Журнал «Пионер» - Пионер, 1939 № 12 Декабрь

Загудела казарма, зашевелилась… Гиго схватил стоявшего рядом с ним мальчика Манука за руку:

- Посмотри: они сейчас выломаю? ворота, они видят, они слышат нас.

- Смотри: войско, - прошептал Малук.

- Антадзе, капитан Антадзе! - пронеслось по рядам.

Но демонстрация шла нерушимой стеной.

- Пли! - послышался вдруг резкий голос капитана Антадзе.

Солдаты выстрелили в воздух. Послышались еще выстрелы - несколько рабочих упало.

Потом все запрыгало в глазах у Гиго. Он видел, как Антадзе с остервенелым лицом стреляет прямо в толпу. Солдаты бьют прикладами безоружных демонстрантов. Площадь пустеет, но Coco в самой гуще толпы. Гиго видит: Дариспан бросает камнями прямо -в городового, и вдруг Дариспан покачнулся. На лице его кровь, а рука Антадзе направлена на него. Дариспан падает, он падает и кричит:

- Братья! Продолжайте наше дело! Забыв все, Гиго бросается на Антадзе,

но чьи-то крепкие руки хватают его, прижимают к белой каменной стене, и сильные удары сыплются на него. Он поднимает голову - она вся в крови, из носу и из разорванной губы течет кровь. Гиго видит перед собой веснушчатое лицо и рыжий чуб.

- Собаки! Собаки! - кричит Гиго, но все перед ним уже как в тумане. Вдруг он видит неподалеку от себя Coco. Coco ведет раненого. Вера Ломджария вцепилась в околоточного, рвет на нем погоны и кричит и плачет, как безумная.

- Не я убивал, не я убивал, - испуганно говорит тот, - это Антадзе.

Площадь пустеет. Только слышны стоны и крики «Спасите!»

Нато, Деспине, Вера подбирают раненых. Несут их. Гиго лежит под стеной, они его не замечают. Ему хочется крикнуть, но нет сил. Может быть, он умирает? Ему больно повернуться й кажется, что не осталось живого места на теле.

Вдруг черные концы башлыка опускаются на его лицо. Гиго не в силах даже поднять глаз. Чьи-то морщинистые коричневые руки осторожно берут его, старик бормочет что-то, но Гиго ничего уже не слышит.

Не пели похоронных песен, не голосили плакальщицы, молча, сурово шли ряды рабочих за гробами товарищей, и цокание подков было единственным траурным маршем: это ехали казаки, тесным кольцом окружившие процессию.

Гаяне не плакала. Несли ее Дариспана, ее первенца, ее любимого сына. Ветер растрепал кудри на ее красивом, еще молодом, но теперь таком бледном лице.

И Миха где-то в тюрьме.

Но здесь она плакать не будет: это могут увидеть жандармы, которые убили ее дорогого сына. Может быть, потом, дома, она выплачется, но сейчас она должна идти гордо, высоко подняв голову, потому что сын ее отдал жизнь за великое дело.

Весь рабочий Батуми провожал убитых товарищей. Насыпали высокую братскую могилу.

Гаяне сидела под чинарой. Голова ее раскачивалась, кЗк маятник, и глаза, как у безумной, смотрели и, казалось, ничего не видели. Дариспана нет. Миха нет. Гиго нет. Где маленький Гиго? Не нашли его ни среди убитых, ни среди раненых.

К ней подошли Нато и какой-то чужой паренек.

- Хочешь, дэда, мы тебе прочтем листовку? Видишь, сколько их здесь роздали? - ласково спросил парнишка.

Гаяне молча кивнула головой: сил не было ответить, а от слова «дэда» еще сильнее сжалось ее сердце.

Нато начала читать:

«Хвала вам, убитые за правду, хвала грудям матерей, вскормившим вас, хвала вам, украсившим себя терновыми венками и умирая шептавшим нам о борьбе дрожавшими, побледневшими устами. Хвала вашим теням, беспрепятственно кружащимся над нами и шепчущим нам в ухо: «Отомстите кровью…»

- Хвала матерям… - прошептали губы Гаяне, и частые слезы полились из глаз по лицу, которое, казалось, застыло, окаменело.

Гаяне смахнула слезы и встала.

- Сын мой, дочка моя, - сказала она, обняв парня и девушку, - мы отомстим за них.

- Да, дэда, - сказали парень и девушка, и эти слова звучали как клятва.

Гиго долго пролежал без памяти в избенке старика. Старик ухаживал за ним, как за родным сыном, поил какими-то травами, и Гиго понемногу начал выздоравливать.

Он все время беспокоился о том, что происходит дома, не в деревне, а на Чаоби.

- А что на заводе, работают? - спрашивал он старика, когда тот возвращался домой.

- Где там!… Стоит «Бнито», вот читай, - он вынул из-за пазухи кусок бумаги, и Гиго прочитал: «Пока жив хотя бы один из бастующих рабочих Ротшильда, заводу начать работу не удастся».

- Это он писал, Coco! - радостно закричал Гиго. - Дедушка, я не хочу больше лежать, я уже здоров, я хочу к Coco.

Но встать не хватало сил.

Однажды старик принес еще одну новость. В порту говорили, что около пятисот арестованных высылают в их родные села.

- И что им там делать? - бормотал (Старик. - С голоду умирать, что ли?

Они ученые теперь, на помещика работать не будут.

- А завод стоит?

- Стоит, шени чериме 1стоит, - хитро усмехнулся дедушка. - Пусть попробуют без нас обойтись. [ 1Ласковое обращение, дословнс: твоя болезнь на меня.]

И еще раз рассказал старик, что Coco собрал портовых рабочих и разговаривал с ними.

Гиго больше не мог выдержать:

- Пойдем, дедушка, пойдем на Чаоби.

И они пошли.

Гаяне давно уже в своих мыслях похоронила Гиго. Каково же было ее удивление, когда он живой предстал перед ней! Но он так вырос, вытянулся, и лицо у него стало, как у взрослого.

У Гаяне сидел дядя Герасим. В доме было чисто, прибрано, но как-то холодно и пусто.

- Как вырос! - сказала Гаяне. - Садись, мальчик, может, съешь что-нибудь? Садитесь, прошу вас, - обратилась она к старику и поставила на стол мчади и сыр.

- Тетя Гаяне, - несмело спросил Гиго, - а Учителя вы видите?

- Учителя? - грустно оказала Гаяне. - Нашего Coco? Его вчера забрали.

Но Герасим добавил голосом, полным бодрости и решимости:

- Не тревожься: он нас многому научил. И не такой он человек, чтобы долго в тюрьме сидеть. А мы с тобой, Гиго, поедем домой, в село, и повезем крестьянам подарки, которые передал для них Coco. Каждый, кого теперь высылают, везет с собой такой подарок, - и он вынул из сапога пачку листовок. - А завод все-таки будет стоять, пока они не согласятся на наши условия. Борьба не кончилась, она только начинается.

И Гиго очутился в родных лесах, в родных горах. Но он был уже не тот маленький мальчик, который играл в абреков.

Он привез подарки от Coco и на резвом коне, которого дал ему дядя Герасим, развозил эти подарки по селам.

Стояло жаркое лето, мать работала в имении князя, куда отдали на работу маленькую Нато. Она, кажется, служила там судомойкой. Ей некогда было уже слушать сказки, а Гиго так хотелось рассказать ей не сказку, а правду - все то, что он пережил за этот год, рассказать про другую, храбрую Нато, которая сидит теперь в тюрьме, рассказать про Coco.

Зашел он однажды вечером к дяде Герасиму. Дядя Герасим, веселый, напевая, чинил небольшой кожаный хурджин.