Виктор Ростокин - Снежные обозы

Такая мода не прошла
Со времен Петра. Все так же
Мирским погублена душа —
Порочной гнусной блажью.

Откуда и зачем она
С оттенком гнойной гнили?
Не Бога ль самого вина?
Иль Люцефера? Или?..

Сказать нельзя наверняка,
Хоть стань к расстрельной стенке!
Мужик-поэт на мужика —
Поэта пялит зенки…

Тут третья лишняя, поди,
С волшебным нимбом Муза.
О, как о них ты не суди,
Пребудут с оным грузом

До истеченья лет земных,
До часа рокового.
О них… про них никчемный стих,
А надо б никакого.

Я долго думал, как мне лучше
Картину эту передать.
Запал мне в память этот случай,
Он долго будет волновать.
Другой, возможно б, не заметил,
Душою чуткою не внял.
Чу! То ли где-то плачет ветер,
Он словно что-то потерял.
В вечернем сумраке услышал —
Пел человек. Он шел и пел,
То средним голосом, то тише.
Поведать миру он хотел,
Что очень холодно, тоскливо
Его растерянной душе,
А быть надеялся счастливым
И восседал бы на плече
Друг-сокол… Песня удалялась,
С ней незнакомый мне казах.
И только ветра грусть осталась —
Он все еще блуждал в лугах.

Пьянка до пьянки. Кулак. Синяки.
«Русь!..» – ошалело орут мужики.

И сотрясаются избы окрест.
Новый в степи появляется крест.

Птицы на нем отдыхают порой,
А глубоко похоронен «герой».

Тоже орал до надрыва он: «Русь!..»
Русь… да она ведь не пиво, не груздь.

Не кулаки, на лице синяки.
Это не знают в Руси мужики!

Клич: «По последней, Ванюшка, налей!»
Кладбище – город открытых дверей.

Пробудились машины – эти монстры вонючие,
Замелькали, зафыркали, взяли полностью власть
Над домами, заборами (в лучшем, сказано, случае!),
Над тобой, надо мной, над природою – всласть.
Можно их бы не трогать, обойти стороною,
Мол, куда же деваться: прогресс есть прогресс!
А «Евгений Онегин» и «Над вечным покоем» —
К ним народ не являет большой интерес.
Мчат моторы по улицам, правят ими придурки,
Отморозки, бездельники и алкаши.
Кто-то станет из них неоплаканным жмуриком,
Не уйдут навсегда без невинной души.
Ведь от их верхоглядства другие погибнут —
Дети, бабушки, может, известный поэт.
Сплошь железная вся, неспокойная глыба
Перекрыла, закрыла уже белый свет.
Не боюсь, что мой стих на экспромт претендует,
Я боюсь, что железки опередят.
И тогда уж об этом никто не узнает,
Будет мир колесом сумасшедшим распят.
Пробудились машины. Пробудилось и утро.
В небе птицы. И в небе летят корабли.
Не добраться до Господа – высь возносится круто,
Никуда нам не деться от бедовой земли.
Будем тихо иль громко сползать по наклонной
В пропасть, где сатана пятки нам подпалит.
А наш мир (его кличем зеленым, исконным!)
От огня рукотворного прахом сгорит.

Шла утром в школу девочка,
Была ее коса
Короною на темечке,
Подкрашены глаза.
А куртка ее красная,
В заклепочках стальных.
Уж точно она в классе
Красивей остальных!
Но я ведь не Асадов,
Романтик никакой,
С сюжетом я бы сладил —
Загнул еще какой!
Настрой глубок и тонок.
Напомню, что она
Совсем еще ребенок
И потому смешна,
Нелепа (пусть отличница,
Нет пропусков у ней!)
В наряде экзотическом!
Приметнее, видней, —
Так мама посчитала,
Таков неверный взгляд!
А девочка шагала,
Нет, не вперед – назад!
Я наблюдал за нею…
О чем еще там речь!
Как можно поскорее
Догнать! Предостеречь!

Я на виду у пешеходов
Стою, читаю вслух «Псалтырь».
Пришли на Русь такие годы:
Куда ни глянь, беда… пустырь.

Друг другу стали все чужие,
Глаза от денег лишь горят!
Какая сила сокрушила
Духовный величавый сад?!

Я, приняв риск, с молитвой вышел.
Кто усмехнется: вот еще
Один со сдвинутою крышей!
Кто двинет кулаком в плечо!

И только скромная старушка,
Ко мне приблизившись впритык,
Перекрестилась, стала слушать…
Зрил на иконе этот лик.

В толпе я встретил человека,
Я с ним почти что не знаком,
Зовут то ль Митькой, то ль Петром,
То ль здешний, то ль с деревни Ветка.

Ну, словом, я не испытал
В душе к нему особой тяги.
Сказал он о «гусиной тяге»,
Его я вяло поддержал,

Мол, осень, и уже прохладно,
И, верно, будет скоро дождь.
Без чувств промолвил он: «Ну что ж…»
И я не обнадежил: «Ладно…»

И разошлась по сторонам,
И без усилий затерялись.
Совсем как будто не встречались,
Без обретений и без ран.

И так же темная толпа
Бескровно, чуждо шевелилась.
И отдаленно мне помни́лось:
Людская жизнь бедна, слепа.

И тот (знать, встретились не зря!),
Сквозь многолюдье пробиваясь,
Холодным потом обливаясь,
Подумал так же, как и я.

Любопытно жить в России,
Даже весело порой.
Был сегодня ты красивый,
И богатый, и герой.
Завтра (разве ты не знаешь?!)
Все изменится, дружок:
Сам себя не угадаешь —
Пуст заветный кошелек,
Не лицо, а морда стала,
Как у бомжа: ей-же-ей!
В теле нет запасов сала,
В жилах – огненных кровей.
Обработали как надо,
Кличку выдали: «Слизняк!»
Хнычешь ты: «Какие гады!
Я для них-то этак – так
Угождал, всегда «отстегивал»,
Все равно не угодил,
В дедовской теперь вот стеганке
Прямо в лужу угодил!»
В самом деле, очень весело
Жить в России… как в гробу!
Люд толкует слезно в весях:
«Бьют железкой по горбу!»

Тогда не знал, что это значит,
Не понимал я сущий смысл,
Я только слышал – мама плачет:
«В чем виноват подросток-сын?!
Его прозвали безотцовщиной,
Как будто имени и нет.
От слова этого так тошно,
На белый не глядел бы свет!
А стал бедняжка сиротою
Не по случайности какой:
За дело на войне святое
Погиб его отец – герой».
Конечно, мать так не сказала,
Я передал ее печаль,
Она терпела и молчала,
И было не себя – ее мне жаль.
Я, не совсем все понимая,
Чуть усмехался: ну и пусть
Орет соседка тетка Рая,
Рябины защищая куст
Ничейной у плетня в проулке,
Я пару ягодок сорвал.
Раздался окрик ее гулкий:
«Прочь, безотцовщина, нахал!»
За всякие иные мелочи,
А чаще без причины я
(Уж лучше б обозвали сволочью,
Или балбес, или свинья!)
Частенько слышал: безотцовщина!
Был таковым я не один:
Забазнов Ваня, Петя Сояшкин,
Ломтев Никола, Городбин…
Их тоже матери горюнились,
Что виноваты без вины.
Детей жалея, сами гнулись,
Старели на виду страны.
Она же словно отстранилась,
Забыла подвиг, кто погиб.
Хамье букетом распустилось,
Поганый в дополненье гриб.
Позора мы не ощущали,
Подростки – зелены умом.
Мы слово «папа» не сказали,
Всяк обделенный был отцом.
А матери (они же вдовы,
Раздавленные злой судьбой!)
Нe наряжалися в обновы,
Хоть праздник или выходной.
Латали, шили одежонку
И обуви сынам – росли,
Учились… Нас уж за ручонку
Они по жизни не вели.
Мы не боялись службы в армии,
Упрямо познавали мир.
Боролись с гиблыми пожарами,
России охраняли ширь,
Чтобы война не повторилась.
Дух матери прошу: прости…
Укромно плакала, молилась
За милосердие Руси.