Александр Петрушкин - Тетради 2002—2005 годов

Не торопись, мой птенчик, на этот вокзал:
Поезда плетут лишь одно направленье на Север, и скоро очень
Прялка выткет железную нить из аватар,
Которые падают в землю замедленным снегом,
И прежде чем изливаться из крынки – ты оглянись:
Что будешь ты – после, там, за своим пределом.

Слова кончаются. Дальше – по видимому – темнота.
Над ЧТЗ – ангелы и прочая чертовщина.
И ты выходишь из меня первой из ста:
Дыханьем, когда «-40» – сигаретным дымом.
Моя соленая речь растворит тебя наверняка —
Во все стороны от Камчатки и притворится Крымом.

Ловля звезд – пустое занятье, но ты
занималась всегда этим лучше, чем я,
и после свиданий с тобой я слышал, как роют фундамент кроты
и скоро здесь вырастет Колизей, а потом – скользя
по поросшему редкой травой побережью – волны забудут про нас.
И это правильно – поскольку это – о нас.

Как только закончился бог – мы пошли в театр,
смотрели на линии между надбровных дуг
сцены и старались не хмуриться. И повторяя соцарт —
соприкасались рыбьей кожей разводные мосты. Из подруг,
с которыми я спал в те стрёмные времена —
только ты вплавила влажный штрих-код в мои пелена.

Крошки с наших столов давно обрели свой гранит —
только крепость их – десять последних лет – гранит мой зрачок,
и мы прошли, как земную жизнь, холодный Аид,
в том смысле, что я в свой карман положил от него клочок.
И если кто-то случайно спросит тебя —
не отвечай ни о чем – как и я.

Если это свет – то какой же здесь мрак? Однако,
когда станешь мошкой, то полетишь обратно
из сумерек – пить морошку и зеркала амальгаму —
смутной или прозрачной тенью, чтоб подглядеть драму
сокасания времени и (смешное, как рифма) пространства,
губ и дыхания, языка и хамства
консьержа с нижнего: то ли этажа, то ли предела.
Запомни это так: промахнулся Акела —
в последующей аватаре – мы увидим его, как стаю.
Пока я двигался, в смысле летел к краю —
свет в окончанье зрачка разгорался ярче.
И я покинул его с вопросом:
а был ли мальчик?..

Так падает вода и распускает бога
на наши пальцы, лица и скрип от сапога.
К двадцатому успею связать себя немного
и посмотреть сквозь тело в точащие глаза,
успею довязать свои узлы и хворост,
расслышать, как из камня наружу каплет тот,
которого не видно, которого не надо,
чтоб перепутать тело свое и мутный дождь

Это лето вгонит пенелопу в гроб
Скажи хлоп-хлоп расцарапай лоб
Всех хлопот на пять пальцев
А шестой ты отсек
Слышишь это
по лужам плывет автостоп

Все базары застыли а леса на дрова
За спиною твоей как всегда братва
На Урале солнце из берегов
По воде внутри вены – тот
кто соткан из слов

Поскорей бы снег или наш базар
Непохож на восток или в скифе трава
Проросла – подыши на холодный чай
И согрей свою речь
В общем – все —
Прощай

Посмотри сквозь пальцы и отпусти взгляд
в свободный полет – он вернется, спустив панталоны с вещи, назад —
там вдалеке разлетятся остатки звезд,
и черные дыры в белой дыре покажут свой хвост,
вывернув наизнанку твою судьбу.
Щебечи как последний бродяга свое бу-бу.

Прикуси свой язык, научись лепетать как все —
это важный урок – прогуляйся у той на косе.
Ни грузин, ни еврей не обрушат свой гнев на тебя,
обернешься в камень – и в этом подобье тряпья
позабудешь: как ветер сквозь поры тебя поправлял
на морщину и птичий след на плече. Получи свой балл

в исправленном календаре – свой идиш пропей,
закуси улыбку и на соседа забей,
растирай своим взглядом последние вещи свои,
и прислушайся, как взгляд твоих предков – возвращаясь – «Пли!»
произносит тем, кто покинул со слезами их пах.
Так живи, как каждый: сам себе – при своих клопах.

Итак. Начинает нас слово с прозрачного А,
И тянется выстрел в воде черемичной на выдох.
Три раза по семь носит мамка в утробе сынка,
А после забудет, его отраженье увидев.
В багровый живот – ты посмотришь – прореха пуста:
Орешки пощелкало к августу беличье племя —
Так вьет нас в бесстыдства веревку слепая вдова,
Таращит глазенки на землю голодное семя.
Тик-так-тик. Все сфинксы вернутся прозрачной зимой —
Паленая водка и выносные базары.
Траливали с утра. Надо ехать в – холодное слово – домой,
А сутры Майтрей всех твоих обратились в трамваи.

Я путешествовал тебя ради,
оставлял там и тут ненужные вещи:
то катился опущенным в бочку с дегтем,
а то плыл слишком г (л/р) убым – в смысле: вещим.
Съел полморя соли, говорил с поморкой
на одном из – ею забытых – наречий,
танцевал над собой – в раскаленной сопке,
посылал мiр к чорту в полосатом френче.
Обреталось в яде густое слово,
обрекало на ягель и состраданье —
выбирал теплый снег из всего немого —
бабским плачем вернулось ко мне камланье.
За такие речи: в меня молчали,
провожали, за пазуху вылив водки,
становились в моем изголовье, свечами
прожигая рваные раны лодки.
Уходя на Запад, свой тихий шепот
обернул сукном и зарыл под Косьвой:
и теперь на плече – как не плюнешь – копоть,
как не глянешь – темень и некто бОсый.
Погаси лучину. Наклонись поближе.
Я пришел к тебе и растаял прежде,
чем узрел в зрачке твоем все причины,
что водили меня, отверзая вежды.

В городе, где давно нет ничего выше ольхи,
я говорил вечерами тебе, что трава – не наркотик,
ты смеялась в ответ, и твой смех царапал края реки,
пока вождь ацтеков примерял к тридевятым свой дротик.
Отсюда пойдет тишина, которую взрежет дождь,
пока ты будешь молиться – закрыв глаза сторукому богу.
Сегодня утром меня вконец достали советы обратиться к Ож-
еговскому словарю, и я начал рубить из стола пирогу.
В городе, где – с начала – нет ничего прямее ольхи,
всякий, кто бредит, называет вещи по (по) -длинным их именам.
Трава – не наркотик. Моя дорогая, сиди и молчи,
и слушай, как время в – лаптях конопляных – ступает по нам.

снег заметает не море а лед – и значит,
время седлать собак и двигаться щепкой лохматою через Север
на Южный полюс – может успеешь
выжать еще пару строк – пока сдавлен инфарктом морским – сытый сейнер
в этом смысле – все дети и – пора сенокоса
наступит через неделю и назовут искусством
ее спустя две эпохи невыжившие матросы
(рыбы в такой истории не говорят о грустном)
в грядущей зиме – все верно и правильно что и в кварце.
так начинают жить и пожинают пургу
на свадьбе твоей всегда – к утру – не хватает кваса
и укрывает небо в тебе соляную дугу
если по смутным нам снова читают судьбы
в дырах твоих богов – машет хвостом божок
радуют письма тем что мы еще не забыты
и вылетает метель через окно в ожог
мы – промежутки наших дыханий – на утро
сгорает твой выдох и хочется спать или бросить камень
в то что потом назовут дождем и промахнуться
снег заметает не море а лед – Дед Мороз поет
по заблудшим полярникам амен