Борис Михин - Дежурный по ночи

Царь щекотку любит точно.
Шепот: «Не горюй», —
колошматит повсеместно,
слышно хорошо.
Хорошо!..
Но если честно,
лучше б царь ушёл.

Словно карты,
раздал
Бог вопросы на всё.

Я, конечно, звезда,
но в отсутствие звёзд,
и на этом почил,
как субтропик в Крыму,
и не должен почти
ничего никому.

В рукаве есть свой туз,
не козырный, но всё ж.
Бить им не тороплюсь
(а порой невтерпёж).

Усмотреть боковым
финт судьбы как сквозь тьму?
Игры с Богом, увы, —
бесполезная муть.

Взявши прикуп, зачем
жду в нём некий ответ?
Он, конечно, исчез
(если был).
В шельмовстве
Оппонента винить
глупо.

Переверну…
Там вопрос аж звенит,
и назад не вернуть.

Вот и мучайся с ним.

Жить игрой – не игра.
Путь звезды – только вниз,
и куда-то за край.

Характерно, что нет
победителей. За
ноябрём бульденеж,
за любовью – слеза…

за ответом – вопрос.
И живём, пока есть
хоть один. Лучше – россыпь.
И в каждом – подтекст.

Предположим:
в метро переход
освещён жёлтым. Холодно, пусто…
И допустим, что грустно, и – шустро —
ликантроп-злость на шее верхом.

Обусловим всё это зимой,
нерастаченностями желаний
и сентенцией «не повезло»:
так быть может пора блажь горланить,
мол, достало, мол, сам виноват,
минус двадцать – есть повод к концовке?..

Предположим, ты – там.
Где ж виват
твой теперь? Бомж в чумазой спецовке
(или – Бог?) подметает бетон,
сквозняки скучно хлопают в кафель
оптимизмом, как грязью…
Не то
сам себе намечтал ты потрафить?

Мной двигают лифт,
мной паркуют машину,
и ходят на флирт
тоже мною.

Паршиво,
когда не понять,
кто топ-менеджер тела.
Оно – западня…

Кем-то солнце желтело.

Тобой повезло
мне за что-то, и рядом
ведёт нас без слов
нечто большее взглядов,
и – нами молчит,
и – целуется нами…

Реестр причин —
не реестр цунами:
он нуден и толст,
и с реестром последствий
не сверен.
Мой тост
мной гордится, естественно,
и муза моя
мною пишет зачем-то…
Кто – «я»(?): мезальянс
Эгоизма и Тщетно.

Стараться повсюду успеть…
Ну что ж, это тоже ведь – шанс.
Ночь.
Арочный мост.
Парапет.
Мне надо бы – не спеша.

Река, как ленивый удав,
обманом пустой глубины
нас гипнотизирует.
Прав,
выходит, тот, кто ленив?

Пожалуй.
Поток торопыг
на этом мосту не иссяк,
решающих методом «прыг»
всё. Этих не воскресят.

Но тот, кто остался, зато
успеть будет должен за всех…
Мелькнет сигарета, просев
параболой золотой.

Как только ты счёл, что тобою написанное
значительно и будет нужно кому-то, —
кранты: ты покрылся отныне и присно…
не бронзой,

а сквозь неё плохо реальность просматривается,
где люди – как призраки.
Славу в конверте
легко конвертировать в долларов матрицу,
но признанность здесь не при чём.
Слава – ветер.

Не нужен ты ей, но тебе – она, тёпленькая,
как койка бойцу после чая и вахты…
Собрать бы все бюсты в баул с недотёпами
и Воланду сдать, перемотанных ватой!

Он с ними обычно неплохо справляется,
когда есть желание (вот уж кто признан…).
В лучах славы души до дурости вялятся,
потрогай свою, – не похожий ли признак?

Практически не известен,
карман для иллюзий дыряв,
я верю во всё на свете,
не веря во всё подряд.

Практически победитель
второстепенных войн,
бываю весьма убедителен,
как тираннозавр – в меловой.

Практически ноль в оккультных
науках, в других зато
ещё меньше.
Mea culpa…
грехов дождь.
Молитва – зонтом.

Практически полностью вымок
(одно название – зонт),
с пустым карманом – на рынок
пустых человеков.
Он прост:

практически все продаются
(иллюзии и не нужны)
за правду и ложь (по унции)
в словах, был бы нервный нажим.

Во всей земле от вас и до меня
и метра не найдется без препятствий,
но разве это повод изменять?
«Тик-так, тик-так» ответило с запястья…

Во всех веках от нынче до потом
не будет и секунды чем-то лишней,
любая – повод крикнуть «хоть потоп…»
и тратить жизнь по принципу наличных.

Во всех богах от настоящих до
придуманных нам важен кнут и пряник…
В лопатках, чувствующих холодок,
суть крыльев.
Но летать дано – «по пьяни».

Во всей душе от совести до зла
не встретишь непреодолимо-строгих
границ.
Дослать патрон в патронник —
ещё не выстрелить.
Но надо ли – дослать?

Сегодня было грустно и туман,
до метров расстояния смывающий,
а заодно и «завтра» все играючи.
А в будущем теперь всегда зима.

А в прошлом заунывно плачет «мы»,
подсматривая на меня старательно,
но выступая в образе карателя,
я соглашаюсь с правилом зимы

и не прощаю (не святой Симон)
себя тебе. Беру туман в союзники.
Мы сами у себя обычно узники,
но понимаем это лишь в туман зимой.

Туман подозревал, что нелюдим.
И хоть к нему всегда тянулись люди,
их общество он ненавидел люто,
был чересчур загадочен, причудлив… —
один.

Но осуждать его дано не нам,
уж мы-то точно с ним похожи. Те же:
неясность направлений, мягкий стержень,
надежды, что надёжны лишь надежды…
Сплошной туман.

Туман в тумане – вот уж мощный сюр!
Знакомьтесь – я.
А встречные мутанты —
есть порождения сердитого тумана,
и все анизотропно негуманны
вовсю.

Туман поломал мой хронограф.
Не знаю теперь: кто я, где я.
Туман – неплохая идея.
Живые дома, будто огры,

вслед взглядами сопровождают
меня по асфальтной равнине.
И рядом дождь в ветхой рванине.
И я не живу – ожидаю,

бессмысленней новорождённых,
являясь от общего частью
(как женские взгляды на счастье
от счастья). Как желудем в дёрне,

не думаю – произрастаю
тягучими звуками мантры
шагов в безвременье тумана…
Забвение – штука простая.