Томас Гарди - Тэсс из рода д'Эрбервиллей [английский и русский параллельные тексты]

Тут можно читать онлайн Томас Гарди - Тэсс из рода д'Эрбервиллей [английский и русский параллельные тексты] - бесплатно полную версию книги (целиком) без сокращений. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Тэсс из рода д'Эрбервиллей [английский и русский параллельные тексты]
Автор:

Томас Гарди
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

5/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
100

1

2

3

4

5

Томас Гарди - Тэсс из рода д'Эрбервиллей [английский и русский параллельные тексты] краткое содержание

Тэсс из рода д'Эрбервиллей [английский и русский параллельные тексты] - описание и краткое содержание, автор Томас Гарди, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

В романе Томаса Гарди (1840—1928) рассказывается о печальной судьбе девушки, наделенной красотой и тонко чувствующей душой. Проклятие лежащее на Тэсс, обрекает ее расплачиваться за преступления некогда могущественных предков. Готовая пожертвовать собой ради близких, она протестует против грубого посягательства на человеческое достоинство и вынуждена совершить убийство.

Тэсс из рода д'Эрбервиллей [английский и русский параллельные тексты] - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

Тэсс из рода д'Эрбервиллей [английский и русский параллельные тексты] - читать книгу онлайн бесплатно, автор Томас Гарди

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

It was a thousand pities, indeed; it was impossible for even an enemy to feel otherwise on looking at Tess as she sat there, with her flower-like mouth and large tender eyes, neither black nor blue nor grey nor violet; rather all those shades together, and a hundred others, which could be seen if one looked into their irises-shade behind shade-tint beyond tint-around pupils that had no bottom; an almost standard woman, but for the slight incautiousness of character inherited from her race.	Жалость - это было подходящее слово; даже враг и тот почувствовал бы сострадание, глядя на сидевшую здесь Тэсс, чей рот напоминал цветок, а большие неясные глаза были не черными и не голубыми, не серыми и не фиалковыми, но, пожалуй, сочетающими все эти цвета и сотни других, которые можно было увидеть, всматриваясь в радужную оболочку, где вокруг бездонного зрачка ложились один на другой различные цвета и оттенки, - Тэсс, женщину почти безупречную, если не считать слегка неуравновешенного характера, унаследованного от предков.
A resolution which had surprised herself had brought her into the fields this week for the first time during many months.	Решение, неожиданное для самой Тэсс, впервые за много месяцев привело ее на поля.
After wearing and wasting her palpitating heart with every engine of regret that lonely inexperience could devise, common sense had illuminated her. She felt that she would do well to be useful again-to taste anew sweet independence at any price.	Сначала она терзала и томила свое трепещущее сердце всеми муками сожаления, какие только может придумать одинокое и неопытное существо, затем здравый смысл подсказал ей выход: она почувствовала, что поступит хорошо, если снова будет полезной, снова вкусит прелесть независимости, чего бы это ни стоило.
The past was past; whatever it had been, it was no more at hand.	Прошлое есть прошлое; каково бы оно ни было, его больше нет.
Whatever its consequences, time would close over them; they would all in a few years be as if they had never been, and she herself grassed down and forgotten.	Каковы бы ни были последствия, время над ними сомкнется, - пройдут года, и наступит день, когда для всех они исчезнут навсегда, а она сама будет погребена и забыта.
Meanwhile the trees were just as green as before; the birds sang and the sun shone as clearly now as ever.	Меж: тем деревья были так же зелены, как и раньше, так же пели птицы и так же ярко светило солнце.
The familiar surroundings had not darkened because of her grief, nor sickened because of her pain.	Знакомый пейзаж не омрачился ее скорбью, не заразился ее болью.
She might have seen that what had bowed her head so profoundly-the thought of the world's concern at her situation-was founded on an illusion.	Ей следовало понять одно: мысль, заставившая ее так низко склонить голову, - мысль о всеобщем жгучем интересе к ее положению основана была на иллюзии.
She was not an existence, an experience, a passion, a structure of sensations, to anybody but herself.	Никому не было дела до ее жизни, до ее переживаний, ее страстей, ее мироощущения, кроме нее самой.
To all humankind besides, Tess was only a passing thought.	Для всех остальных людей Тэсс была лишь мимолетной мыслью.
Even to friends she was no more than a frequently passing thought.	Даже ее друзья думали о ней лишь мельком, хотя и часто.
If she made herself miserable the livelong night and day it was only this much to them-" Ah, she makes herself unhappy."	Если бы она горевала всю жизнь, для них это означало бы только: "А, она сама делает себя несчастной".

If she tried to be cheerful, to dismiss all care, to take pleasure in the daylight, the flowers, the baby, she could only be this idea to them-"Ah, she bears it very well."	Если бы старалась она быть веселой, отогнать все заботы, радоваться дневному свету, цветам, ребенку - для них все это воплотилось бы в короткой фразе: "Она держится молодцом".
Moreover, alone in a desert island would she have been wretched at what had happened to her?	Одна, на необитаемом острове, сокрушалась бы она о том, что с ней случилось?
Not greatly.	Не очень.
If she could have been but just created, to discover herself as a spouseless mother, with no experience of life except as the parent of a nameless child, would the position have caused her to despair?	Если бы она только что вышла из рук творца и увидела себя безмужней женой, ничего не ведающей о жизни и являющейся лишь матерью безыменного ребенка, могло ли бы такое положение довести ее до отчаяния?
No, she would have taken it calmly, and found pleasure therein.	Нет, она приняла бы его спокойно и нашла бы в нем радость.
Most of the misery had been generated by her conventional aspect, and not by her innate sensations.	Скорбь не родилась из глубины ее существа, а порождена была социальными условностями.
Whatever Tess's reasoning, some spirit had induced her to dress herself up neatly as she had formerly done, and come out into the fields, harvest-hands being greatly in demand just then.	Как бы ни рассуждала Тэсс, что-то побудило ее одеться опрятно, как одевалась она раньше, и выйти на полевые работы, так как на рабочие руки был теперь большой спрос.
This was why she had borne herself with dignity, and had looked people calmly in the face at times, even when holding the baby in her arms.	Вот почему она держала себя с достоинством и спокойно смотрела людям в глаза, даже когда прижимала к груди ребенка.
The harvest-men rose from the shock of corn, and stretched their limbs, and extinguished their pipes.	Работники встали со снопов, потянулись и потушили трубки.
The horses, which had been unharnessed and fed, were again attached to the scarlet machine.	Лошадей, которые были выпряжены и накормлены, снова впрягли в красную машину.
Tess, having quickly eaten her own meal, beckoned to her eldest sister to come and take away the baby, fastened her dress, put on the buff gloves again, and stooped anew to draw a bond from the last completed sheaf for the tying of the next.	Тэсс, быстро доев завтрак, подозвала сестру и, отдав ей ребенка, застегнула платье, надела кожаные перчатки и, снова наклонившись, выдернула пучок колосьев из последнего связанного снопа, чтобы перевязать следующий.
In the afternoon and evening the proceedings of the morning were continued, Tess staying on till dusk with the body of harvesters.	Работа продолжалась весь день и весь вечер, и Тэсс вязала снопы до сумерек.
Then they all rode home in one of the largest wagons, in the company of a broad tarnished moon that had risen from the ground to the eastwards, its face resembling the outworn gold-leaf halo of some worm-eaten Tuscan saint.	Потом все поехали домой в одном из самых больших фургонов, сопутствуемые круглой тусклой луной, которая поднялась на востоке и походила на истертый золотой венчик какого-нибудь тронутого тлением тосканского святого.
Tess's female companions sang songs, and showed themselves very sympathetic and glad at her reappearance out of doors, though they could not refrain from mischievously throwing in a few verses of the ballad about the maid who went to the merry green wood and came back a changed state.	Товарки Тэсс пели песни, проявляли большое участие к ней и радовались концу ее затворничества, хотя и не могли удержаться, чтобы лукаво не спеть несколько куплетов из баллады о девушке, которая пошла в веселый зеленый лес и вернулась оттуда не такой, как прежде.

There are counterpoises and compensations in life; and the event which had made of her a social warning had also for the moment made her the most interesting personage in the village to many.	В жизни все уравновешивается и компенсируется: событие, которое в какой-то мере сделало ее парией, привело также к тому, что в это время многие считали ее интереснейшим человеком в деревне.
Their friendliness won her still farther away from herself, their lively spirits were contagious, and she became almost gay.	Дружелюбие товарок еще больше отвлекало ее от мыслей о себе, живость их была заразительна, и она почти развеселилась.
But now that her moral sorrows were passing away a fresh one arose on the natural side of her which knew no social law.	Но теперь, когда ее горести этического порядка рассеивались, случилась новая беда, затронувшая инстинкт, который не признавал никаких социальных законов.
When she reached home it was to learn to her grief that the baby had been suddenly taken ill since the afternoon.	Придя домой, она с ужасом услышала, что днем ребенок внезапно захворал.
Some such collapse had been probable, so tender and puny was its frame; but the event came as a shock nevertheless.	Этого следовало ждать - такой он был крохотный и слабый, - и тем не менее ее охватило смятение.
The baby's offence against society in coming into the world was forgotten by the girl-mother; her soul's desire was to continue that offence by preserving the life of the child.	Девушка-мать забыла о том, что ребенок, появившись на свет, нанес оскорбление обществу; страстным ее желанием было не смывать этого оскорбления, сохраняя жизнь ребенка.
However, it soon grew clear that the hour of emancipation for that little prisoner of the flesh was to arrive earlier than her worst misgiving had conjectured. And when she had discovered this she was plunged into a misery which transcended that of the child's simple loss. Her baby had not been baptized.	Однако очень скоро выяснилось, что час освобождения маленького пленника плоти пробьет раньше, чем подсказывали ей наихудшие опасения; и, убедившись в этом, она погрузилась в тоску, вызванную не только близкой потерей ребенка: малютка не был крещен.
Tess had drifted into a frame of mind which accepted passively the consideration that if she should have to burn for what she had done, burn she must, and there was an end of it.	Все последнее время Тэсс находилась в состоянии покорного безразличия и считала, что если за ее поступок ей суждено гореть в аду, она будет гореть, и дело с концом.
Like all village girls, she was well grounded in the Holy Scriptures, and had dutifully studied the histories of Aholah and Aholibah, and knew the inferences to be drawn therefrom.	Подобно всем деревенским девушкам, она была начитанна в Священном писании, добросовестно выучила историю Аголы и Аголибы и знала, какой урок следовало из нее извлечь.
But when the same question arose with regard to the baby, it had a very different colour.	Но когда тот же вопрос коснулся ее ребенка - он принял совершенно иную окраску.
Her darling was about to die, and no salvation.	Ее ненаглядное дитя умирает, и ему отказано в вечном блаженстве.
It was nearly bedtime, but she rushed downstairs and asked if she might send for the parson.	Час был поздний, но она сбежала с лестницы и спросила, можно ли послать за священником.
The moment happened to be one at which her father's sense of the antique nobility of his family was highest, and his sensitiveness to the smudge which Tess had set upon that nobility most pronounced, for he had just returned from his weekly booze at Rolliver's Inn.	К несчастью, это совпало с моментом, когда ее отец особенно гордился древним благородством своего рода и с особой остротой чувствовал, насколько Тэсс запятнала это благородство. Он только что вернулся из трактира Ролливера после еженедельной выпивки.