Уильям Моэм - Нищий - английский и русский параллельные тексты

A small band, a guitarist, a blind fiddler and a harpist, played ragtime and after every other tune the guitarist came round with a plate. Маленький оркестр - гитарист, слепой скрипач, арфистка наигрывал танцевальные мелодии. После каждых двух номеров гитарист с тарелкой в руках обходил столики. I had already bought the local paper and I was adamant to the newsvendors who pertinaciously sought to sell me more copies of the same sheet. Я уже купил местную газету и проявлял несгибаемую твердость перед упорными попытками газетчиков навязать мне еще несколько экземпляров ее же. I refused, oh, twenty times at least, the solicitations of grimy urchins who wanted to shine my spotless shoes; and having come to the end of my small change I could only shake my head at the beggars who importuned me. По меньшей мере двадцать раз я отказался от услуг чумазых мальчишек, желавших почистить мои и без того сверкавшие туфли, а так как в конце концов у меня не осталось мелочи, я только покачивал головой в ответ на назойливые приставания нищих. They gave one no peace. От них не было спасения. Little Indian women, in shapeless rags, each one with a baby tied in the shawl on her back, held out skinny hands and in a whimper recited a dismal screed; blind men were led up to my table by small boys; the maimed, the halt, the deformed exhibited the sores and the monstrosities with which nature or accident had afflicted them; and half-naked, underfed children whined endlessly their demand for coppers. Индианки в бесформенных лохмотьях, каждая с ребенком, завернутым в шаль и привязанным за спиной, протягивали пергаментные руки и клянчащим голосом рассказывали одну и ту же печальную историю; маленькие мальчики подводили к моему столу слепцов; больные, увечные, калеки демонстрировали язвы и уродства, которыми наградила их природа или несчастный случай; без конца хныкали, выпрашивая медяки, полуголые голодные детишки. But these kept their eyes open for the fat policeman who would suddenly dart out on them with a thong and give them a sharp cut on the back or over the head. Все они боялись толстого полицейского, который время от времени выныривал откуда-то и начинал хлестать их плеткой по спине и по голове. Then they would scamper, only to return again when, exhausted by the exercise of so much energy, he relapsed into lethargy. Тогда они бросались от него врассыпную, но возвращались обратно, как только он, обессилев от столь непомерного напряжения, снова впадал в летаргию.

But suddenly my attention was attracted by a beggar who, unlike the rest of them and indeed the people sitting round me, swarthy and black-haired, had hair and beard of a red so vivid that it was startling.	Внезапно я обратил внимание на нищего, резко отличавшегося от всех других, да и от людей, сидевших вокруг меня - смуглых и черноволосых, -цветом своих ослепительно рыжих волос и бороды.
His beard was ragged and his long mop of hair looked as though it had not been brushed for months.	Он не расчесывал их, наверное, уже несколько месяцев, борода его свалялась, длинные патлы на голове торчали во все стороны.
He wore only a pair of trousers and a cotton singlet, but they were tatters, grimy and foul, that barely held together.	На нем не было ничего, кроме брюк и бумажной фуфайки, но таких засаленных и драных, что непонятно было, почему они еще не развалились.
I have never seen anyone so thin; his legs, his naked arms, were but skin and bone and through the rents of his singlet you saw every rib of his wasted body; you could count the bones of his dust-covered feet.	Никогда не приходилось мне видеть такой худобы; его ноги, его обнаженные руки были кожа да кости, сквозь дыры в фуфайке проглядывали резко очерченные ребра, а на покрытых пылью ступнях можно было сосчитать все косточки.
Of that starveling band he was easily the most abject.	Среди всех этих жалких подобий человека он выглядел самым несчастным.
He was not old, he could not well have been more than forty, and I could not but ask myself what had brought him to this pass.	Он не был стар, ему вряд ли перевалило за сорок, и я невольно задумался над тем, что же могло довести его до такой жизни.
It was absurd to think that he would not have worked if work he had been able to get.	Трудно было предположить, что он не стал бы трудиться, если бы мог достать работу.
He was the only one of the beggars who did not speak.	Единственный из всех нищих на площади, он молчал.
The rest of them poured forth their litany of woe and if it did not bring the alms they asked continued until an impatient word from you chased them away.	Все остальные вопили о своих страданиях и, если это не приносило подаяний, продолжали клянчить до тех пор, пока их не отгоняли грубым окриком.
He said nothing.	Этот не произносил ни слова.
I suppose he felt that his look of destitution was all the appeal he needed.	Он, вероятно, понимал, что его фигура лучше всяких слов говорит о его бедности.
He did not even hold out his hand, he merely looked at you, but with such wretchedness in his eyes, such despair in his attitude, it was dreadful; he stood on and on, silent and immobile, gazing steadfastly, and then, if you took no notice of him, he moved slowly to the next table.	Он даже не протягивал руки, а просто смотрел на вас, и в глазах у него было столько отчаяния, вся его поза выражала такую безнадежность, что становилось страшно. Он стоял и стоял, молча и неподвижно, а затем, если на него не обращали внимания, медленно переходил к следующему столику.
If he was given nothing he showed neither disappointment nor anger.	Если ему не подавали ничего, он не выказывал ни разочарования, ни злобы.
If someone offered him a coin he stepped forward a little, stretched out his clawlike hand, took it without a word of thanks and impassively went his way.	Когда ему подавали монету, он делал небольшой шаг вперед, протягивал руку, похожую на когтистую лапу птицы, без слова благодарности брал деньги и все так же безразлично двигался дальше.

I had nothing to give him and when he came to me, so that he should not wait in vain, I shook my head.	Мне нечего было дать ему, и, когда он подошел ко мне, я покачал головой, чтобы не заставлять его ждать понапрасну.
"Dispense Usted por Dios," I said, using the polite Castilian formula with which the Spaniards refuse a beggar.	- Dispense Usted por Dios (Бог подает - исп.), -сказал я, прибегнув к вежливой кастильской формуле, которой испанцы отказывают нищим.
But he paid no attention to what I said.	Он не обратил ни малейшего внимания на мои слова.
He stood in front of me, for as long as he stood at the other tables, looking at me with tragic eyes.	Он стоял предо мною ровно столько же, сколько и у других столов, и смотрел на меня трагическими глазами.
I have never seen such a wreck of humanity.	Никогда еще я не видел такой глубины падения.
There was something terrifying in his appearance.	В его внешности было что-то ужасающее.
He did not look quite sane.	Так не может выглядеть нормальный человек.
At length he passed on.	Наконец он отошел от меня.
It was one o'clock and I had lunch.	Пробило уже час, я пошел завтракать.
When I awoke from my siesta it was still very hot, but towards evening a breath of air coming in through the windows which I had at last ventured to open tempted me into the plaza.	Когда я проснулся после дневного отдыха, все еще стояла духота, но ближе к вечеру дуновение ветерка, проникшего в комнату через окно, которое я отважился открыть, соблазнило меня выйти на улицу.
I sat down under my arcade and ordered a long drink.	Я снова уселся в тени галереи и взял себе виски.
Presently people in greater numbers filtered into the open space from the surrounding streets, the tables in the restaurants round it filled up, and in the kiosk in the middle the band began to play.	Вскоре площадь заполнилась народом, появившимся из окружающих улиц, за столиками не осталось свободных мест, и на эстраде посреди площади заиграл оркестр.
The crowd grew thicker.	Народу становилось все больше.
On the free benches people sat huddled together like dark grapes clustered on a stalk.	По краям площади на скамейках набилось столько людей, что они сидели, прижавшись друг к другу, словно виноградинки в грозди.
There was a lively hum of conversation.	В воздухе стоял шумок разговора.
The big black buzzards flew screeching overhead, swooping down when they saw something to pick up, or scurrying away from under the feet of the passers-by.	Большие черные птицы, пронзительно вскрикивая, летали над головой и то падали камнем на землю, когда замечали что-нибудь съедобное, то с шумом вспархивали из-под ног у прохожих.
As twilight descended they swarmed, it seemed from all parts of the town, towards the church tower; they circled heavily about it and hoarsely crying, squabbling and jangling, settled themselves uneasily to roost.	К закату они уже кишели на колокольне, слетевшись туда, казалось, со всех концов города. Птицы тяжело кружили вокруг колокольни, хрипло ссорясь и переругиваясь, а потом уселись на нее и угомонились на всю ночь.
And again bootblacks begged me to have my shoes cleaned, newsboys pressed dank papers upon me, beggars whined their plaintive demand for alms.	И снова меня осадили чистильщики обуви, снова продавцы газет старались всучить мне влажные от типографской краски листы, снова я услышал жалобные вымогательства нищих.

Читать дальше