Илья Эренбург - Шесть повестей о легких концах [старая орфография]

Узнавъ объ исходящей, вышелъ къ Поль-Луи. Разговорился, даже иглу забылъ.

Парижъ? Онъ жилъ шесть лѣтъ въ Парижѣ. На рю-Гласьеръ. Къ сожалѣнію, сильны синдикалисты. Надо принять двадцать одинъ пунктъ — тогда пойдетъ на ладъ.

— Вотъ наша партія…

Оживился — влюбленный имя милой выговорилъ. Замеръ. Потомъ — какая она. Сила. Дисциплина. Все государство — на ней. Надо на фронтъ, и всѣ изъ библіотекъ, изъ архивовъ, завсегдатаи кофеенъ Каружа и Монсури — съ винтовками. Разъ-два! Сынъ Шурина убитъ на фронтѣ, возлѣ Астрахани. Конечно, былъ партійнымъ. Надо — транспортъ — всѣ въ Наркомпуть, на узловые, въ депо. Собрать разверстку — здѣсь. Съ утра и до утра — три года. Еще была жена — Внудѣлъ. Сыпнякъ. Теперь одинъ.

Поль-Луи глядитъ: плюгавый, щуплый. Имя знаетъ — читалъ статьи — изысканія, цыфры, абстракція. Брюки — барроко бахромой. Вспоминаетъ — «партія». Митингъ. Залъ Ваграмъ. Ленты. Рыкъ. Оркестръ. А послѣ — кафэ, огни, смѣхъ. На мизинцѣ Шурина наперстокъ. Конечно, не на мизинецъ нужно, но женскій — на другіе не налѣзъ.

Потомъ — объ исходящей. Шуринъ хмурится — все недочеты механизма. Нѣкоторый бюрократизмъ. Вотъ скоро, скоро управимся, исправимъ. Исходящей все же нѣтъ. Но это и не важно. Оказывается, ее могло-бъ совсѣмъ не быть. Напутали. Теперь назадъ придется. Въ Жилищный, — если не выйдетъ — въ Цикъ, а послѣ въ Коминтернъ. Вверхъ по ступенькамъ.

Но Поль-Луи не можетъ — хоть бы булочку, или рогаликъ. Тошнитъ. Робко намекнулъ: нельзя-ли прикрѣпиться?

Шуринъ засуетился. Какъ не подумалъ самъ? Съ дороги. Новичекъ. Бѣда — здѣсь даже хлѣба нѣтъ — третій день не выдаютъ — заносы. Подвозъ. Грузы. М. П. О. Наркомпродъ.

— Вотъ что — вы карточку мою возьмите и обѣдъ получете. А мнѣ нельзя. Отсюда на комиссію. Потомъ въ парткомъ. Гдѣ-нибудь чайку попью. Идите. Я по телефону вамъ ночлегъ устрою.

Загибаетъ пальцы:

Позвонить въ Коминтернъ. Комиссія о профсоюзахъ — отчетъ въ районѣ. Новый планъ обсѣмененія. Инструкція губкомамъ. Статья…

Не кончивъ, мигнувъ мизинцемъ въ серебряномъ наперсткѣ — за иглу. Но нитка убѣжала. Ловитъ, сучитъ — не входитъ. Запотѣлъ.

А Поль-Луи съ карточкой, доброй, съѣдобной уже стоитъ въ хвостѣ. Не удивился даже, почуялъ запахъ льняного масла и помоевъ, карточкой махнулъ, чтобъ не прогнали, сталъ.

Какъ песъ голоденъ, а ѣсть не можетъ. Ложкой зачерпнулъ и дрогнулъ отъ духа воблы, кислой капусты, жести. Сосѣдъ припухшій съ картофельнымъ разсыпчатымъ лицомъ мигомъ проглотилъ и супъ и кашу. Началъ внимательно глядѣть на миску Поль-Луи. Уйдетъ — тогда… Вѣрно пять пайковъ, прохвостъ, получаетъ. Но Поль-Луи не уходитъ — куда? здѣсь все-таки теплѣе. Сосѣдъ — писатель Яхинъ, ученый секретарь, изъ Тео, въ отчаяніи рѣшается:

— Вы, что товарищъ, не ѣдите?.. Позвольте въ такомъ случаѣ?..

Поль-Луи не понимаетъ. Яхинъ растерянно:

— Вамъ это странно?.. Я отвѣтственный, по вечерамъ работаю. А съ пайка сняли.

Глядитъ, какъ мальчикъ на вокзалѣ. Поль-Луи взглядъ ловитъ. Понялъ. Головой — да, да — и по французски что-то. Молча, быстро Яхинъ вливаетъ жижу, вталкиваетъ сухое жесткое пшено. Крупинки подобравъ, улыбается:

— Ахъ, вы французъ… недавно… вотъ что! Страшно интересно! Мы готовимъ празднества на площадяхъ. Колесницы. Ристалища. Аѳины. Динамика.

И въ дверь. Поль-Луи пытается туда же. Крикъ, скандалъ:

— Вотъ этотъ ложку стибрилъ. Глухимъ прикидывается, — видѣли такихъ!

Долго шумятъ. Наконецъ, кто-то показываетъ Поль-Луи: надо ложку взять со стола и при входѣ вручить. Чтобы не крали государственнаго достоянія. Контроль. И виновато:

— У насъ, товарищъ, еще много несознательныхъ элементовъ.

Ристалище. Яхинъ — докторъ ГІанталонэ. Динамика. Еще — далеко, дальше этихъ чахлыхъ звѣздъ — нѣкая планета — Парижъ. Училъ въ лицеѣ: лучъ пробѣгаетъ миріады лѣть. Гдѣ ты, Жермэнъ?

Общежитіе. Прежде меблированные комнаты «Лиссабонъ», предпочтительно на часъ, но можно и на ночь. Теперь семейственность — издали слышно вопитъ грудной секретарши эстонской секціи Тисса. Когда его носила, пайковъ не выдавали — родился безъ ногтей, безъ пуха и слѣпъ. Вопитъ.

Еще — внизу у комендантской два хвоста. Поль-Луи не знаетъ въ какой нырнуть. Правый за хлѣбомъ. Бухарецъ въ клеенчатомъ халатѣ — будто душъ беретъ. Полфунта получивъ, глубоко поклонился, руку къ сердцу, снѣгами чалмы сверкнулъ. Румынъ Маріулъ, дважды ловко захвостившись, цѣлый фунтъ стянулъ, и не въ силахъ скрыть радости, засвистѣлъ «торреадоръ». Ему сегодня надо подкрѣпиться — изъ комнаты двѣнадцатой товарищъ Вишинъ уходитъ на ночное дежурство въ Инодѣлъ. Женѣ Вишина румынъ обѣщалъ занести немного заграничной пудры — нѣмка делегатка отсыпала на засѣданіи въ коробку отъ спичекъ. Занести, остаться… Что полфунта лишнихъ? — Вишинъ уходитъ рѣдко, и несмотря на строй и убѣжденія, за женой смотритъ въ оба, провѣряя даже цвѣтъ лица. Но порцій двадцать семь. И делегатъ Татреспублики, высокій татаринъ, застѣнчиво улыбается. Не будетъ ѣсть сегодня. Развѣ въ этомъ дѣло? Онъ занятъ однимъ — во всѣхъ наркоматахъ, въ переднихъ, даже на улицѣ… Комендантъ:

— Кто-же взялъ вашу долю?.. Вы теперь…

А онъ, вынимая осторожно изъ кармана обтрепанную стертую инструкцію:

— У насъ вѣдь голодъ. Необходима срочно — помощь.

Увидѣвъ новое лицо — Поль-Луи (старые ужъ знаютъ) попросилъ:

— Переведите ему. Пусть помогутъ. Ѣдятъ пометъ.

Перевели. Сухія скулы повисли надъ Поль-Луи. Пометъ. Помочь. Ресторанъ Дональ. Шатобріанъ съ анчоусомъ.

— Хорошо. Конечно. Мы поможемъ.

Сказалъ и зналъ: не помогутъ, послѣ шатобріана — спаржа, пометъ — умрутъ, или скулы, поворотъ, хрустъ, — Парижа нѣтъ. Пока что, быстро, здѣсь же сталъ пожирать свои полъ-фунта. Хлѣбъ мокрый, кислый. Все съѣлъ. Внутри загорѣлось. Икнулъ. Животъ, изумленный происшедшимъ, вылѣзъ, растягивая модный жилетъ.

Сталъ во второй хвостъ. Не зная. На всякій случай. Уткнулся въ стриженный затылокъ Вишиной. Оказалось — уборная, единственная въ домѣ, куда можно еще зайти. На дверцѣ объявленіе:

«Товарищи, это помѣщеніе исключительно для товарищей женщинъ. Мужское мѣсто на верху. Неподчиняющіеся будутъ выселены.

Поль-Луи поднялся въ номеръ четырнадцатый Ночуетъ вмѣстѣ съ сотрудникомъ Коминтерна Вилемъ. Познакомились. Кто Виль, откуда — неизвѣстно. Былъ всюду, знаетъ все. Ни возраста, ни типа. Въ Калифорніи, въ Лосъ-Анхэлосъ, работалъ для кинематографа, падая въ воду (за двойное). Былъ анархистомъ и въ Барселонѣ предателю откусилъ носъ (револьверъ предварительно отобрали). Членомъ миссіи методистовъ. Въ Парижѣ писалъ стихи фигурами, исключительно о поцѣлуяхъ на гидропланахъ. Переживая трудныя минуты, пошелъ въ кафэ «Женомъ» — танцовать въ юбкѣ и ничего не запрещать. Еще двѣ дюжины профессій и сотни случайностей. Какъ очутился въ Москвѣ? Молчитъ. Но коммунистъ. Конечно, не русскій — португальскій. Хотя по русски говорить прилично. Скорѣй всего не португалецъ, а поближе. Впрочемъ — сіе неважно. Дѣловитъ. Четыре пайка. За часъ, что были вмѣстѣ, прибѣгали Вишина и еще какая-то артистка. Мандаты. Полномочія. Для Поль-Луи находка. Съ нимъ не пропадешь.