Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты]

Тут можно читать онлайн Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты]
Автор:

Томас Вулф
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

4/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] краткое содержание

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - описание и краткое содержание, автор Томас Вулф, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

В первом романе американского писателя Томаса Вулфа «Взгляни на дом свой, ангел» жизненная ситуация настолько приближена к самому автору, что его можно во многом считать автобиографическим. Это не только цепь событий, вплотную следующих за биографией самого Вулфа, но и биография духа, повествующая о бурном «воспитании чувств», о любви и ненависти, о страстной привязанности к родине и бегстве от нее и, наконец, о творческих муках писателя. Критика отнеслась к роману очень хорошо, а вот на родине писателя, в Эшвилле, разыгрался скандал, потому что его жители немедленно «обнаружили» прототипы и восприняли роман как пасквиль.

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Томас Вулф

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

Once, with a detective, she searched a departed girl's room in Niggertown, finding there sheets, towels, spoons that had been stolen from her.	Однажды в сопровождении сыщика она обыскала в Негритянском квартале комнату девушки, которая от неё ушла, и обнаружила украденные из "Диксиленда" простыни, полотенца, ложки.
The girl went to the penitentiary for two years.	Девушка получила два года тюрьмы.
Eliza loved the commotion of law, the smell and tension of the courts.	Элиза любила прибегать к помощи закона, ей нравился запах и напряжённая атмосфера судов.
Whenever she could go to law she did so: she delighted in bringing suit against people, or in having suit brought against her.	И когда она могла подать на кого-нибудь в суд, она подавала - для неё было большой радостью предъявить кому-нибудь иск. И не меньшей -когда иск предъявляли ей.
She always won.	Она всегда выигрывала дело.
When her boarders defaulted payments she seized their belongings triumphantly, delighting particularly in eleventh-hour captures at the railway station, with the aid of an obedient constabulary, and ringed by the attentive offal of the town.	Когда её постояльцы не платили, она торжествующе захватывала их вещи, и ей особенно нравилось с помощью покорных полицейских ловить их в последнюю минуту на вокзале в глазеющем кольце городских подонков.
Eugene was ashamed of Dixieland.	Юджин стыдился "Диксиленда".
And he was again afraid to express his shame.	И опять боялся выдать свой стыд.
As with The Post, he felt thwarted, netted, trapped.	Как и с "Ивнинг пост", он чувствовал себя обделённым, запутавшимся в сетях, пойманным в капкан.
He hated the indecency of his life, the loss of dignity and seclusion, the surrender to the tumultuous rabble of the four walls which shield us from them.	Он ненавидел неприличие своей жизни, утрату достоинства и уединения, передачу буйной черни тех четырёх стен, которые должны ограждать нас от неё.
He felt, rather than understood, the waste, the confusion, the blind cruelty of their lives - his spirit was stretched out on the rack of despair and bafflement as there came to him more and more the conviction that their lives could not be more hopelessly distorted, wrenched, mutilated, and perverted away from all simple comfort, repose, happiness, if they set themselves deliberately to tangle the skein, twist the pattern.	Он не столько понимал, сколько чувствовал бессмыслицу, путаницу, слепую жестокость их существования - его дух был растянут на дыбе отчаяния и недоумения, ибо он всё сильнее убеждался в том, что их жизни нельзя было бы больше изуродовать, изломать, извратить и лишить самого простого покоя, удобства, счастья, даже если бы они сами нарочно запутали клубок и порвали канву.
He choked with fury: he thought of Eliza's slow speech, her endless reminiscence, her maddening lip-pursing, and turned white with constricted rage.	Он задыхался от ярости: он думал о медлительной речи Элизы, о её манере углубляться в бесконечные воспоминания, о невыносимом поджимании губ, и белел от сдавленного в комок бессильного гнева.
He saw plainly by this time that their poverty, the threat of the poorhouse, the lurid references to the pauper's grave, belonged to the insensate mythology of hoarding; anger smouldered like a brand in him at their sorry greed.	Теперь он уже совершенно ясно видел, что их бедность, нависшая над ними угроза богадельни, жуткие упоминания о могиле для неимущих - всё это было бессмысленным мифотворчеством жадного скопидомства; и в нём, как головня, тлел гнев, порождённый их убогой алчностью.

There was no place sacred unto themselves, no place fixed for their own inhabitation, no place proof against the invasion of the boarders.	У них не было собственного места, не было места, предназначенного только для них, не было места, ограждённого от вторжения постояльцев.
As the house filled, they went from room to little room, going successively down the shabby scale of their lives.	По мере того как дом наполнялся, они переходили из комнат в комнатки и в каморки, спускаясь всё ниже и ниже по жалкой шкале своих жизней.
He felt it would hurt them, coarsen them: he had even then an intense faith in food, in housing, in comfort -he felt that a civilized man must begin with them; he knew that wherever the spirit had withered, it had not withered because of food and plumbing.	Он чувствовал, что это причинит им вред, огрубит их: он даже и тогда глубоко верил в хорошую еду, в хорошее жилище, в комфорт, - он чувствовал, что цивилизованный человек начинает именно с этого; он знал, что там, где дух чахнет, он чахнет не из-за хорошей еды и удобств.
As the house filled, in the summer season, and it was necessary to wait until the boarders had eaten before a place could be found for him, he walked sullenly about beneath the propped back porch of Dixieland, savagely exploring the dark cellar, or the two dank windowless rooms which Eliza rented, when she could, to negresses.	Когда в летний сезон дом наполнялся и приходилось ждать, пока не кончат есть постояльцы и для него не очистится место, он угрюмо расхаживал под вознесённой на столбы задней верандой "Диксиленда", злобно исследуя тёмный подвал и две душные каморки без окон, которые Элиза при случае старалась сдать негритянкам.
He felt now the petty cruelty of village caste.	Теперь он ощущал всю мелочную жестокость деревенской кастовости.
On Sunday for several years, he had bathed, brushed, arrayed his anointed body in clean underwear and shirting and departed, amid all the pleasurable bustle of Sunday morning, for the Presbyterian Sunday School.	В течение нескольких лет он по воскресеньям мылся, чистился, облекал своё освященное тело в чистое бельё и рубашку и отправлялся среди приятной суеты воскресного утра в пресвитерианскую воскресную школу.
He had by this time been delivered from the instruction of the several spinsters who had taught his infant faith the catechism, the goodness of God, and the elements of celestial architecture.	К этому времени он уже был избавлен от наставлений нескольких старых дев, которые подкрепляли его детскую веру катехизисом, рассказами о благости божьей и некоторыми сведениями о небесной архитектуре.
The five-cent piece which formerly he had yielded up reluctantly, thinking of cakes and ale, he now surrendered more gladly, since he usually had enough left over for cold gaseous draughts at the soda-fountain.	Пятицентовик, с которым прежде он расставался неохотно, сожалея о потенциальных пирогах и пиве, он отдавал теперь без особых страданий, так как обычно у него оставалось ещё достаточно, чтобы насладиться холодным газированным напитком у содового фонтанчика.
In the fresh Sunday morning air he marched off with brisk excitement to do duty at the altars, pausing near the church where the marshalled ranks of the boys' military school split cleanly into regimented Baptists, Methodists, Presbyterians.	Вдыхая свежий воздух воскресного утра, он бодро отправлялся исполнить долг свой у алтарей и останавливался неподалёку от церкви, где стройные ряды учеников военной школы чётко разбивались на взводы баптистов, методистов, пресвитериан.
The children assembled in a big room adjacent to the church, honey-combed to right and left with small classrooms, which they entered after the preliminary service was finished.	Дети собирались в примыкающем к церкви большом зале, в который справа и слева открывались сотами крошечные классные комнаты - по ним они расходились, когда кончалась служба.

They were exhorted from the platform by the superintendent, a Scotch dentist with a black-gray beard, fringed by a small area of embalmed skin, whose cells, tissues, and chemical juices seemed to have been fixed in a state of ageless suspension, and who looked no older from one decade to another.	С кафедры к ним взывал директор, дантист-шотландец с чёрной седеющей бородкой, окаймлённой небольшой полоской набальзамированной кожи - его клетки, ткани и соки, казалось, были раз и навсегда закреплены во вневозрастной неопределённости, так что истекали десятилетия, а он выглядел всё таким же.
He read the text, or the parable of the day's study, commented on it with Caesarean dryness and concision, and surrendered the service to his assistant, a shaven, spectacled, Wilsonian-looking man, also Scotch, who smiled with cold affection at them over his high shiny collar, and led them through the verses of a hymn, heaving up his arms and leering at them encouragingly, as they approached the chorus.	Он читал очередной стих или притчу, толковал их с цезаревской сухостью и точностью, а затем передавал ведение службы своему помощнику, тоже шотландцу, бритому и в очках, который с холодной ласковостью улыбался им над высоким глянцевым воротничком и вёл их от строфы к строфе псалма, взмахивая руками и ободряюще оскаливая зубы, когда они доходили до припева.
A sturdy spinstress thumped heavily upon a piano which shook like a leaf.	Крепкая старая дева барабанила по клавишам пианино, которое дрожало как осиновый лист.
Eugene liked the high crystal voices of the little children, backed by the substantial marrow of the older boys and girls, and based on the strong volume of the Junior and Senior Baraccas and Philatheas.	Юджину нравились высокие хрустальные дисканты маленьких детей, поддерживаемые тугой плотностью голосов мальчиков и девочек постарше и опирающиеся на могучий хор младших и старших баракков и филатеянок.
They sang: "Throw out the lifeline, throw out the lifeline, Someone is sinking today-ee"- on the mornings when the collection went for missionary work.	В те утра, когда собирались пожертвования для миссионеров, они пели: Протяните руку спасения - Кто-то тонет сегооодня!
And they sang:	И ещё они пели:
"Shall we gather at the river,	Соберёмся ли мы у реки,
The bew-tee-ful, the bew-tee-ful r-hiver."	Прекрааасной, прекрааасной реки?
He liked that one very much.	Этот псалом ему чрезвычайно нравился.
And the noble surge of	И величественное нарастание
"Onward, Christian Soldiers."	"Вперёд, Христовы воины!".
Later, he went into one of the little rooms with his class.	Потом он вместе со своим классом переходил в одну из маленьких комнат.
The sliding doors rumbled together all around; presently there was a quiet drone throughout the building.	Повсюду вокруг с рокотом смыкались скользящие двери; затем здание заполнялось ровным монотонным жужжанием.
He was now in a class composed entirely of boys.	Этот класс Юджина состоял только из мальчиков.
His teacher was a tall white-faced young man, bent and thin, who was known to all the other boys as secretary of the Y.M.C.A.	Их учителем был высокий белолицый молодой человек, сутулый и худой, про которого всем был известно, что он состоит секретарём местного отделения Христианской ассоциации молодых людей.
He was tubercular; but the boys admired him because of his former skill as a baseball and basketball player.	Он был болен туберкулёзом, но мальчики восхищались им за его прежние бейсбольные и баскетбольные подвиги.