Мирослав Крлежа - Избранное

Если же человек обладает волей борца и хочет достичь совершенной мудрости, пусть рассматривает землю как землю, но не думает о ней как о земле и не радуется тому, что будто бы эта земля — «его» земля, а почему? Чтобы познать землю, отвечаю я. Вода, огонь, воздух, природа, боги, единство и многообразие вселенной — пусть представляются человеку, обладающему волей борца, не более чем то, что они есть. И пусть он не раздумывает о вселенной, пусть не радуется, будто бы «вселенная моя», а почему? Чтобы все это познать, отвечаю я. Если случится, что у него рассеется заблуждение, пусть он расценивает это только так и, утвердившись в этом умозаключении, пусть выбросит из головы и заблуждение, и причину, по которой оно рассеялось, пусть не думает, что это рассеялось его собственное заблуждение, пусть его не радует это обстоятельство, а почему? Чтобы познать и заблуждение, и то, как оно утратилось!

Если человек решил стать неподвластным земным заблуждениям и достичь освобождения и совершенства, он должен, усвоив правильное поведение в жизни, отрешиться от привязанности к миру и углубиться в высшую мудрость, которая, думая о земле, ценит эту землю как таковую и не размышляет больше о ней, и не считает землю «своей землей», и не радуется ей, а почему? Потому что человек, неподвластный заблуждениям, знает землю. Ему понятны вода, и огонь, и воздух, и природа, и боги, и единство, и многообразие; вселенную он воспринимает как вселенную, но, когда совершенный человек думает о вселенной, она не представляется ему «его вселенной» и он не радуется ей, а почему? Потому что он познал вселенную. Он знает, что исчезновение иллюзии — не что иное, как исчезновение иллюзии, и его не вдохновляет это открытие, ибо он знает, что значит разочарование…

Совершенный, освобожденный человек, неподвластный заблуждениям, усвоил правильное поведение и отрешился от мирских радостей и, воспринимая землю отнюдь не как нечто постоянное, он вовсе не философствует о ней и не думает, исполненный блаженства, что земля — «его». Чем это объясняется? Тем, что он погасил в себе желания, у него их больше нет. Вода, огонь, воздух, природа, боги, единство и многоликость суть для него вещи, составляющие вселенную, но он не думает о них, он не говорит себе в упоении: «Вселенная — моя». А почему? Потому что он погасил в себе все желания, у него их больше нет. Ищущий человек вообще не думает о земле как о земле, он не считает ее в своем воображении «своей землей», потому что человек этот погасил в себе ненависть и теперь ему чуждо это чувство. Он не размышляет о земле, он не думает ни о воздухе, ни о воде, он не предается умствованиям по поводу того, что одна химера рассеялась, он не погружается в философствования о вселенной, потому что, раз отрешившись от заблуждений, он не способен отныне поддаться их власти.

Земля представляет для него ценность только как земля, но, не раздумывая о ней и не воображая, что она — его, человек этот не радуется ей, а почему? Ибо совершенный человек познал землю. Вода и огонь, воздух, природа и боги, единство и многоликость — все это представляется совершенному человеку принадлежностью вселенной, но он не раздумывает об этих элементах вселенной, и сама вселенная не представляется ему чем-то раз навсегда данным. Ему не может доставить удовольствие привязанность к ней, а почему? Потому что совершенный человек познал вселенную. Если развеялась какая-то иллюзия, освобожденный человек воспринимает это явление так и только так, и только таким оно представляет для него ценность, и он не погружается в сосредоточенные размышления о нем, воображая его себе как «иллюзию, которая рассеялась для него», но почему? Потому что совершенный человек постиг суть иллюзий.

Праведный человек, который достиг совершенного познания, осмысливая землю, представляет ее себе землей, и не погружается в исследование этого явления, и не считает землю«своей землей», и не испытывает привязанности к ней, а почему? Потому что просветленный постиг истину о том, что всякое наслаждение порождает страдание, что само земное бытие ограничено рождением, старостью и смертью…

Я утверждаю, что совершенный человек тогда может достичь высшего блаженства, когда в нем угасла жажда существования, когда он освободился от нее, когда он совладал с нею. Вода и огонь, воздух, природа и боги, единство и многоликость — все это представляется просветленному элементами вселенной, но, воспринимая вселенную таковой, он не углубляется в размышления о ней, он не испытывает привязанности к ней, а почему? Потому что он познал истину, что наслаждения — корень зла, что само земное существование, обусловленное фактом рождения, есть путь к старости и смерти. Поэтому достичь высшего блаженства может лишь тот, кто угасил в себе жажду жизни, освободился от нее. Просветленному исчезновение иллюзии представляется исчезновением иллюзии, но он не исследует это явление, он не думает, что это «рассеялась его иллюзия», а почему? Потому что он познал, что удовольствия и наслаждения — они же источники страданий и зла, что земное существование значит рождение, старость и смерть… Поэтому я утверждаю, что каждый совершенный человек освободился от всяких стремлений, что он погасил в себе все жизненные привязанности, вырвав их, искоренив до конца…

— Все так и должно быть, если уж говорить начистоту, как бывало твердили нам в пятьдесят третьем полку…

Верно говорит китаец: все на свете ровным счетом ничего не стоит по сравнению с нирваной! В человеческой природе так уж заведено: вылезаешь ты на свет белый, оторвавшись от матери, окровавленный, словно пес; едва у тебя прорежутся зубы — начинаются всякие ревматизмы, ну а потом, если не повесят, значит помрешь честным человеком. Мудрость-то нелегко дается. Нет, ты переболей сперва чесоткой, да на гвоздь наступи, да занозу в палец засади, пусть тебя и гусь ущипнет, и молотилка руку тебе раздробит, а тогда уж и ума наживешь. Ну а дальше что? Выстроит себе человек избу, девку в кровать положит, а чем она, эта самая девка, обернется? Одно слово — сварливая баба; и ругается и ест мужа поедом, и сосет его кровушку, ну, а люди, конечно, завидуют: «Ишь, женатый, живет хорошо». А потом окочурится — прости, господи, душу его — голубчик, а имущество, натурально, достанется жене.

А жена — что? Взять, к примеру, курицу. Ежели она подохнет ненароком, баба причитать примется, а то и в слезы ударится, ну а если мужика ее, вот меня, к примеру, из леса приволокут в кровь изрешеченного дробью, так ей что? Туда же еще и ругаться зачнет, ты, скажет, и ворюга, и бандит, и веревки-то на тебя нет!

Я чуть было жизни не лишился (лесник меня за браконьерство из ружья шуганул), а баба моя только вздохнула: