Гизелла Лахман - Избранная поэзия

И рука шевельнуться не может в твоей…
Словно куклы, стоим перед входом в музей
Восковых отражений людей.
Но протянута нить через горечь потерь
Из души в эту настежь открытую дверь,
В наш еще неразрушенный дом…

Как сияют глаза на лице молодом!
Ты в незнании полном, блаженном о том,
Что грядущего нет, что исчезло «потом»…
Мы прикованы здесь. Неприступен порог.
Никуда, даже в горести, нет нам дорог…
И терзает меня — меж летящих мгновений —
Этот миг вне земных измерений.

Заблудилась на звездной дороге…
Меж синеющих склонов отлогих
У зеркального вижу крыльца
Пустоту — ни двери, ни дома.

Где пути коснулись конца,
Где и я сама невесома —
Там улыбка его лица
И слова: «Этой встречи мы ждали…
Снятся мне зеркала в темном зале.
Зачарован, глядел я в одно
И очнулся в тиши зазеркальной,
В запредельности беспечальной…
Это было, быть может, давно.
Я не помню — мне все равно.

Вечность память мою украла:
Горсть минут моих на земле.
Снятся сны — без конца, без начала,
Слово искры в остывшей золе.
Ты мне снишься… и вспышка заката,
И затоптанный путь покатый,
Крышка гроба, удар лопаты,
И мечта о солнце, тепле…

Снится детство: игры, уроки…
В нашей классной вдвоем у стола
Мы впервые читаем строки —
Те, что вечность отнять не могла.
Посмотри…»
В зеркалах высоких
Ясно парус белел одинокий,
А на холмах лежала мгла…

Просыпаюсь одна и дома,
Где мне каждая вещь знакома,
Где недвижно молчат зеркала.
В наших снах есть ли правды крупица?
Я не знаю, кто кому снится,
Кто кого и где увидал:
Брат меня на дороге астральной,
Я ль его в этой тихой спальной,
Там — в мерцании лунном зеркал?

Любили друг друга, но в этом
Признаться они не желали.
При встрече глядели с враждою,
Хотя от любви погибали.

Расстались они, и порою
Друг друга во сне лишь видали.
Давно умерли они оба,
И сами едва ль это знали.

Миг настоящий — только миф.
В нем тайна вечного движенья.
Полет мечтою уловив,
Я вижу призрачность мгновенья.

Пришла минута и ушла;
За нею вслед — вторая, третья…
От нас их там скрывает мгла,
Где каждый миг — тысячелетья.

Едва рожденный новый час
Уже спешит к давно уснувшим,
И Настоящее для нас —
Лишь грань Грядущего с Минувшим.

В толпе, среди людского гула,
У древнегреческих колонн
Я на него едва взглянула,
Кивком ответив на поклон.

Но мы втроем — я это помню —
К заливу медленно пошли
Осматривать каменоломню:
Обломки мрамора в пыли.

Мне мужем, кажется, был третий…
Все расскажу я — до конца.
Я видела в закатном свете
Руины белого дворца

И слышала: «О вспомни, вспомни,
Кем ты была! Он жив, наш час!
Там — вместо глыб каменоломни —
Ступени мраморных террас.
Уйдем туда — в туман столетий,
Под своды нашего дворца…»

Не знаю, где остался третий,
Не помню я его лица.

«О ней стихи навзрыд не сочиняем»
И в наших снах ее благословляем,
Но в ладанках не носим на груди.
Зачем? Она у нас — в сердцах,
Недосягаемый и драгоценный прах —
Тот, что не ждет нас впереди,
Когда в чужую землю ляжем,
Что нам не мачеха и не родная мать.

(А ваших слов о «Купле и продаже»,
признаться, не могу понять.)
Болея и сгибаясь под тяжелой ношей,
Мы помним хруст в зубах ее песка,
И грязь и снег на маленьких калошах…
Но мать отвергла нас и ныне далека.
А мы, рожденные и вскормленные ею,
Мы смеем звать ее, как вы, — своею.

Скучают ветры. Жарко. В пальцах
Я клад держу,
И говорю пред сном: «Мой камень
Я удержу».
Но самоцвет из честных пальцев
Исчез во сне;
Лишь аметистовая память
Осталась мне.

Чтобы сделать поляну, нужен трилистник
И одна пчела, —
Один трилистник и пчела,
И еще — мечта.
Но довольно и мечты,
Если нет пчелы.

Жизнь пред концом кончалась дважды.
Жду, думая о дне,
Когда Бессмертие покажет
Событье третье мне,

Что так огромно, непонятно,
Как те, что были дважды.
Разлука — всё, что мы о рае знаем,
Чего от ада жаждем.

Я к ней не шла, но Смерть меня
Любезно посетила;
Карета только для троих, —
Бессмертье с нами было.

Мы тихо ехали, — она
Была нетороплива.
Я бросила досуг и труд,
Чтоб тоже стать учтивой.

В пути мы миновали школу,
Играющих ребят;
Потом поля в зерне тяжёлом
И солнечный закат.

Пред домом стали. Показался
Он небольшим холмом;
Карниз под еле видной крышей
Был только бугорком.

Прошли века: но всех длинней
Был день тот бесконечный,
Когда увидела коней,
Глядевших в вечность.

Ты мне оставил два наследства.
Одно — любовь, мой клад;
Такой любви сам Царь Небесный,
Я верю, был бы рад.

Ты дал мне боль, что бесконечна,
Широкая, как море,
Меж временем и вечностью,
Твоим сознанием и мною.

За красоту я умерла.
Чуть улеглась в могиле,
Как в смежной комнате борца
За правду положили.

Спросил, за что осуждена?
«За красоту», сказала.
«А я за правду — суть одна;
Мы — братья», услыхала.

Как братьям ночью, было любо
Перекликаться нам,
Покамест мох не тронул губы,
Покрывши имена.

Меня и пчёлка не боится,
Мне мотылёк знаком;
Лесной народ меня встречает
С радушьем и теплом.

При мне ручьи смеются громче
И ветрам дуть не лень.
Зачем в глазах сребрится дымка?
Зачем, о летний день?