Мирослав Крлежа - Избранное

Крлежа одним из первых среди хорватских литераторов примыкает к рабочему движению. Вместе с известным хорватским писателем-коммунистом Августом Цесарцем (1893—1941) он в 1919 году начинает издавать журнал «Пламен», который ведет открытую борьбу против капиталистического порядка и монархии Карагеоргиевичей, под крылом которой собирались все силы реакции. Но, перейдя на сторону революционного рабочего движения, Крлежа не смог раз и навсегда покончить с идейными заблуждениями предшествующих лет. Его духовное развитие и в последующие годы было отмечено противоречиями и колебаниями. Особенно сильно это сказалось в конце тридцатых годов, когда Крлежа издавал журнал «Печат», в котором подвергал ревизии ряд важных вопросов марксизма. Однако в то время, когда в среде югославских писателей происходило все более очевидное размежевание в зависимости от их отношения к фашизму, когда некоторые литераторы скатывались в болото реакции, становились адвокатами и проповедниками фашизма, Крлежа пишет свой известный роман «Банкет в Блитве», в котором беспощадно разоблачает не только реакционный монархо-фашистский режим в Югославии, но и фашистскую диктатуру вообще как власть преступную и античеловечную.

Хотя идейные колебания и не увели писателя в болото реакции, они оставили заметный след в его творчестве.

При всем резко отрицательном отношении Крлежи к буржуазному обществу мы находим в его творчестве индивидуалистические, пессимистические настроения и отказ от борьбы. Эти характерные для мировоззрения писателя черты в значительной мере определяют его восприятие действительности. «Нигилистические раздумья о бессмысленности собственной функции, — пишет Крлежа, — это мое самое слабое место… Появляющееся временами ощущение собственной ненужности и окружающей пустоты — вот мой самый слабый и самый позорный лейтмотив. Но в самом процессе осмысления этих слабостей диалектически развивается и другая сторона моей природы, и все больше растет воля преодолеть их, перерасти…» [499] M. Krleža. Moj obračun s njima, Zagreb, 1932, str. 207—208.

Этот «личный коэффициент» выражается в творчестве Крлежи с непосредственностью, присущей творчеству лишь немногих писателей. Он сказывается не только в эмоциональной окрашенности его произведений, но и в пронизывающих их многочисленных размышлениях о мире, о жизни, о ее смысле. В постоянной внутренней борьбе вырабатывал Крлежа свою литературную концепцию.

Литературой Крлежа начал заниматься очень рано, еще на школьной скамье. По его словам, он нередко получал низкие баллы, ибо вместо того, чтобы зубрить греческие неправильные глаголы, писал драмы, которые потом сам же сжигал.

Крлежа целиком отдался творчеству в 1913—1914 годах, когда, вернувшись из Сербии, оставил армию. Он вступил на литературное поприще в период, известный в югославской литературе под названием «хорватский модерн».

Литература южнославянских народов конца XIX — начала XX века отличалась пестротой течений. Продолжало развиваться реалистическое направление, но появились и различные декадентские течения: неоромантизм, символизм, позже — экспрессионизм. Свои первые произведения Крлежа писал под влиянием символизма Оскара Уайльда, натурализма Ведекинда, повлияла на его творчество и скандинавская школа — Стриндберг, Ибсен. Эти влияния, особенно уайльдовское, были решающими в ранней драматургии Крлежи: в пьесах «Легенда», «Маскарад» (1913), «Кралево» (1915), «Христофор Колумб» (1917), «Микеланджело Буонаротти» (1918), «Адам и Ева» (1922); эти символистские пьесы, полные анархического отрицания «всегда сущего», с бесчисленными «убийствами, самоубийствами, привидениями», суть отражение идейных противоречий писателя, его разочарований и общей гнетущей атмосферы, которая окружала его в годы первой мировой войны. О своих стихах военного времени «Пан» и «Три симфонии» (1917) — три книги лирики, изданные в 1918—1919 годах, — Крлежа спустя пятнадцать лет писал: «Эта лирика всеми своими сторонами ближе к плачу над развалинами, чем к какой-либо социальной доктрине, и в сущности она — не что иное, как причитание над действительностью, без всякого сомнения жалкой и безнадежной» [500] M. Krleža. Moja ratna lirika. Sabr. dela, knj. 13, str. 39. .

После окончания первой мировой войны в югославской литературе модернистские тенденции усиливаются. Появляются последователи новых декадентских направлений: футуризма, дадаизма и других. Часть молодых писателей-модернистов, представителей буржуазной интеллигенции, под влиянием великих социальных потрясений эпохи отражала в своих произведениях настроения пессимизма и, сторонясь действительности, уходила в мистику. Многие из модернистских писателей — М. Црнянский, Т. Уевич, С. Пандурович, Д. Васич и другие — в дальнейшем перешли в лагерь реакции, а некоторые стали открытыми сторонниками фашизма. Но существовала и другая группа писателей, постепенно преодолевавших декадентские тенденции, переходивших на прогрессивные и революционные позиции, — в большей или меньшей мере они склонялись к реализму.

Крлежа принадлежал к группе писателей, творчество которых после войны все больше проникалось реализмом. Элементы его содержались в первых произведениях писателя, но лишь в более поздний период реалистическое отображение жизни становится характерным для творчества Крлежи.

Из бунтаря, отрицающего «все ценности», каким он предстает в «Легенде» и «Лирике», он превращается в борца против капиталистического общества, в критика буржуазных общественных отношений, буржуазной морали и культуры. Пессимизм, ясно выраженный в ранних произведениях писателя, постепенно уступает место осуждению определенных общественных классов — дворянства, буржуазии и буржуазной интеллигенции. Вместо абстрактной проблематики, «вечных» тем в его творчестве ставятся вопросы реального мира, героями произведений Крлежи становятся его современники со всеми их достоинствами и недостатками. Из дневников Крлежи, которые он вел в годы первой мировой войны, видно, что уже тогда, когда он писал свои символистские драмы, у него рождались замыслы многих будущих реалистических произведений. Непосредственное общение с людьми из народа, одетыми в солдатские шинели рабочими и крестьянами, которых Крлежа встречал в казармах, на фронте, в госпиталях, постепенно раскрывало перед ним многогранную проблематику жизни, давало ему в изобилии новый, волнующий материал. Этот материал не только требовал реалистического изображения, но и вносил серьезные коррективы в мировоззрение художника.

Массовое антивоенное и национально-освободительное движение южнославянских народов намного возросло, когда на Балканы начали приходить вести о революционных событиях в России и стали возвращаться первые очевидцы этих событий — бывшие военнопленные. О том, какое глубокое впечатление вызывали рассказы военнопленных, Крлежа писал в очерке о солдате Гебеше, лежавшем с ним в одной больнице. Гебеш рассказывал о Ленине и об Октябрьской революции. «Ощущалась вся гнетущая тяжесть глупости нашей жизни, — говорит Крлежа, — и слова Гебеша гремели в наших душах, как будто взрывались бетонированные укрепления всей этой солдатской и крепостной жизни, представлявшей нашу смертоносную действительность, действительность габсбургской войны, действительность гнусной и бессмысленной смерти за эту очевидную глупость».