Юргис Балтрушайтис - Литва: рассеяние и собирание

Последний лист трепещет в небе стылом
попал к ветвям в расставленную сеть
день вырыт в мерзлом грунте как могила
светло и хочется зарыться не смотреть

нацелен в небо оловянный дыма палец
с откоса реку видно хорошо
жених свернувшись на кровати засыпает
забыв что он посвататься пришел

зима. стеклянный воздух рвет как пес
когтями бронхи но куда хитрей
двуглавый пес залегший на откос
чтоб дом свой чуять парой пар ноздрей

зима без права выбора. ну что же
придется согласиться с ней похоже

Осеннее солнцестояние
неяркое и невысокое
морщинистый огрызок яблока
валяется с лузгой подсолнечной

день легок дом осенний пуст
лучи последние согрели
пионовый увядший куст
и бультерьера Даниэля

у магазина тракторист
к забору трактор привязав
шуршит монетами в горсти
и солнце прямо бьет в глаза

а Даниэль грызущий прутик
лишь мордой розовою крутит

Идут ко дну в потоке невесомом
былых времен тяжелые куски
и в повседневном ритме незнакомом
все больше отчужденья и тоски

как старые часы с беззубыми колесами
показываю время как музей
иду с дождем не мучаясь вопросами
считать могилы умерших друзей

пусть состраданье на денек осталось
пусть рамы на зиму позатыкала жалость
лохмотьями чернеющих небес

но мчит опушкою собака ледяная
и как луна из тьмы тоннеля лая
несется паровоз наперерез

Вечер открыт
Двор перерыт
Чистый паркет
Радио табурет

Убран пространства тетраэдр
Быта один сантиметр
Кто тут в тебя играет
Гёте в гольфах и гетрах

Почта. Скорая помощь
Лает собака у дома
— Что, ничего не помнишь?
— Все я прекрасно помню

- - - я шел прогуляться в поля
железные истуканы высокого напряжения
с оглядкой на запад
махали электрическими кнутами
рулонной соломой гоняли в футбол
а тем временем в городах
люди плодили детей и пускали деньги

я оказался в галлюциногенном офсайде

I
лодкой скользя по озеру, на другой берег - - -

лезвием языка нежничаю с твоим горлом, сползаю по
шее, плечам, кисти пролизываю и пальцы, бережу
пуповину, и пах запахивается, и впиваюсь как
истомленный всем летом клещ

лодкой скользя по озеру - - -

влажно лакомлюсь спелой грушей твоего
подбородка, где звучно пируют пчелы, тяну к себе
набрякшие сливы сосцов, от полноты норовящие
лопнуть, изнывшие дрожью как овечки катящиеся с
горы.

лодкой скользя по озеру —

щекой глажу виски, пересекаю брови и лоб, губами
срываю поспевшую виноградину пота - - -
II
когда мы ночью перечеркнули озеро лодкой,
не зная куда со стыда деваться, звезды кашляли в
кулаки, мы махали знаменами наших рубах, мы
ногами гребли и топили невод памяти, мы якоря
оборвали, а ими нас удерживала земля,
встречный ветер обратно впихивал в горло
мечтания, крики и жалобы - - -

не зная куда со стыда деваться, звезды кашляли в
кулаки - - -
пока мы карабкались на другой берег, к захолустному
городку по имени, что ли, Гадес, месяц хохотал во
все горло - - -

а лодочника мы напоили и уложили его в камышах,
на его кровные мы хотели купить опия и ракии. чем
ближе был берег — тем он становился дальше, смутно
виднелись ясли, к ним дикие звери строились в
очередь, Пан мелодично играл в косточки, не зная
куда со стыда деваться, звезды кашляли в кулаки и
гляделись в озера — отворенные земляные язвы, где
извивались мы, страстью набитые черви, голодные
жаждой жить и умирать, каждый за двоих.
счастливы — покуда в озере, посреди всех этих
глагольных неопределенных форм - - -

Над серебряной луною пахнет черной глубиною
там пульсары и квазары рой планет и вой комет
под луною город-морок меркнет тысячами норок
мостовых хрустит костями сонно стонет новостями
ворох маленьких иллюзий и порталов тяжкий бред