Цви Найсберг - Цунами тоталитарной идеологии

Во имя любви, хотя и путем убийств и яростно безрассудных и разрушительных свершений!

По куцей логике комиссаров, само собой, то сколь невозмутимо тогда и выходило, что это как раз-таки посредством чего-либо подобного и пребудет во всем этом мире их на редкость же безумно вот радостный (даже в предощущении его) до чего отныне чисто земной рай, а не тот никогда не существовавший – небесный.

75

Однако на самом-то деле чем это более и более радости будет присутствовать в людских сердцах от смерти лютых классовых врагов, на которых, пусть и пришлось до того совсем же безропотно целыми еще веками гнуть и гнуть себе спину…

Да только со всею той явной безысходностью надо бы при всем том именно так сразу до чего еще на редкость сходу более чем безапелляционно строго заметить, что как-никак, а лучше от всего этого никому ведь нисколько вовсе не станет.

Раз еще лишь значительно гуще затем сгустятся тучи ненависти, отравляющие громом и молниями осатанелой идеологии простым людям все их наивные души, да и, в принципе, всегда уж искренне добрые сердца.

Ведь никоим образом нельзя путем убийств и насилия над ближним своим (пускай он и будет хоть в чем-либо более чем единолично и сам полностью как-никак во всем всегда виноват) действительно приблизить эпоху всеобщего грядущего счастья.

Таким макаром разве что, наоборот сколь незамедлительно отодвигаешь общество назад в пещеры к мамонтам и троглодитам.

76

Вот и генерал белой армии Краснов более чем однозначно рассуждал в примерно уж схожем ключе – ниже приведено его мнение, изложенное им в книге «От двуглавого орла к красному знамени».

Жаль только, что всего через год после написания этих строк Краснов вполне ведь всерьез сколь душевно подгнил, и в конце того самого последующего своего романа «Единая-неделимая» ему с чего-то вдруг явно вздумалось прославлять убийцу отца, матери и деда исключительно за то, что тот свернул шею какому-то одному никудышному большевику…

«Она думала. Она пришла уже в своих думах к тому, что, может быть, они правы. Они, трудящиеся над землей, они, живущие в маленьких тесных избушках, где спертый дурной воздух, они, голодающие и мерзнущие. “Мир и все его богатства принадлежат им, и буржуи – словом, все те, кто не умеет сам работать и добывать все своими руками, должны или стать такими, как они, или уйти в иной мир, на земле не место тунеядцам…” Придя к этой мысли, Оля почувствовала страшную жажду жизни. “Ну, хорошо, – говорила она, – я буду работать, как они, я буду прачкой, я стану садить и полоть огороды…” С этою мыслью она задремала. Но сейчас же вернулась в явь от новой яркой мысли. “Да ведь тогда, – думала Оля, и мысли точно торопились в ее мозгу, стремясь что-то доказать ей важное и убедительное, – тогда,

когда все станут, как они, и не будет нас, погибнет красота. Тогда погибнет вера в Бога, погибнет любовь. Тогда исчезнет сознание, что позволено и что не позволено. Тогда убийство не будет грехом и сильные и дерзкие станут уничтожать слабых. Слабые станут раболепствовать перед сильными, угождать тем, кто свирепее осуществляет свое право жизни. Тогда все обратится в сплошную резню. Христос с Его кротким учением уйдет из нашего мира, с Ним уйдут красота и прощение, и в дикой свалке погибнут люди. Они, как хищные звери, разбегутся по пещерам и будут жить, боясь встретиться с себе подобными».

77

А как раз именно это, собственно, и произошло в России во времена той более чем совсем небезызвестной ленинско-сталинской оторопи от всего того, что абсолютно этак никак неправильно и впрямь-то, всецело уж только ведь хоть сколько-то как-никак соотносилось именно что ко всему тому исключительно на редкость «беспутно треклятому прошлому».

Через двадцать долгих и мучительных лет неистово сурового правления Антихриста (Сталина) люди вообще стали бояться разговаривать с какими-либо посторонними прохожими из-за одного того столь глубоко гнездящегося в самом их сердце страха, что вдруг это они и есть те враги, о которых до чего много и подробно пишут во всех газетах.

А как раз именно поэтому люди тогда буквально до смерти боялись, что и их тоже безо всяких излишних каверзных вопросов огульно и безотлагательно разом же уличат в том, что они, может, и мельком с кем-либо не тем, переговорив, с чудовищно лютым врагом вступили во вполне осознанный предварительный сговор.

Причем все это стало действительно возможным разве что только путем медленного, но планомерного удушения России в кошачьих объятиях большевистского вождя, когда тот действительно стал единоличным властелином всех тех волей-неволей отныне ведь совсем уж безропотно подвластных ему народов.

Он-то вот точно до чего и впрямь весьма умело играл со всею СВОЕЙ страной в ту самую всем небезызвестную игру кошки с пойманной ею мышкой…

78

Да только сколь многим представителям тогдашней интеллигенции весь тот неудержимо победоносный процесс закабаления народа ярмом окаянного большевистского рабства, был явно этак никак совсем и близко нисколько ведь неприметен.

И скорее всего тут сыграло свою наиболее решающую роль именно то обстоятельство, что большевики необычайно уж умело всячески создавали в народе великие пароксизмы беспричинного восторга.

Причем и вправду делались те самые отвратительно темные делишки именно как раз по тому и близко никак вовсе ведь совсем недоброму сценарию, да еще и в той на редкость верной точности, как подобные схемы и поныне бойко и ухватисто подчас проворачивают всяческие прохиндеи, строители финансовых пирамид.

Писатель Андрей Платонов в своей знаменитой повести «Котлован» разоблачает это в чисто своем безо всяческих прикрас до чего доподлинно ведь исторически верном описании всего того как есть явно тогда вдоволь разросшегося, словно снежный ком, именно так беспросветно же дутого энтузиазма:

«Я этих пастухов и писцов враз в рабочий класс обращу, они у меня так копать начнут, что у них весь смертный элемент выйдет на лицо…

Но отчего, Никит, поле так скучно лежит? Неужели внутри всего света тоска, а только в нас одних пятилетний план?»

79

А показухи в те времена и впрямь было попросту столько, что и сами вожди по этому поводу до чего так подчас попросту невольно так спесиво ведь умилялись.

Уж как это им и впрямь-таки на редкость вовсе вот совсем легко и просто и вправду как-никак во всем до конца на деле сподобилось буквально разом, как есть казенно и бесслезно всячески поднять весь свой народ на «святую» войну за все, то буквально полнейшее сколь бескомпромиссно всесильное его последующее порабощение?

Причем до чего изящно это было, как раз-таки и соткано из тех самых тончайших нитей донельзя искрометных и ослепительно бравых иллюзий, что плавили не одну тугоплавкую сталь, но и сердца и души загоняли в ад и не какого-либо совсем никому неведомого загробного грядущего, а как раз-таки этого нашего земного настоящего.