Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты]

Тут можно читать онлайн Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты]
Автор:

Томас Вулф
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

4/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] краткое содержание

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - описание и краткое содержание, автор Томас Вулф, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

В первом романе американского писателя Томаса Вулфа «Взгляни на дом свой, ангел» жизненная ситуация настолько приближена к самому автору, что его можно во многом считать автобиографическим. Это не только цепь событий, вплотную следующих за биографией самого Вулфа, но и биография духа, повествующая о бурном «воспитании чувств», о любви и ненависти, о страстной привязанности к родине и бегстве от нее и, наконец, о творческих муках писателя. Критика отнеслась к роману очень хорошо, а вот на родине писателя, в Эшвилле, разыгрался скандал, потому что его жители немедленно «обнаружили» прототипы и восприняли роман как пасквиль.

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Томас Вулф

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

My God, where are your brains?	Господи, что у тебя в башке вместо мозгов?
Sail into them.	Хватай их!
Tackle them, and don't take no for an answer.	Не отставай. Не принимай никаких отказов.
Don't ask them if they WANT to buy.	Не спрашивай их, хотят ли они покупать.
Dive into them:	Бери их за глотку:
'Here you are, sir - hot off the press.'	"Вот, сэр, свеженькие, прямо из типографии!"
Jesus Christ," he yelled, looking at the distant court-house clock with sudden fidget, "we should have been out an hour ago.	О, чёрт! - возопил он, нетерпеливо взглянув через площадь на часы на здании суда. - Нам надо было выйти уже час назад.
Come on - don't stand there: here are your papers.	Пошли, чего вы стоите? Вот ваши журналы.
How many do you want, you little Kike?"- for he had several Jews in his employ: they worshipped him and he was very fond of them - he liked their warmth, richness, humor.	Сколько возьмёшь, еврейчик? У него работало несколько еврейских мальчишек: они его обожали, и он был к ним очень привязан - ему нравилась их яркость, находчивость, юмор.
"Twenty."	- Двадцать.
"Twenty!" he yelled.	- Двадцать! - возопил он.
"You little loafer - you'll t-t-take fifty.	- Ах ты лодырь! Т-т-ты возьмёшь пятьдесят.
G-g-go on, you c-c-can sell 'em this afternoon.	Не валяй дурака, ты их все продашь до вечера.
By G-G-God, papa," he said, pointing to the Jews, as Gant entered the office, "it l-l-looks like the Last S-S-Supper, don't it?	Ей-богу, папа, - сказал он входящему Ганту, кивнув на евреев, - тайная вечеря, да и только. Верно?
All right!" he said, smacking across the buttocks a small boy who had bent for his quota.	Ладно-ладно, - сказал он, хлопая по заду мальчишку, который наклонился, чтобы взять свою порцию журналов.
"Don't stick it in my face."	- Не суй мне её в лицо.
They shrieked with laughter.	Они завизжали от смеха.
"Dive in to them now.	- Хватайте их!
Don't let 'em get away from you."	Не отпускайте!
And, laughing and excited, he would send them out into the streets.	- И, смеясь, весь красный от возбуждения, он посылал их на улицы.
To this land of employment and this method of exploitation Eugene was now initiated.	Вот к какому роду занятий и к какому методу эксплуатации был теперь приобщён Юджин.
He loathed the work with a deadly, an inexplicable loathing.	Он ненавидел эту работу смертельной и необъяснимой ненавистью, смешанной с отвращением.
But something in him festered deeply at the idea of disposing of his wares by the process of making such a wretched little nuisance of himself that riddance was purchased only at the price of the magazine.	Что-то в нём болезненно возмущалось при мысли о том, что для продажи своего товара он должен превращаться в назойливого маленького нахала, избавиться от которого можно только ценой покупки журнала.

He writhed with shame and humiliation, but he stuck desperately to his task, a queer curly-headed passionate little creature, who raced along by the side of an astonished captive, pouring out of his dark eager face a hurricane of language.	Он изнывал от стыда и унижения, но выполнял свою задачу с отчаянной решимостью - странное кудрявое пылающее существо, которое трусило рядом с изумлённым пленником, задрав смуглое сосредоточенное лицо и извергая ураган слов.
And men, fascinated somehow by this strange eloquence from a little boy, bought.	И прохожие, завороженные этим неожиданным красноречием маленького мальчика, покупали его журналы.
Sometimes the heavy paunch-bellied Federal judge, sometimes an attorney, a banker would take him home, bidding him to perform for their wives, the members of their families, giving him twenty-five cents when he was done, and dismissing him.	Иногда грузный федеральный судья с отвисающим брюшком, а иногда прокурор или банкир уводили его к себе домой, чтобы показать жене и другим членам семьи, а когда он кончал свою речь, давали ему двадцать пять центов и отсылали.
"What do you think of that!" they said.	"Нет, только подумать!" - говорили они.
His first and nearest sales made, in the town, he would make the long circle on the hills and in the woods along the outskirts, visiting the tubercular sanitariums, selling the magazines easily and quickly -"like hot cakes" as Luke had it - to doctors and nurses, to white unshaven, sensitive-faced Jews, to the wisp of a rake, spitting his rotten lungs into a cup, to good-looking young women who coughed slightly from time to time, but who smiled at him from their chairs, and let their warm soft hands touch his slightly as they paid him.	Продав первую порцию в городе, он отправлялся в обход по холмам и лесам у окраин, заходя в туберкулёзные санатории, продавая журналы без труда и быстро - "как горячие пирожки", по выражению Люка, - врачам и сиделкам, бледным небритым евреям с тонкими лицами, измождённому распутнику, который по кусочкам сплёвывал в чашку сгнившие лёгкие, красивым молодым женщинам, которые иногда покашливали, но улыбались ему со своих шезлонгов и, расплачиваясь, касались его тёплыми нежными руками.
Once, at a hillside sanitarium, two young New York Jews had taken him to the room of one of them, closed the door behind him, and assaulted him, tumbling him on the bed, while one drew forth a pocket knife and informed him he was going to perform a caponizing operation on him.	Однажды в горном санатории два молодых ньюйоркца завели его в комнату одного из них, заперли дверь и повалили его на кровать, после чего один из них достал перочинный нож и сообщил ему, что сейчас охолостит его.
They were two young men bored with the hills, the town, the deadly regime of their treatment, and it occurred to him years later that they had concocted the business, days ahead, in their dull lives, living for the excitement and terror they would arouse in him.	Это были два молодых человека, которым смертельно надоели горы, захолустный городок и томительный лечебный режим - и много лет спустя ему пришло в голову, что они задумали эту шутку заранее, смаковали её много дней своей скучной жизни, жили тем волнением и ужасом, которые должны были вызвать в нём.
His response was more violent than they had bargained for: he went mad with fear, screamed, and fought insanely.	Однако его реакция оказалась куда более бурной, чем они рассчитывали: он обезумел от страха, кричал и дрался как бешеный.
They were weak as cats, he squirmed out of their grasp and off the bed cuffing and clawing tigerishly, striking and kicking them with blind and mounting rage.	Оба они были не сильнее кошки, и он вырвался из их рук, отбиваясь, царапаясь по-тигриному, нанося удары руками и ногами в слепой нарастающей ярости.
He was released by a nurse who unlocked the door and led him out into the sunlight, the two young consumptives, exhausted and frightened, remaining in their room.	Его освободила сиделка, которая отперла дверь и вывела его на солнечный свет, а двое молодых туберкулезных больных, обессиленные и перепуганные, остались у себя в комнате.

He was nauseated by fear and by the impacts of his fists on their leprous bodies.	Его мутило от страха и от того, что его кулаки ещё хранили ощущение от ударов по их прокаженным телам.
But the little mound of nickels and dimes and quarters chinked pleasantly in his pockets: leg-weary and exhausted he would stand before a gleaming fountain burying his hot face in an iced drink.	Но в его карманах приятно позвякивали пятицентовые, десятицентовые и двадцатипятицентовые монеты; не чуя под собой ног от усталости, он стоял под сверкающим фонтанчиком и погружал разгорячённое лицо в стакан с ледяным напитком.
Sometimes conscience-tortured, he would steal an hour away from the weary streets and go into the library for a period of enchantment and oblivion: he was often discovered by his watchful and bustling brother, who drove him out to his labor again, taunting and spurring him into activity.	Иногда он урывал часок от надоевших улиц, уходил в библиотеку и, полный угрызений совести, на время погружался в колдовское забытье. Его бдительный энергичный брат часто застигал его там и гнал работать, насмешками и упрёками побуждая его к деятельности.
"Wake up!	- Ну-ка, проснись!
You're not in Fairyland.	Ты не в сказочной стране.
Go after them."	Иди хватай их!
Eugene's face was of no use to him as a mask: it was a dark pool in which every pebble of thought and feeling left its circle - his shame, his distaste for his employment was obvious, although he tried to conceal it: he was accused of false pride, told that he was "afraid of a little honest work," and reminded of the rich benefits he had received from his big-hearted parents.	Лицо Юджина было никудышной маской - в этой тёмной заводи каждый камешек мысли и чувства оставлял расходящийся круг: его стыд, его отвращение к своим обязанностям были очевидны, как ни старался он скрывать их. Его обвиняли в чванстве, говорили, что "ему не по нутру честная работа", и напоминали, какими благодеяниями его осыпали великодушные родители.
He turned desperately to Ben.	В отчаянии он искал опоры в Бене.
Sometimes Ben, loping along the streets of the town, met him, hot, tired, dirty, wearing his loaded canvas bag, scowled fiercely at him, upbraided him for his unkempt appearance, and took him into a lunch-room for something to eat - rich foaming milk, fat steaming kidney-beans, thick apple-pie.	Иногда Бен, косолапо шагая по улицам, встречал младшего брата, разгорячённого, усталого, грязного, с набитой парусиновой сумкой на боку, и, свирепо хмурясь, бранил его за неряшливый вид, а потом вёл в закусочную и покупал ему что-нибудь поесть - жирное пенное молоко, горячие бобы в масле, пышный яблочный пирог.
Both Ben and Eugene were by nature aristocrats.	И Бен и Юджин оба были по натуре аристократы.
Eugene had just begun to feel his social status - or rather his lack of one; Ben had felt it for years.	Юджин только теперь начал ощущать своё положение в обществе - вернее, его отсутствие. Бен ощущал это уже давно.
The feeling at bottom might have resolved itself simply into a desire for the companionship of elegant and lovely women: neither was able, nor would have dared, to confess this, and Eugene was unable to confess that he was susceptible to the social snub, or the pain of caste inferiority: any suggestion that the companionship of elegant people was preferable to the fellowship of a world of Tarkintons, and its blousy daughters, would have been hailed with heavy ridicule by the family, as another indication of false and undemocratic pride.	Исходное чувство могло бы свестись к потребности в общении с элегантными и красивыми женщинами, но ни тот, ни другой не был способен и не посмел бы признаться в этом, а Юджин был не в силах признаться, что его больно задевает его кастовая неполноценность; ведь любой намёк, что элегантное общество предпочтительнее фамильярного мирка всех этих Таркинтонов и их неуклюжих дочек, семья встретила бы тяжеловесными насмешками, как новое доказательство недемократичного чванства.