Сергей Буркин - Что случилось с Россией

XXVIII партсъезд был созван значительно раньше обычного срока - Горбачев и его команда поспешили отзаседать, пока еще не поздно, пока не раскололись, по примеру прибалтов, все национальные компартии. Чтобы предотвратить раскол национальных компартий или - чего доброго - выход их целиком из КПСС, придумали «приманку»: всех руководителей республиканских компартий ввести в Политбюро. Кое-кого из национальных руководителей выход на всесоюзную (а тем самым - на мировую) арену, может быть, осчастливил; а что дала эта мера народам национальных республик?

В связи с неоднократным переносом открытия XXVIII партсъезда на более ранние сроки (что диктовалось все более вызывающим поведением республик), многие намечавшиеся решения остались неподготовленными. В отчетном докладе Горбачева то и дело проскальзывали извиняющиеся нотки: «... правительство перерабатывает сейчас свои предложения...» (о реформе ценообразования), «сейчас правительство готовит предложения...» (о земельной реформе), «предлагаю... поставить этот вопрос...» (о помощи селу), «есть острая необходимость принятия решительных мер...» (кто же должен был их принимать, если не сам докладчик?) и т.д. Впервые - в связи с «отделением партии от государства» - съезд не стал рассматривать и утверждать очередной пятилетний «план развития народного хозяйства и культуры» (жить по которому стране не пришлось, но никто же не мог знать это заранее...). Впрочем, есть данные, что проект плана к съезду был просто абсолютно не готов.

Не была готова к съезду и новая программа партии. Программа, принятая предыдущим, XXVII Съездом, доперестроечная по своему характеру, хваставшаяся достижениями «развитого социализма», устарела в течение первого же года из пяти межсъездовских лет; это никого не беспокоило. Но уж съезду-то полагалось новую программу партии принять; следовало зафиксировать и закрепить те немногие и недостаточные перемены, которых все же добился народ за годы Перестройки. Но эти-то перемены, осуществленные и вытекающие из них перемены предстоящие, как раз и не устраивали партаппаратчиков, по-прежнему крепко державших в своих руках все партийные органы.

«Аппаратчики» заволокитили и сорвали подготовку к съезду новой партийной программы; горбачевской «команде», раздираемой противоречиями между реформаторами и демократами, такая задача была не по силам. В результате, вместо программы, Горбачев вынужден был выдать съезду на утверждение «эрзац»: «Программное заявление» съезда «К гуманному демократическому социализму».

В «Программном заявлении» были скороговоркой, без малейших разъяснений, просто перечислены всевозможнейшие мероприятия, причем только всесоюзные - ни одной региональной проблемы не упоминалось. Срок был назначен для выполнения этих, в основном, действительно необходимых, «мероприятий»: «1 - 2 года». История внесла свои коррективы в эти сроки: оставалось Горбачеву до путча - 1 год и 1 месяц. Что он успел за это время?

Если пронумеровать программные «мероприятия» и подсчитать, сколько выполнено их и не выполнено поштучно, это может показаться несерьезным - очень уж неравноценны «мероприятия» между собою; например, «оказать поддержку развитию сети малых и средних предприятий» (ухлопаны огромные деньги) и «принятие социального статуса для беженцев» (бюрократическая бумажка, содержанием не наполнившаяся). И все же процент выполнения программных «мероприятий» Горбачевым и его командой в какой-то мере характеризует их «успехи»: из около ста «мероприятий», перечисленных в двух экономических разделах «Программного заявления», за год было выполнено около четверти. Отчитываясь в невыполнении предыдущих своих же программ и прошлых своих же решений, Горбачев вынужден был признать, что перестройка шла так медленно, с таким «скрипом» потому, что она затрагивала «интересы самых различных социальных слоев и групп населения... миллионы людей, занятых управлением страной».

Употреблять термин, «класс» Горбачеву ужасно не хотелось, но пришлось несколько позже все же вспомнить его, только не для выяснения, а для затемнения вопроса: КПСС по-прежнему объявлялась Горбачевым общенародной политической организацией, отражающей интересы народа в целом и опирающейся «на рабочий класс, крестьянство и интеллигенцию» (мимоходом он признал, что не сумел «достойно постоять» за рабочий класс).

Горбачев в своих поисках социальной базы, на которую опиралась квази-коммунистическая партия, не понял, что миллионы людей, занятые управлением страной, это не просто слои и группы населения, а вполне сложившееся и фактически правящее страною сословие - начальствующее сословие, дружно вставшее против любых реформ и всякой «перестройки». Горбачев так и не понял, что в залах Дворца съездов перед ним сидели представители совершенно особого «слоя» интеллигенции - представители начальствующего сословия (большею частью «аппаратчики», «номенклатура»), разбавленные специально подготовленными для роли делегатов съезда представителями рабочих и крестьян. Вся эта кремлевская публика (или почти вся) в действительности не верила ни в какой «гуманный социализм» и была совершенно не заинтересована ни в какой «перестройке», но готова была соглашаться (не проводя их в жизнь) с любыми бреднями Горбачева до тех пор, пока он оставался у власти.

Но «переход на рыночные отношения» начальствующему сословию был не нужен абсолютно, и оно, пойдя на конфликт с Горбачевым, большинством голосов демонстративно исключило упоминание о «рынке» из названия съездовской Комиссии по экономической реформе. Нравственный же уровень делегатов съезда дал о себе знать, когда они затопали и захлопали выступления Михаила Ульянова и Давида Кугультинова, - чтобы не умничали. Впрочем, обструкции со стороны то «правых», то «левых» экстремистов подвергались не только многие выступавшие делегаты, но и самого Горбачева тысячная толпа порою прерывала ревом: «... в отставку!», «... к ответу!» и т.д.

При выборах Генерального секретаря против Горбачева было подано 1116 голосов - четверть съезда! Партия была явно готова к расколу. Не было большой победой Горбачева и почти полное обновление состава Центрального Комитета: более 85% членов выбранного съездом ЦК не входили раньше в его состав; но далеко не все они поддерживали своего Генсека. Даже в составе Секретариата ЦК (который после «интернационализации» Политбюро фактически стал высшим органом власти в стране), тоже значительно обновившегося, в числе «молодых» секретарей Горбачеву достались такие «подарки судьбы», как заведомые «аппаратчики» Янаев, Гидаспов и др.

С некоторой стороны XXVIII съезд выгодно отличается от всех, прошедших с тех пор, как коммунистическая партия превратилась, как мы выше доказали, в квази-коммунистическую. Одиннадцать съездов в течение более чем полувека созывались лишь затем, чтобы в парадной обстановке проштамповать заранее принятые решения. На XXVIII же съезде между обструкциями клакеров, искренними, но бесплодными самоотчетами делегатов-производственников, истеричными выпадами поборников известных «принципов», пробивалась и серьезная критическая мысль, пытавшаяся иногда оспорить, а иногда усовершенствовать предложенные Горбачевым съезду программные документы. Но результативно воевала из-за формулировок в решениях съезда лишь небольшая часть делегатов, остальные - отмолчались. Убийственную оценку съезду дал заместитель председателя Моссовета Сергей Станкевич: «Ухожу от политической дискуссии. Она мне напоминает гибнущий «Титаник», на котором до последнего момента играл оркестр. Мы в близком положении, но главные дебаты идут вокруг того, какую мелодию должен играть наш оркестр, достаточно ли мощно звучит социалистическая тема и не надо ли как-то переставить ноты. Я все-таки предлагаю подумать над тем, как заделать пробоину». Но как практически заделать пробоину - именно этого никто и не знал. В «Программном заявлении» съезда первейшей задачей было поставлено: «осуществить нормализацию потребительского рынка, прежде всего - продовольственного...», но и это были лишь слова, слова, слова...