Наталья Галкина - Вечеринка: Книга стихов

Кто избежит сумы или тюрьмы?
Извилисты пути судьбы и Рока.
Из воздуха, из тьмы взываем мы.
Заблудшие игралища порока.
Молитесь, братья, не судя жестоко,
Нас на земле уж осудили раз,
Пусть отведет Заступница от нас
Геенну, хоть туда нам и дорога.
Мы немы и мертвы, души огонь погас,
Об отпущении грехов молите Бога!

Дождь смыл с нас плоть, навел на кости лак,
И солнце иссушило нам десницы,
Вороны и сороки каждый зрак
Опустошили, вырвали ресницы,
Как решето, нас исклевали птицы.
Нам ни присесть, ни лечь в такой гробнице,
Туда-сюда, как ветер разрешит,
Что, нас качая, медлит и спешит…
Не преступайте этого порога,
Об отпущении грехов молите Бога!

Иисусе Боже, слезы нам утри,
Чтоб ад не взял нас, Ты уж присмотри,
Мы неплательщики в его краю убогом!
Вас, люди, я прошу: с зари и до зари
Об отпущении грехов молите Бога!

Когда подымет свора из берлоги,
Протри шнифты, как будто и не спал,
И когти рви, салага, делай ноги,
Казенный светит дом, момент настал,
А то ведь заметут — и ты пропал.
Давить клопа тюремного не ново,
По нас тюряги плачут, будто вдовы,
Ни лежбище не вечно, ни нора,
На воле бдят и схавать всех готовы
Начальнички, сексоты, мусора.

Отдельные старатели и шайки,
Бродяги, гопники и шулера,
Мошенники, ханыги, попрошайки,
Любители потырить на ура,
Заныкайте хоть капельку добра.
По фене ботайте, в законе воры,
Карманники, жульманы, сутенеры,
Пока угомониться не пора,
Пока не затравили до упора
Начальнички, сексоты, мусора.

Забудется, как сладко вы звонили,
Хор глотников из глоток и из глосс,
Вас выследили в след и подловили,
Ослышки и прослушки подновили,
И все ваши вопросы не вопрос.
А город, что сулил златые горы,
На ваш атас наслал свои дозоры,
Налетчики, ни пуха ни пера,
Наденут вам браслеты, взявши в шоры,
Начальнички, сексоты, мусора.

Принц, есть и киллеры, и кокийяры,
Громилы, щипачи и санитары,
Фальшивых шуршиков большие мастера,
На каждого ужо найдутся нары,
Начальнички, сексоты, мусора.

Нет радости милее той, что Рок придет отнять,
Когда настанет час уму и чувствам отпылать;
Зачахнут розы нежных щек и сердца первоцвет,
И увяданье нас уймет почти во цвете лет.

А те, кто схоронил в волнах обломки светлых дней,
Плывут на отмели греха и в океан страстей,
Им тщетно компаса игла указывает путь
К фата-моргане берегов, которых не вернуть.

Когда кладбищенский покой нам душу омертвит
И станет глух к чужим скорбям, кто по своим скорбит,
Когда ручьи живые слез прихватят холода,
В сухих глазах блеснут лучи нетающего льда.

Еще живут в устах слова, надежды ток — в груди,
Но прежних безмятежных снов ты заполночь не жди.
Обвил руины буйный плющ, все утопил в листах,
Снаружи трепет, зелень, жизнь, внутри развал и прах.

Где чувства, равные былым, тот, кем я был тогда,
Где слезы прежние мои, летучих дней чреда?
Когда б вернулась, как весна, вся прелесть бытия,
В пустыне нынешней моей, оттаяв, плакал я.

В декабрьский мрак полночный
деревьям снег, что свет,
в их памяти непрочной
зеленых листьев нет.
Не вечно зимним узам
гнуть ветви снежным грузом.
Нет веснам, словно музам,
в урочный час преград.

В декабрьский мрак полночный
мчит, лепеча, ручей,
в забвенья беспорочном
без солнечных лучей.
Во льдах холодных этих
он словно и не в нетях,
готов и сам согреть их.
Да он и стуже рад.

Вот так и вы живите,
как зимний сад живет!
Печалью не гневите
туманный небосвод.
Но где найдутся силы
найти любви мерило
вне хлада и вне пыла, —
стихи не говорят.

Все жаждут: голуби степные,
скот подъяремный, мотылек,
поденки, твари водяные,
затравленный ночной зверек.

Растаять в облачном фаворе.
— О свежесть! — кануть, как роса,
в фиалках влажных — ими зори
изволят заряжать леса.

Старый Томаж вышел на лов
вечером в море.
Скрылись из глаз берег и кров,
гавань предгорий.

Солнце садится, тьмы пелена
не за горами.
Бросил старик сеть из челна,
встав над волнами.

Знатный улов радует глаз.
Снасти на месте.
То-то рыбак рыбы продаст
завтра в Триесте!

Прячет улыбку старый в усы,
сеть бросив снова.
Вот так удача!.. Мчатся часы
лова ночного.

«К дому, старик, лодку направь!
Буре быть, грому! —
слышит он зов. — Ловлю оставь
К берегу, к дому!»

«Кто там зовет? Чьи голоса
в темном просторе?..»
Глянул окрест — лишь небеса,
воздух и море…

«К дому спеши, к дому спеши!» —
оклик чудесный.
«Боже, кто там?..» — и ни души,
мрак бестелесный.

В руки рыбак весла берет
с третьего зова
и до седьмого пота гребет
с чудного лова.

Лодка летит, парус трещит
в вихре зловещем…
Вот и грозы голос звучит,
молния блещет!

В сполохах туч мчится рыбак,
в окриках грома…
Вот и видна гавань сквозь мрак,
вот он и дома.

Горе тому, кто встретил шквал
в грозной стихии!
Кто его звал? Кто окликал?
Духи морские?

Снег, белый снег
струится, ниспадая…
В окне чуть свет
соседка молодая.

Бледна, нежна
соседка в раме сонной,
поглощена
стремниной заоконной.

Снег, белый снег
меж нами, как преграда…
И я на дне
девического взгляда!

Ни в отца, ни в мать я уродилась,
Я не плоть от плоти, кровь от крови, —
Ворожбой наволховал меня Гвайдон,
Чародей у бриттов найпервейший.
Девять разнопородных бутонов
Чародей смешал воедино,
Чтоб явилась я на свет Божий.
Белоснежный первоцвет нагорный,
Луговой прострел, боярышник белый,
Дивная болотная дрема,
Рать прозрачная душистого горошка,
Зацветающая кипень крапивы,
Дуба, терния, каштана соцветья, —
Моему рожденью причина:
Сочетались — и стали мною.
Девять тайных сил во мне сокрыты,
Девять разных свойств, девять жизней.
Пальцы мои легкие белы,
Точно иена девятого вала.