ПИОНЕР Array - Пионер, 1953 № 06

Когда Лёнька шёл по выжженной улице с торчащими из-под снега трубами и обугленными чёрными столбами, он встретил своего учителя Василия Григорьевича. Лёнька не узнал его в первую минуту. Мухарев был в полушубке, перетянутом солдатским ремнём, с автоматом на шее. На шапке у него наискось была пришита красная ленточка. Лёнька знал: такие ленточки носят партизаны. Он проскочил было мимо, потом остановился и, поражённый, окликнул:

- Василий Григорьевич!… Партизан оглянулся:

- Лёня!… Голиков!…

Василий Григорьевич схватил Лёньку за плечи, притянул к себе. Оба они обрадовались неожиданной встрече.

- Живёшь-то где? Немцы вас, говорят, выгнали…

- Выгнали… В декабре ещё… Лукино после нас сожгли. Потом здесь, в Парфяне, жили, тоже сожгли. Теперь в Лазоревцах поселились.

- Это я знаю… А что ты теперь делаешь?

- В госпиталь поступил. На кухне работаю.

- Молодец! А сейчас куда идёшь? Может, проводишь меня.

- На кухню мне всё равно рано. А потом старшина сказал: «Когда хочешь, тогда и приходи».

- Ну вот и хорошо, пойдём!

Они прошли к избам, уцелевшим на краю села, где разместился на отдых партизанский отряд. Учитель с Лёнькой вошли в одну из них. Народу здесь было полным-полно. Одни сидели у стола и чистили автоматы, другие что-то шили, третьи, сидя на корточках, ели из алюминиевых котелков.

- Что, нового партизана завербовал? - спросили Василия Григорьевича.

- Да нет! Ученика встретил. С начала войны не виделись.

- Вот теперь и учи его партизанить. Бери в разведку, продолжай образование.

- Ну, что вы! Рано ещё ему. Есть хочешь, Лёня?

Василий Григорьевич снял автомат, повесил его на гвоздь. Потом подошёл к печке, взял с загнетки котелок, достал где-то две ложки, ковригу хлеба и всё это принёс на стол.

- Раздевайся, садись! Василий Григорьевич снял полушубок и присел к столу.

Теперь учитель был таким же, каким он был раньше, в школе. Только стал он как будто бы строже. А, может быть, это показалось Лёньке потому, что лицо учителя обветрилось, загрубело и приобрело бронзовый оттенок. Он немного осунулся, и от этого скулы выдавались ещё больше.

Лёнька тоже разделся и сел за стол. Он всё ещё не мог придти в себя. Сколько мечтал Лёнька о встречах с партизанами - и вот, будто по волшебству, кто-то перенёс его прямо в партизанский отряд! Мальчик с любопытством оглядывался вокруг. Вот бы ему к ним!

Лёнька взял хлеб и потянулся ложкой к котелку.

- Э! - воскликнул Василий Григорьевич, взглянув на лёнькины руки. - Да ты, я вижу, всю войну не мылся!

Лёнька смутился, положил ложку и спрятал руки под стол.

- Нет, нет! Так не выйдет. У нас этого не полагается…

Учитель отодвинул котелок и вместе с густо покрасневшим Лёнькой вышел в сени. Лёнька смутился ещё больше, когда услышал позади себя смех:

- Вот тебе и новый партизан!

Сначала он уловил в этих словах только насмешку, но потом, поливая ледяной водой намыленные руки, удивился, почему же это его назвали «новым партизаном». Может быть… Нет, об этом и думать нечего. Опять скажут, мал, подрасти надо. Но за столом, когда уже доедали кашу, Лёнька всё же опросил учителя:

- Василий Григорьевич, а мне в партизаны можно?…

- Тебе? - удивился Василий Григорьевич. - Вот уж не знаю!…

- Умываться будешь - возьмём, - ответил чубатый парень с насмешливым лицом; он собрал вычищенный автомат и завёртывал в промасленную тряпицу пузатую маслёнку, отвёртку и круглые металлические щёточки, похожие на мохнатых гусениц.

Лёнька узнал в нём тулитовского киномеханика, который перед войной показывал им кинокартины.

В разговор вмешался другой партизан. Лёнька и его где-то видел, но где, не мог вспомнить. Партизан наматывал на ногу портянку, тщательно разглаживал складки. Другая нога была обута в валенок.

- Брось ты, Степан, балагурить! Может, и вправду паренёк к нам тянется. Дело серьёзное…

Он сунул ногу в валенок, потопал, примеряясь, не трёт ли где, и обернулся к Лёньке.

- Лет-то тебе сколько?

- Пятнадцать, - соврал Лёнька и снова зарделся, но этого никто не заметил.

- Ну вот, пятнадцать. Возьми ты его, Василий Григорьевич, к себе в разведку. При деле будет. Паренёк, видать, шустрый.

У Лёньки захолонуло сердце. Казалось, оно совсем перестало биться. Он с мольбой посмотрел на учителя.

- Ладно, - сказал тот, - Трофим Петров вернётся, спросим его. Он начальник штаба, пусть решает. Заходи к вечерку.

Не помня себя от радости, Лёнька натянул пиджак и, не попрощавшись, выбежал из избы.

Вечером Лёнька снова зашёл к партизанам. Учителя в избе не было, неизвестный ему Трофим Петров ещё не приехал, и Лёнька, охваченный сомнением, побрёл в Лазоревцы.

Мать удивилась, что Лёнька пришёл так рано. День был субботний, в деревне топили бани, и отец, взяв берёзовый веник, собирался пойти попариться.

- Я тоже пойду, - сказал Лёнька, вспомнив сегодняшний конфуз с грязными руками. - Давно в бане не был…

Мать собрала бельишко, положила его в деревянную шайку, и Лёнька с отцом огородами пошли к крохотной баньке на берегу речки.

Распаренный и необыкновенно чистый, Лёнька после бани сразу улёгся спать. Спозаранку он снова убежал в Парфино, решив не возвращаться домой до тех пор, пока не повидает этого неуловимого начальника штаба. Как велико было огорчение Лёньки, когда, войдя в избу, он не застал там ни единой души. Видно, партизаны ушли совсем недавно: в избе ещё стоял прогорклый синеватый дым махорки. Незнакомая женщина, наверно, хозяйка избы, голиком заметала сор.

- А партизаны где? - растерянно спросил Лёнька.

- Да кто их знает! - ответила женщина и, бросив голик, принялась брызгать на пол. - Собрались и уехали, меня не спросили…

Лёнька готов был заплакать. Он вышел из избы и в сенях столкнулся с насмешливым партизаном. Забыв обо всём, Лёнька бросился к нему.

- А наши где? - спросил Лёнька.

В глазах Степана мелькнула озорная усмешка:

- А кто это ваши? Отряд ушёл, а ваши где, не знаю.

Но, взглянув на Лёньку, Степан понял, что шутки здесь неуместны.

- Ты подожди, нос не вешай, - сказал он. - Идём, так и быть, провожу.

Шли довольно долго по скрипучему снегу и догнали отряд в деревне. Партизаны ещё не успели разойтись по избам и толпились на улице.

Увидев Василия Григорьевича, Лёнька бросился к нему.

- А, и ты уже здесь! С начальником штаба говорил? Чего же ты! Пойдём…

В чистой половине избы, куда пришли Лёнька с Василием Григорьевичем, было несколько партизан. Невысокий с окладистой бородой человек взволнованно ходил по комнате и кого-то отчитывал: