Мирослав Крлежа - Избранное

— Вот, — говорит какой-то бедняга журналист, — вот они, эти невидимые силы нашей жизни! Не видишь их нигде, а они повсюду! Объявления об их банках! Предложение подписаться на их газеты! Программы их кинотеатров! Продажа их домов! Рекламы об их суррогатах кофе и мыла. Дифирамбы их похоронному бюро! И над всем доминирует это проклятое похоронное бюро! Все они — одно и то же, но «Ха-пе-бе» по крайней мере имеет какой-то высший, метафизический смысл. Меня, ей-богу, что-то влечет стать клиентом этого бюро! Если уж я и так с головой в долгах у Шефа, жру в его ресторане, работаю на него-в его редакции, пускай уж и на похоронах моих заработает!

Вспоминает Кралевич, что все смеялись шутке этого несчастного маленького червячка, а он через два дня умер от черной оспы и погребение его организовало «Ха-пе-бе», а Кралевича терзали какие-то смутные подозрения. Было это прошлой осенью.

С тех пор дела похоронного бюро значительно расширились. Теперь оно работает с огромным аппаратом, хоронит оптом, так как число убитых в нашем королевстве превысило рекламную цифру — полмиллиона. Сейчас можно заказать для участия даже в невоенных похоронах: пожарных в серебряных касках, учеников закрытых учебных заведений в форме, марширующих строем, ветеранов войны с оркестром, похоронную процессию в вельможной мадьярской праздничной одежде, хоры певчих со знаменем — одним словом, любую помпезность, что ослепляет и действует заодно со всеми нашими кликами, ложами, партиями, союзами и организациями, которые обычно плетутся в хвосте разных похоронных процессий.

Старухи и каноники, их превосходительства областные начальники в отставке, что водят на поводке маленьких белых пуделей, королевские начальники стражи с сигарами, младенцы и босяки, офицеры и беременные женщины, девочки и солдаты — все толпятся перед похоронным бюро.

Глядит Кралевич на суету Улицы, как Она бежит в контору; толкаются люди, чтоб поскорей абонироваться, из страха остаться вне похоронного реестра, чтоб не случилось так, что они не погибнут в гигантской бойне, этом апофеозе европейской цивилизации. Толкаются и торопятся как можно скорее получить удостоверение о смерти, чтоб не ждать слишком долго здесь, на этом несчастном шаре, в грязном городе, на вонючих улицах. А горбатый конторщик делает свое большое дело. Снизу, из подвала, доносится визг пилы, шум рубанка, строгающего доски, стук молотков, сколачивающих гробы, ящики и носилки; наверху же, в конторе, горбун без устали записывает в книги. Он заменяет сотню конторщиков. И не тех наших хорватских чиновников, которые загребают на комиссиях тысячи, в канцеляриях же завтракают, читают газеты и решают по полтора дела в день, а совсем невиданных служащих дьявольских канцелярий. Работа спорится в умелых руках маленького близорукого горбуна, он ловок и скор, как фокусник. Кралевич часто наблюдает из своей комнаты, как он работает внизу, в своей конторе. Нервы его не выдержали бы такого количества посетителей; горбун же принимает всех с таким ледяным спокойствием, словно он не живой человек, а машина. Будто вся эта человеческая, вернее «слишком человеческая», суета совсем его не касается. С адской, демонической скоростью проносятся свидетельства о смерти через его руки. А люди, довольные, что зарегистрировались, берут свои удостоверения и спешат домой. В документе все уже обозначено, так что человеку не надо ни о чем думать, а только ждать того определенного часа, который точно указан на свидетельстве, как на железнодорожном билете — время отхода скорого поезда. Там указано, будет ли погребение первого разряда или третьего, на каком участке будет лежать клиент; участки обозначены римскими, а могилы — арабскими цифрами. Если могила в воде, об этом сказано, будет умерший похоронен в земле или склепе и даже какая погода будет в день похорон — обо всех этих мелочах написано в свидетельстве о смерти. Затем: является ли указанный клиент законным ребенком, умер ли от голода, от чахотки или тифа. Если он герой, сколько медалей имеет, будет ли его сопровождать взвод пехоты или целая рота, будет ли дан почетный салют, как положено по королевскому регламенту, будут ли бить барабаны или играть оркестр. Если упомянутый в свидетельстве — превосходительство светлейшее или начальствующее лицо, это тоже указывается, а также если покойник — только господин или, может быть, вообще не господин, а нищий или солдат без звания. Все эти последние данные, касающиеся европейских душ, пребывающих на земле, вписаны в фамозный регистр «Ха-пе-бе»; умирают по предписанию. Может случиться, что клиента хватит удар где-нибудь перед витриной; «Ха-пе-бе» обеспечивает скорое и надежное перенесение тела, дабы умирающий не испустил дух в грязи. Или человека задавит трамвай, который, как зверь с выпученными глазами, носится по городу и давит людей. Или клиент должен перед смертью выполнить какое-нибудь важное и не совсем обычное дело. Свидетельства о смерти лиц, связанных с выполнением военной миссии обычно самые неприятные, и люди их больше всего боятся; но, к большому удивлению, никто не противится выполнению таких обязательств. Так, например, возьмут клиента в солдаты, научат его «маршировать по-солдатски», посадят в вагон и пошлют, назвав пехотинцем, за триста или пятьсот километров в окопы, где ему разобьют голову, и только тогда считается, что этот клиент-пехотинец выполнил долг и осуществил свое земное призвание. Существуют и более скромные виды смерти — во время пожара, при кораблекрушении или от несчастной любви в брачном треугольнике, но та, в окопах, самая неприятная из всех и поэтому называется «геройской смертью на поле славы». И все же «Ха-пе-бе» имеет большинство заказов на этот неприятный вид смерти, а для Кралевича это является лишним доказательством, что человеческий род, в сущности, необычайно глуп. Только парнокопытные переступают порог бойни так покорно, как это делают люди. Но обычно это клиенты третьего разряда, их часто десятками хоронят в одной могиле, нагих и искромсанных. И, хотя операции с клиентами, умершими от черной оспы, холеры, аппендицита, сумасшествия, сложны, хотя существуют неисчислимые варианты смертей, I ХПБ всегда справляется со всем аккуратно и четко. Этим бюро обязано господину Шефу. Он лично заложил основы дела, все сам ведет, обо всем заботится.

Удивительная вещь! Несмотря на то что господин Шеф — душа, центр и двигатель всего этого сложного предприятия, никто из персонала похоронного бюро ничего о нем не знает. Ни плешивые могильщики, которые караулят покойников, ни мастера, которые декорируют комнаты умерших, ни агенты, которые посещают клиентов на дому и снимают мерку для гробов, — эти несчастные люди, которые сопровождают наши процессии в цилиндрах и черных перчатках; едва кто-нибудь закроет глаза — они уже пронюхали об этом, — как охотничьи собаки! И не успевает еще остыть постель клиента, бывшего человека, как эти черные несносные агенты уже одевают и измеряют его, бросаясь на мертвое человеческое тело, как стервятники, в надежде на свои жалкие двадцать процентов от прибыли. Когда поднимают и одевают окоченевшие и пожелтевшие трупы часто с изуродованными частями тела (чтобы сантиметром точно измерить рост покойника — метр шестьдесят пять или метр семьдесят: гроб не должен быть длиннее, чем нужно, так как доски дороги), клиента берут двумя пальцами за большой палец ноги, как обыкновенный грязный товар. Никто из агентов, кажется, не знает господина Шефа. Кралевич познакомился с несколькими из них, но ни один не мот дать ему никаких сведений о своем хозяине. Он платит им, как и могильщикам, за выполненную работу — это все, что они могут сказать о своих деловых отношениях с таинственным работодателем. И столяры, которые целыми днями в подвале сколачивают гробы, так же мало знают о Шефе, А Кралевича мистическая личность собственника конторы интересовала все больше и больше; но чем глубже он погружался в таинственный комплекс деятельности бюро, тем непонятнее ускользали от него сведения о владельце предприятия. Кралевич непременно хотел познакомиться со своим соседом, так как ему казалось, что этот тип представляет собой одну из самых выдающихся личностей нашего города, поэтому он целыми днями следил за квартирой Шефа. Но Кралевичу не удавалось ничего увидеть, так как темные шторы на окнах квартиры Шефа обычно были опущены, лишь иногда за ними мелькали тени. В комнате, где Шеф бывал чаще, два окна. Здесь нередко виднелась фигура Шефа, задумчиво глядевшего на мрачные тучи и клочья тумана, бегущие над городом. В этой комнате ночи напролет горит свет — Шеф работает. Кралевич даже пытался познакомиться с горбуном, но ничего не узнал: молчит горбун, словно воды в рот набрал. Видно, это действительно его человек. Тогда Кралевич попытался познакомиться с рабочими из подвала, где помещается мастерская гробов, но это были простоватые, ограниченные люди, не занимающиеся делами, которые их не касаются.