Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты]

Тут можно читать онлайн Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты]
Автор:

Томас Вулф
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

4/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] краткое содержание

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - описание и краткое содержание, автор Томас Вулф, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

В первом романе американского писателя Томаса Вулфа «Взгляни на дом свой, ангел» жизненная ситуация настолько приближена к самому автору, что его можно во многом считать автобиографическим. Это не только цепь событий, вплотную следующих за биографией самого Вулфа, но и биография духа, повествующая о бурном «воспитании чувств», о любви и ненависти, о страстной привязанности к родине и бегстве от нее и, наконец, о творческих муках писателя. Критика отнеслась к роману очень хорошо, а вот на родине писателя, в Эшвилле, разыгрался скандал, потому что его жители немедленно «обнаружили» прототипы и восприняли роман как пасквиль.

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Томас Вулф

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

He was hurled, at eight years, against the torturing paradox of the ungenerous-generous, the selfish-unselfish, the noble-base, and unable to fathom or define those deep springs of desire in the human spirit that seek public gratification by virtuous pretension, he was made wretched by the conviction of his own sinfulness.	В восемь лет он вплотную столкнулся с мучительным парадоксом недоброты - доброты, эгоизма - самоотверженности, благородства -низости, и, неспособный ни измерить, ни постигнуть эти глубоко скрытые пружины желаний в душе человека, который ищет всеобщего признания через добродетельное притворство, он томился от сознания собственной греховности.
There was in him a savage honesty, which exercised an uncontrollable domination over him when his heart or head were deeply involved.	В нём жила яростная честность, которая властно подчиняла его себе, когда что-то глубоко воздействовало на его сердце или ум.
Thus, at the funeral of some remote kinsman, or of some acquaintance of the family, for whom he had never acquired any considerable affection, he would grow bitterly shamefast if, while listening to the solemn drone of the minister, or the sorrowful chanting of the singers, he felt his face had assumed an expression of unfelt and counterfeited grief: as a consequence he would shift about matter-of-factly, cross his legs, gaze indifferently at the ceiling, or look out of the window with a smile, until he was conscious his conduct had attracted the attention of people, and that they were looking on him with disfavor.	Так, на похоронах какого-нибудь дальнего родственника или знакомого, к которому он не питал ни малейшей привязанности, он испытывал горчайший стыд, если чувствовал, что в лад торжественному бормотанию священника или печальным песнопениям хора его лицо принимает выражение поддельной скорби. И тогда он начинал ёрзать, закладывал ногу на ногу, равнодушно поглядывал на потолок или с улыбкой смотрел в окно, пока не замечал, что на него начинают обращать неодобрительное внимание.
Then, he felt a certain grim satisfaction as if, although having lost esteem, he had recorded his life.	Тогда он испытывал какое-то мрачное удовлетворение, словно, утратив право на уважение, он утвердил свою жизнь.
But Luke flourished hardily in all the absurd mummery of the village: he gave heaping weight to every simulation of affection, grief, pity, good-will, and modesty - there was no excess that he did not underscore heavily, and the world's dull eye read him kindly.	Но Люк чувствовал себя в нелепых условностях маленького городка как рыба в воде: он придавал весомое правдоподобие любому притворному изъявлению привязанности, горя, жалости, доброжелательства и скромности - не существовало избытка, к которому он не дал бы придачи, и тусклый взор их мирка взирал на него благосклонно.
He spun himself outward with ceaseless exuberance: he was genuinely and whole-heartedly involved.	Он выворачивал себя наизнанку с неистощимой щедростью - он делился собой искренне и от души.
There was in him no toilsome web that might have checked him, no balancing or restraining weight - he had enormous energy, hungry gregariousness, the passion to pool his life.	В нём не было ни крепко сплетённой сетки, которая могла бы остановить его, ни балансира, ни противовеса, - ему была свойственна гигантская энергия, жадная общительность, стремление бросить свою жизнь в общий котел.
In the family, where a simple brutal tag was enough for the appraisal of all fine consciences, Ben went simply as "the quiet one," Luke as the generous and unselfish one, Eugene as the "scholar."	В семье, где одной грубоватой клички хватало, чтобы исчерпать все тонкости, Бен именовался просто "тихоней", Люк считался самым добрым и щедрым, а Юджин - "учёным".
It served.	Большего не требовалось.

The generous one, who had never in all his life had the power to fasten his mind upon the pages of a book, or the logic of number, for an hour together, resented, as he see-sawed comically from one leg to another, stammering quaintly, whistling for the word that stuck in his throat, the brooding abstraction of the youngest.	Самый добрый, у которого ни разу за всю жизнь не хватило силы воли хотя бы на час сосредоточиться над страницами книги или над логикой математического примера, смешно переминался с ноги на ногу, забавно заикался и посвистом заменял застревавшее в горле слово, злясь на задумчивую рассеянность своего младшего брата.
"Come on, this is no time for day-dreaming," he would stammer ironically.	- Ну пошли, сейчас не время мечтать, - заикаясь, говорил он иронически.
"The early bird catches the worm - it's time we went out on the street."	- Ранняя пташка сыта бывает. Пора уже на улицу.
And although his reference to day-dreams was only part of the axiomatic mosaic of his speech, Eugene was startled and confused, feeling that his secret world, so fearfully guarded, had been revealed to ridicule.	И хотя упоминание о мечтах было лишь частью аксиоматической мозаики его речи, Юджин был ошарашен и смущён, почувствовав, что тайный мир, который он так боязливо оберегал, теперь разоблачён и сделан мишенью для насмешек.
And the older boy, too, smarting from his own dismal performances at school, convinced himself that the deep inward turning of the spirit, the brooding retreat into the secret place, which he recognized in the mysterious hypnotic power of language over Eugene, was not only a species of indolence, for the only work he recognized was that which strained at weight or sweated in the facile waggery of the tongue, but that it was moreover the indulgence of a "selfish" family-forgetting spirit.	А Люк, страдая из-за своих школьных неудач, убеждал себя, что эти глубокие конвульсии духа, задумчивое отступление в тайный приют, укрытый за таинственной гипнотической властью, которой обладал над Юджином язык, были не просто разновидностью лени (сам он считал работой только то, что стонало под тяжестью или потело от напряжения в пустых словоизлияниях), но к тому же и "эгоистическим" отречением от семьи.
He was determined to occupy alone the throne of goodness.	Он твёрдо решил в одиночку занимать трон доброты и добродетели.
Thus, Eugene gathered vaguely but poignantly, that other boys of his age were not only self-supporting, but had for years kept their decrepit parents in luxury by their earnings as electrical engineers, presidents of banks, or members of Congress.	Вот так Юджин смутно, но мучительно убеждался, что другие мальчики его возраста не только содержали сами себя, но и в течение многих лет окружали роскошью престарелых родителей на свои заработки в качестве инженеров по электричеству, директоров банков или членов конгресса.
There was, in fact, no excess of suggestion that Gant did not use upon his youngest son - he had felt, long since, the vibration to every tremor of feeling of the million-noted little instrument, and it pleased him to see the child wince, gulp, tortured with remorse.	Собственно говоря, не было такого преувеличения, которого Гант не испробовал бы на своём младшем сыне, - он давно уже заметил, что этот тысячеструнный маленький инструмент отзывается на любую вибрацию чувства, и ему нравилось смотреть, как ребёнок морщится, судорожно сглатывает, терзается муками совести.
Thus, while he piled high with succulent meat the boy's platter, he would say sentimentally:	И, накладывая на тарелку мальчика сочные куски мяса, он говорил сентиментально:
"I tell you what: there are not many boys who have what you have.	- Знаешь ли ты, что на свете найдётся немного мальчиков, имеющих столько, сколько имеешь ты?
What's going to become of you when your old father's dead and gone?"	Что с тобой будет, когда твой старый отец умрёт?

And he would paint a ghastly picture of himself lying cold in death, lowered forever into the damp rot of the earth, buried, forgotten - an event which, he hinted sorrowfully, was not remote.	- И он рисовал страшную картину того, как его, холодного и неподвижного, навеки опустят в сырую землю, закопают, забудут, - и ждать этого, намекал он печально, осталось уже недолго.
"You'll remember the old man, then," he would say.	- Вот тогда ты вспомнишь старика! - говорил он.
"Ah, Lord!	- О господи!
You never miss the water till the well goes dry," noting with keen pleasure the inward convulsion of the childish throat, the winking eyes, the tense constricted face.	Ведь о воде думают, только когда колодец высыхает! - И он с острым удовольствием наблюдал, как подёргивается детское горло, мигают глаза, напрягается, морщится лицо.
"I'll vow, Mr. Gant," Eliza bridled, also pleased, "you oughtn't to do that to the child."	-Хоть присягнуть, мистер Гант! - возмущалась Элиза, тоже довольная. - Незачем дразнить ребёнка!
Or, he would speak sadly of	А иногда Гант начинал печально говорить о
"Little Jimmy," a legless little boy whom he had often pointed out to Eugene, who lived across the river from Riverside, the amusement park, and around whom he had woven a pathetic fable of poverty and orphanage which was desperately real now to his son.	"Маленьком Джимми", безногом маленьком мальчике, который жил за рекой по ту сторону Риверсайда (городского парка) и которого он часто показывал Юджину, сплетая вокруг него трогательную сказочку о нищете и сиротском приюте, сказочку, ставшую теперь для его сына невыносимо реальной.
When Eugene was six, Gant had promised him carelessly a pony for Christmas, without any intention of fulfilling his promise.	Когда Юджину было шесть лет, Г ант легкомысленно пообещал подарить ему на рождество пони, ни на секунду не собираясь выполнить это обещание.
As Christmas neared he had begun to speak touchingly of	С приближением рождества он начал проникновенно говорить о
"Little Jimmy," of the countless advantages of Eugene's lot and, after a mighty struggle, the boy had renounced the pony, in a scrawled message to Elfland, in favor of the cripple.	"Маленьком Джимми", о бесчисленных преимуществах, выпавших на долю Юджина, и после отчаянной борьбы с самим собой мальчик нацарапал письмо в Эльфландию с отказом от пони в пользу бедного калеки.
Eugene never forgot: even when he had reached manhood the deception of	Этого Юджин не забыл никогда: даже став взрослым, он вспоминал про басню о
"Little Jimmy" returned to him, without rancor, without ugliness, only with pain for all the blind waste, the stupid perjury, the thoughtless dishonor, the crippling dull deceit.	"Маленьком Джимми" - без злобы, без обиды, но с мучительной болью из-за этой слепой и бессмысленной растраты чувств, из-за глупой лжи, бездумной нечестности, калечащего тупого обмана.
Luke parroted all of his father's sermons, but earnestly and witlessly, without Gant's humor, without his chicanery, only with his sentimentality.	Люк как попугай повторял все отцовские нравоучения, но убеждённо и скучно, без юмора Г анта, без его лукавства, только с его сентиментальностью.
He lived in a world of symbols, large, crude, and gaudily painted, labelled	Он жил в мире символов, больших, примитивных, аляповато раскрашенных, с надписями:
"Father,"	"Папа",
"Mother,"	"Мама",