. Иосиф Виссарионович в поисковом анализе совместил эмоциональную головановскую ненависть к сословным и по вере (кровным) врагам с высказанными пророчески ещё в 1920 году сугубо прагматическими требованиями к подобной ключевой личности одного из организаторов борьбы против большевиков Василия Витальевича Шульгина: «Придёт Некто, кто возьмёт на себя ИХ декретность, ИХ решимость принимать на себя ответственность (…) и применять жестокость для её проведения. Он будет истинно красным по волевой силе и истинно белым по задачам, им преследуемым». Угадано то как! Как угадано!

И надо было тому случиться: чуть раньше сталинского этого совмещения доставлено было чекистом Иваном Степановичем Панкратовым и вручено чекисту Голованову Александру Евгеньевичу напоминание–наставление духовника их — Архиерея святителя Серафима (Звездинского /1883–1937/) — от 1924 года из Зырянской ссылки: «И когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели. И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка Святый и Истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу?…и сказано им, чтобы они успокоились еще на малое время, пока и сотрудники их и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число» (Откр. 6, 9–10, 11). Ничего нового для Голованова в этих вещих святых словах ДВУТЫСЯЧЕЛЕТНЕЙ давности библейского послания не было. «Но они вошли в измученную непереносимой повседневностью душу мою как входит патрон в хорошо смазанный казённик винтовки» — сказал автору годы спустя его названый брат… И прибавил — Я хочу сказать тебе следующее дело: Эти большевики обычные уголовники. Тогда они пришли во власть. И власть их — банда с иерархической подчинённостью. У неё по сейчас свои партийные деньги — «общак» из фондов, награбленных у народа. У всех никем по сегодня не отменённые клички как у блатарей. По сей день вожди — «авторитеты» (как года с 1929–го у блатарей) — «воры в законе»). И существуют «авторитеты» по сегодняшний день так же за счёт «шестёрок» — за счёт народа. И так же, как членам преступного мира, им по сей день невозможно слинять из банды — «завязать»!…

Но что особенного?.. Как то, покопавшись на книжных полках у Виссарионыча в «Ближней» даче, наткнулся на тогда ещё неизвестного(!) мне Бунина. Такой книжицы Ивана Алексеича — любимого, признаюсь — в руках не держал. Полистал…

Господи — подумал! Мне бы её несколькими годами прежде (он только в 1953–м умер!) — махнул бы в Америку не рассуждая — поклониться ему!…Так что ж этот русский человек писал в 1924–м: «Что мог сделать Пугачёв? Вот планетарный скот — другое дело. Выродок, нравственный идиот от рождения, Ленин явил миру как раз в самый разгар своей деятельности нечто чудовищное, потрясающее: он разорил величайшую страну в мире и убил несколько миллионов человек — и всё–таки мир уже настолько сошел с ума, что среди бела дня спорят: благодетель он человечества или нет?»

А я, Венечка, если не с самим разорением, то с разорителями, — не споря ни с кем, — покончить успел. И засраному ими российскому хотя бы «миру» окончательно сойти с ума не позволил. Всё ж таки, кроме этого великого русского литератора, сумасшествием тем не тронутого, был у меня в виртуальных, за то в самых верных и мудрых советниках да–а–альний родич по маминой линии — Георгий Александрович Соломон (Исецкий), тоже русский потомственный дворянин. Только в политическом дерьме, — правда, меньшевистском, — уже до октября 1917 года потоптавшийся вдосталь. Участвуя в группе «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» он бесстрашной охранительницею Российской государственности Серебряковой в марте(?) 1901 передан был полиции. Арестован. И проходил по одному делу с сестрой Ленина Марией Ильиничной Ульяновой. Муж которой, Марк Тимофеевич Елизаров, врач, был его закадычным другом. Во время Февральской революции Соломон уехал по личным делам в Стокгольм. Да там и оставался до начала декабря 1917, когда съездил в Россию узнать что же, в самом дела у нас там случилось. Повидался с совершенно сбитым с панталыку Елизаровым и с ещё одним старым приятелем — Красиным Львом Борисовичем. (Оба виднейшие деятели захватившей власть партии и большевистского правительства). «Уже сообразившими, что с Россией произошло нечто чудовищное. Что они сами оказались активнейшими участниками непредвиденной ими дичайшей аферы. И оба, — оценивая себя как практических государственных деятелей, принимая во внимания свои шаги, свои идеи, учитывая этот новый курс, ставку на социализм, на мировую революцию, в жертву которой должны были быть, по плану Ленина, принесены все национальные русские интересы, — они в будущем не предвидели не только, чтобы сами и люди их школы могли дать России что нибудь положительное. Но они отдавали себе ясный отчёт в том, что на Россию, на народ, на демократию Ленин и иже с ним (и они сами!) смотрят как на экспериментальных кроликов, обреченных вплоть до вивисекции или как на какую то пробирку, в которой они проделывают социальный опыт, не дорожа её содержимым и имея в виду, хотя бы даже и изломав ее вдребезги, повторить этот же эксперимент в мировом масштабе. Они ясно понимали, что Россия и её народ — всё это в глазах большевиков–узурпаторов только определённая база, на которой могут они держаться и, эксплуатируя и истощая которую, получают средства для попыток организации мировой революции. И при том не люди эти, эти захватчики, Бог знает из каких щелей повылезшие, в горячечном бреде породившего их «учения» строят они свои фантастико–каннибальские эксперименты не считаясь с живыми людьми, с их страданиями, принося их в жертву своим утопиям…Отчётливо понимая, что перед Россиею и её народом, перед всей русской жизнью стоит нечто фатальное, — его не минуешь, — море крови, войны, несчастья, страдания…Осознавая, что «сумасшествие», охватившее всех этих экспериментаторов, есть явление, с которым следует бороться всеми мерами, не щадя ничего»… Когда же Георгий Александрович встретился с Лениным и попытался обратить его внимание на трагическую судьбу родины, он понял: произошло непоправимое, катастрофа произошла! Вождь мирового пролетариата, — некогда тоже приятель, — бросил бывшему другу: «…Отныне Россия будет первым государством с осуществлённым в ней социалистическим строем…А!…Вы пожимаете плечами! Ну, так вот, удивляйтесь ещё больше! Дело не в России, на неё, господа хорошие, мне наплевать, — это только этап, через который мы проходим к мировой революции!…»