Борис Гучков - И верить, и любить

Вновь нависла над городом сумрака птица.
За громадами зданий не виден закат.
То не горней лампады сиянье златится —
Голубые рекламы прямо по небу мчат.

Призывают купить, положить на сберкнижку,
Непременно лететь самолётом на юг…
Я читаю букварь, просвещаю сынишку,
Что природа для нас и советчик, и друг.

До чего же наивны вопросы ребёнка:
«Папа, что там? Не кони ли мчатся селом?»
Чу! Неужто и вправду слышен бег жеребёнка?..
То трамвай прозвенел, громыхнув, за углом.

Свежеют дни, становятся короче,
Неистовствует ветер-листобой.
Который день я не смыкаю очи,
И мне уже невыносимы ночи.
Скажи, душа,
Что делать нам с тобой?
Как фонари, сегодня звёзды тусклы,
И, словно звёзды, тусклы фонари.
От невозможной, нестерпимой грусти
Во край лесов равнинный, среднерусский
Давай сбежим до утренней зари!
Сбежим туда, где рощи и низины,
Где всё как есть нам дорого кругом,
Где непролазны заросли малины
И низко долу клонятся бредины
В глуши лесной над тёмным бочагом.
Где во поле не убрана картошка
И дни, как летом, страдны, горячи,
Где на болотах клюква и морошка
И расписные ставни на окошках,
Ленивый кот мурлычет на печи.
Но глянь, душа, какая перемена!
Всё так же сладок клевер луговой,
Но рядом со скворечником антенна
Над каждой сельской высится избой.
Совсем иные звуки слышат уши!
Уж на селе, как встарь рожок пастуший,
Звучит сигнал машины легковой…

По дороге позабытой,
У сожжённого села
Не зацокают копыта
И не звякнут удила.

Белым днём,
Во тьме кромешной,
У воронки, вдоль межи
Снова с песней безутешной
Ветер в поле ворожит.

На военном пепелище
Всё-то кружит, словно чёрт.
И кого, кого он ищет?
Что сюда его влечёт?

Смерча мертвенную проседь
Завихряя, нелюдим,
Пепел выстывший возносит?
Сокрушается над ним?

Неотвратимая, ранняя
Осень вступила в права,
И зажелтели раменья
Крайние дерева.

За ветровую сиверко
Цепко схватился нить.
Незачем даже силиться
Что-то остановить.

Думает, что удержится,
Выстоит рамена…
Остепениться, утешиться
Самые времена.

Самое время по осени
Дела выискивать суть.
Самое время с вопросами
В душу себе заглянуть.

Так ли всё было истинно
В нашем пути вдвоём?
Стоит ли так воинственно,
Твёрдо стоять на своём?

Вовсе не стоит, скажете…
Скажете – остепенись…
А над полями и пажитью
Неба бескрайняя высь.

Безоблачный май, словно ягода, красен.
И льдины, и брёвна река пронесла.
У дома напротив состарился ясень,
А липа у наших окон подросла.

Отжившего ясеня вешнее горе.
Но знаю я, знаю: однажды, увы,
И липе моей, словно воину в поле,
Наступит пора – не сносить головы.

Поёт в вышине златогорлая птица.
Я в небо гляжу – замирает в груди.
Ах, я не мальчишка, чего кипятиться?
И что меня, что меня ждет впереди?

Но снова меня ожидает дорога.
И липе цветущей махну я рукой
В тот час, как услышу с родного порога
Гудок парохода над тихой Окой.

Степных и подмосковных,
В садах и без садов,
Как не любить районных
Российских городов!

Касимов, Муром, Суздаль…
Моя седая Русь.
Её степная удаль,
Её лесная грусть.

С домами пятистенными
И крепостными стенами,
С торговыми рядами
На берегу реки,
С церквами, тихой пристанью
И матерью, что пристально
Куда-то вдаль тревожно
Глядит из-под руки.

Вы потому мне дороги,
Что недруги и вороги,
Мечтавшие в столице
Справлять победный пир,
С мечтой своей расстались,
У ваших стен остались,
Повержены народом,
Который любит мир.
Вас не любить – немыслимо.
Не потому ли мысленно
По улицам мощёным,
Под пенье петухов
Брожу я, с восхищением
Следя за превращением
Обыденных раздумий
В мелодии стихов?..

О моей родословной до седьмого колена
Не глаголет геральдики вязь.
Были ратаи предков моих поколенья,
И, бойцами дружин становясь,

Они много голов положили на ниве,
Той, что саблей, что пулей сечёт.
Нашу русскую землю спасли не они ли?
За столетья потерян им счёт…

Повторил ли кого я?
В какую ты пору,
Чем-то схожий со мной человек,
Одиноко бродил по мещерскому бору
И своё сокровенное рек?

Может, он и доверил мне
Выразить словом
Всё, что шепчут леса и вода,
Дальний предок
Седьмого ль колена,
Восьмого, —
Мне того не узнать никогда…

Вот и снова, мама, я с тобою.
Кто ещё поверит и простит?
Крошкою кирпичной, бузиною
Самовар начищенный блестит.

На столе – домашнее печенье.
Значит, долго будем чаевать.
Фыркая, пыхтит он, подбоченясь,
Надо его снова доливать,

Вновь студить его живую душу…
Что-то не выходит разговор.
Я твоё молчанье не нарушу,
Слова не скажу наперекор.

За окном берёзовые ветки
Протянули к дому две руки.
Как твои скрипучи табуретки!
Как чисты твои половики!

Как они стары!.. Ну что я плачусь?
Перед кем? И на кого сердит?..
Всё равно ведь не переиначусь.
Мама понимающе глядит.

В гости приезжаю я не часто,
Но она не жалуется и
Снова смотрит, будто безучастно,
Видит руки нервные мои.

И пальто, поношенное снова,
И худая обувь скажут ей
Много больше, чем улыбка, слово…
Ничего не скрыть от матерей.

Наверное, полночью тихой
Скворец прилетел
И песню весны для скворчихи
Защёлкал, запел.

Шугнул воробьиную стаю.
Смешон и сердит,
Он прямо к окну подлетает,
Вовсю свиристит.

И мать у плиты суетится,
Стоит у огня.
И песней, как вешняя птица,
Волнует меня.

Тот старинный обычай – я не знаю, откуда
В наши щедрые души пришёл и когда:
Красный угол избы для дорожного люда
И для добрых гостей предназначен всегда.