Гизелла Лахман - Избранная поэзия

А день уже уходит третий…
Но снова взвился серпантин
И, забывая всё на свете,
Пьеретту обнял Арлекин.

Всё, что было давно, мной почти позабыто.
Завтра — миф. Нет Сегодня, Исчезло Вчера.
Но в душе, в глубине, в подсознании зарыта
Прежних лет золотая пора.

Я устала, устала — я жажду покоя,
Темноты, пустоты… За какие грехи
Суждено до сих пор утомленной рукою
Мне писать молодые стихи?

Но не лучше ли, вновь побеждая усталость
И в слезах молодея, писать до утра?
Пусть Ничто подождет!..
Нет, со мной не рассталось, —
Вот смеется и плачет Вчера!..

Первый подснежник. Оттепель марта.
Солнечный зайчик на желтой стене.
Шелест тетрадей. Низкая парта.
Девочка с мягкой косой на спине.

Он заблудился, тот день предвесенний, —
Осенью поздней внезапно возник,
Повесть о жизни — мое сочиненье
Перечеркнул, как плохой черновик:

Много исканий, но мало в них смысла…
Новую жизнь напишу мастерски!
Годы исчезли, как лишние числа,
Стертые губкой с классной доски.

Вы видите звезды — блестящие точки,
А я — золотистый поток.
В письме вы читаете ясные строчки,
Я — душу меж дымчатых строк.

Не хочет доверчивый взгляд близорукий
Проникнуть сквозь розовый дым:
Я вижу тебя после долгой разлуки,
Как прежде — всегда молодым…

Не забуду: когда умирали
Под косой полевые цветы,
К нам в усадьбу из синей дали
Явился ты.

Каждый вечер в темнеющем зале
Я ждала, чтобы скрипнул паркет.
Каждый вечер шаги звучали…
На зов — ответ.

Снегом, снегом окутало крышу…
Я сказала: «Прощай, мы — враги»,
А в биении сердца слышу
Твои шаги…

Как живые, стонали ступени,
Захрустел золотистый песок,
И очнувшись от утренней лени,
У причала качнулся челнок.

Он беспечно в чужие печали
Наше хрупкое счастье унес…
С вёсел крупные капли спадали,
Словно капли тяжелые слез.

Когда-нибудь мы встретимся опять
И, может быть, друг друга не узнаем.
На перекрестке будем мы стоять,
Следя глазами за трамваем.

Усталые, как будто в полусне,
Без всяких дум случайно станем рядом.
От скуки по прохожим и по мне
Скользнешь ты безучастным взглядом.

И в этот миг — средь городской толпы,
Как от толчка, внезапно вздрогнем оба:
Ржаное поле, свежие снопы
Мелькнут на месте небоскреба.

Почудятся в осенней полумгле
Под фонарями улицы дождливой
Следы копыт на взрыхленной земле
И дом с колоннами за нивой.

Туда мы мчимся узкою межой.
Туда — домой!.. Тут, в тесноте трамвая,
Меня коснешься, женщины чужой…
Я отстранюсь, не узнавая.

Ты говорил в рассветный час,
Что по тебе грущу напрасно,
Что смерть не разлучила нас
И что она, как жизнь, прекрасна;

Она — другой лишь облик сна, —
Ты здесь, за дымчатой стеною,
И крепко верить я должна —
Незрим пока — всегда со мною;

Что мы, любовью смерть поправ,
Не будем больше расставаться…
Я повторяла: «Да… ты прав…»
Не надо было просыпаться!

Тишина. Темнота. Фонари
Не мигают слепыми глазами.
Далеко нам до новой зари
И беззвездная бездна над нами.

Оглушенные тишью дома
Опустили усталые веки.
Усыпляет беззвучная тьма
Все застыло, как будто навеки.

Почему же мерещится мне,
Что в тоске, как вселенная, давней
Кто-то плачет во сне, в тишине
В каждом доме, за каждою ставней?

Мне с тобой сегодня скучно.
Ветки плачут за окном.
Ветер, тучи в небе скучив,
Сучьями стучится в дом.

А слова с тоскою бледной,
Словно капли на стекле,
Расплываются бесследно
И теряются во мгле.

Новых слов твоих не слышу,
Старые давно забыв…
Пусть сорвал бы с дома крышу
Ветра яростный порыв!

Молились… Робкими руками
Бросали горсточки земли…
Покрыли черный холм цветами,
Поплакали… Ушли…

Почувствовал внезапно каждый
Прилив каких-то новых сил,
Необъяснимый голод, жажду,
И, удаляясь от могил,
В душе бранил себя за спешку,
Обманывал себя, что сыт,
И гнал невольную усмешку,
Испытывая стыд.

Дома в кладбищенском квартале,
Деревья чахлые и пыль
Прекрасными нежданно стали…
Пусть слезы снова набегали,
Прочь увозил автомобиль.

На грубые краски реклам,
На жалкие в клочьях афиши,
На улиц неубранный хлам,
На копоть и дымные крыши
Глядела ты с арки моста.

И голос почудился свыше:
«Опомнись! Везде — красота».
В прозрачной бездонности синей
Увидела ты облака,
На крышах сияющий иней…
В перила вцепилась рука.

И плакала ты, сознавая,
Одна на высоком мосту,
Что ты еще слишком живая,
Чтоб кинуться вниз — в пустоту…

Ты простить ему была готова
И, с судьбой вступив в неравный спор,
Каждый вечер в сумрачной столовой
Ставила второй — его — прибор.

Зажигала свет под абажуром,
Приносила свежие цветы,
И ждала в кухонной амбразуре
Или — чаще — в кухне у плиты.

Дни и годы… Мятежи и войны…
Ты умела их не замечать.
Терпеливо и почти спокойно
Ты ждала, чтоб снова жизнь начать.

Жизнь прошла… Прошла как будто даром,
Старость тихо постучалась в дверь…
Но его ты не видала старым
И судьбу благодаришь теперь.

Играет Арлекин с татарскими очами,
Часовенка и хаты на снегу…
И звуки вьются ввысь, а там — над облаками
Летит видение, опутанное снами,
Из музыки рожденное в мозгу…
Мечту художника не выразишь словами.