Алёшка Емельянов - Перемена погоды

Прекрасна вороночка, сочный раструб,

разрезик насыщен, красив и искусен.

Сядь мне на лицо! Хочу пить с твоих губ…

Просвириной Маше

Изнанка прокисла от грусти и водки.

Чумазо, подземно и хрипло дышу.

Вверху же сияют мои одногодки.

А я же морщинюсь, тоскливо пишу.

А может, они – есть рисунок Д.Грея?

Снаружи красивы, свежи, а внутри…

как сгустки из перца, шурупов и клея,

а кожа, костюм – оболочка дыры.

Иные (холёные франты, принцессы)

богаты и знатны, с весёлостью ртов.

А я же служу поэтичную мессу,

не зная цариц, королей и шутов.

Нутро моё полнится чуждым и сизым,

вбирая, как губка и фильтр, пакет.

Наверное, роль – отродясь быть нечистым,

в себе осаждать все пылинки, несвет,

а в мир выдавать лишь алмаз в обработке,

в себе оставляя опилки и шлак.

Шахтёрю с фонариком, с хилой бородкой.

Быть может, так правильно, или дурак…

А птицы свободы и мира, и Ноя

клюют на помойке остатки еды

средь мух и бездомных, смердящего зноя,

средь самой поганой и липкой среды.

Одни тут в дурмане от плесени, жижи,

бродящей фруктозы, арбузов, грибов,

средь мятых контейнеров, мусорной ниши,

средь кошек голодных и бирочных псов.

Шагают с культями, без когтя иль пальца,

порою без лап и с подбитым крылом,

другие грудятся пред самками в танцах,

а трое облиты зелёнкой, вином.

Унылое зрелище птичьих несчастий.

А это ведь души всех бывших людей!

Они тут за грех иль иные участья?

Как крысы и мыши, как части теней…

Малиновый цвет мандариновых губ

медово-молочного, нужного вкуса

наводит мой дух на живую строку

к поэме, в какой упоённые чувства.

Красивые дольки, с рисунками в них,

приятны на ощупь, на вид и на запах,

достойны не только стиха, а двух книг.

Таких нет у лучших воронежских самок!

Питательный, пухленький образ и стать.

Волшебный изгиб и вся формочка дива.

Фактурная выпуклость, мягкая гладь.

Пьянят, как стаканчики аперитива.

Чудесная мякоть и лакомый шарм.

Отборнейший сорт, розоватая ясность.

Одна совокупность питающих чар.

Люблю собирать их нектар и прекрасность!

Просвириной Маше

Полк обезглавлен. Мой дух обездолен.

Мощь обесточена. Смят общий щит.

Мышечный стан навсегда обескровлен.

Рой из свинца надо мною кружит.

Кто-то палит, кто-то лезет в окопы,

кто убегает, всё-всё побросав,

кто-то стал вдруг инвалидом, циклопом,

кто-то пьёт кровь, что течёт по усам…

Жуткое зрелище. Рубище. Бойня.

Жаром гудит вражий край стервецов.

Падают лучшие, гордые воины.

Гаснут лучинки безусых бойцов.

Я же почти ничего уж не чую.

Мне не узнать, чем свершится война.

Вдруг ощущаю горячую пулю -

враг обратил этот выстрел в меня…

В салоне хмельных, беспринципных девиц,

где смех и бутылки, и аплодисменты,

играются флирты и пьяненький блиц

за свёртком сигары и рюмкой абсента.

Играет бездонная музыка в такт,

в мотив атмосферы бесед, расслабленья,

где курится дым папирос или мак,

где лесть и объятья, и губосплетенья.

Широкий разгул, но с оплатой вперёд.

Дозволенность с первой купюры и дальше.

К девчонкам легко подбирается код.

С любыми возможно и глубже, и чаще.

Вальяжно и пьяно средь комнат и ниш.

Средь разных гетер я почти император!

Но всё же скучаю средь дивных винищ,

улыбок, столов и диванных квадратов.

Хочу я отбросить разврат и весь бред,

с безумьем и ложностью вмиг распрощаться,

желаю вспорхнуть, улететь на твой свет

и больше вовек сюда не возвращаться!

Но ты не моя, и лучишь для иных.

Теперь наши судьбы уже неизменны.

Поэтому я остаюсь средь дурных,

и сам в дурака превращаюсь смиренно…

Просвириной Маше

Ты в вечных загонах и займах, заломах,

всегда в предвкушении скуки, беды,

и с запахом пота, в сомненьях, заёбах…

Эй, ты – негативщик. Нам не по пути!

***

Вас двух надо трахнуть! Дочурку и мамку!

А то стали злобны, наглы и резки.

Одной надо вправить обвисшую матку,

второй же – её молодые мозги.

***

Стихи – есть движение слова.

Стихи – рост ума и души.

Стихи – созидание нови.

Стихи – дети мягкой тиши.

***

Ухмылки, кривлянья с кальянною трубкой,

безделье, развод на коньяк и вино,

молчания, еле заметные грудки…

Сегодня в стрип-клубе халявщиц полно!

***

Люблю я соития, акт заводной.

Сегодня я в роли фруктовой и властной.

Уже расчехлив свой банан молодой,

внедряюсь в инжир, обработанный маслом.

***

"Наседки", засев на все пять унитазов,

справляют нужду чернового движка,

смотря передачи, давя кал и газы…

Мне мал писсуар. Член достал до кружка.

***

Адам в паре с Евой, как самоинцест.

С кем Каин создал вдруг лихое потомство?

С макакой иль мамой он делал процесс?

Все люди – потомки убийцы, уродства…

***

Трудяги у плуга, станка, при стадах,

а жёны – на дойке, где зной или мухи.

Веками богатыми были всегда

бандиты, торговцы, их спутницы-шлюхи…

***

Вот всё интересно, как бабы живут

с бухариком, хамом, и деток рожают,

и в глаз получают, и моют, и трут,

прощают, а после под мразью кончают?!

***

Весь птичий оркестр, вокал или хор,

крысиные лапки, пищания мыши

и то волчье соло, хмельной разговор

уже я не слышу. Скелет мой недвижен.

***

За стенкой плодятся хозяйка и гость,

а сверху в соитии стонут ребята…

Я – кот, и сую своей кошке под хвост,

чтоб с ней у нас были родные котята.

***

Удар или гром, или кто застрелился,

набат возвестил о наличии бед,

в ворота кочан угодил и разбился?!

Нет, это всего лишь чихнул мой сосед.

***

Мы с этой заразою справимся вместе -

с молитвой, лекарствами, верой в себя.

Иначе придёт катафалк с перекрестьем,

как будто телега на адских цепях.

Светило прищурилось, месяцем стало,

весь город во тьму, полумрак погрузив.

Быть может, что ищет чуть зряче и тало

средь мутных просторов осенней Руси?

Творит свой пригляд одноглазый и серый,

смотря конопато, искристо на град,

на крыши, проспекты, окраины, степи,

на поздних гуляющих, выцветший сад.

Внимает затишью и ровному цвету,

гранитным пейзажам в похожих тонах,

слегка вспоминая прошедшее лето,

бутоны и сумерки, парки в цветах.

Взирает на жёлтые, тёмные окна,

на сваи столбов, на грызущую мышь,

ограды и все травяные волокна,

на то, как ты чуть обнажённая спишь…