Денис Коваленко - Хавчик фореве...

Было за полночь, я изрядно нервничал. Людмила приставала ко всем, всех хотела расцеловать, угостить, ублажить, хотела, чтобы все интересовались только ею. Мы уже сидели за общим столом в компании каких-то бандитов. Людмила со всеми хотела выпить на брудершафт. Порывалась залезть на стол и станцевать танец живота. Я чувствовал себя полным идиотом. Но решил идти до конца.

— Пойдем домой. — Я крепко взял Людмилу за руку, пора было убираться. На меня и так уже косо смотрели, а желания связываться с этими детинами у меня не было.

— Никуда я не пойду. — Она вырвала руку.

— Иди, брат, отсюда, — махнул мне рукой невысокий коренастый мужичок с абсолютно бандитской рожей.

Вдруг парень, сидевший слева от меня, показал коренастому жестом, что, дескать, все нормально, и, бесцеремонно подхватив Людмилу под мышки, буквально выволок ее на воздух, я следом.

— Бери такси и увози ее отсюда, — сказал он мне серьезно. Я, право, не ожидал. — Пьяная баба — хуже некуда, — продолжал он. — Сам в такой ситуации был, так что понимаю. Вон такси. — Он указал на машину, припаркованную у обочины. — Ну все, удачи.

Я пожал ему руку.

— Я не хочу никуда ехать, — пьяно сказала Людмила, вдруг ее повело, парень вовремя подхватил ее.

Вдвоем мы довели Людмилу до машины. Усадили ее на заднее сиденье.

— Все, счастливо, — махнул мне парень и вернулся в кафе.

Я назвал таксисту свой адрес. Благо на такси деньги у меня остались.

— Я тебя очень люблю… и очень хочу, — прошептала Людмила, ткнувшись лбом мне в плечо. Через минуту она уже спала.

Мы подъехали к моему подъезду. С трудом, с помощью водителя я довел Людмилу до лифта. Кое-как втащил ее в квартиру. Грохнувшись на диван, она пыталась что-то говорить, делала какие-то движения, вскидывала руки, призывая кого-то или прогоняя. Я лег рядом. Людмила тут же прильнула ко мне, успокоилась и уснула.

Аккуратно убрав ее руку со своей груди, я поднялся с дивана. Захотелось пить, я вышел на кухню. Напившись, подошел к окну и уперся лбом в стекло. Совсем рядом тихо стояли березы, рукой можно дотянуться до их листьев. Я открыл окно. Вдруг стало так муторно, голова закружилась; зажав ладонью рот, я выбежал в ванную, где меня и стошнило. Нос забился, дышать невозможно; как рыба, я хватал ртом воздух, опершись о край ванны. Наконец я отдышался, открыл воду и сунул голову под теплый душ. Стало легче. Я сидел на краю ванны. Там, в комнате, на диване спала девушка. Кто она, чем занимается, я так и не понял. Она говорила, что работает журналистом, уверяла, что художница, что закончила исторический факультет… А собственно, важно ли это? Я решил, что не важно.

Вернувшись в комнату, я сел на диван. При свете луны лицо ее было особенно красиво: курносый носик, пухленькие губки, лишь шрам на левой щеке, но он ее нисколько не портил. А ведь она безумна, уверял я себя, рассматривая ее лицо. Впрочем, я и сам безумен. Мне почему-то стало приятно от этой мысли. Я лег рядом и, обняв ее, уснул.

Уже под утро, проснувшись, я не выдержал, разделся, раздел Людмилу и овладел ею. Получилось долго и бестолково, она все время воротила лицо, морщилась, наконец сказала: «Когда же ты кончишь?» Желания как не бывало.

— Сходи лучше за пивом, — не открывая глаз, сказала она.

— У меня нет денег.

— Тоже мне проблема. Где моя курточка?

Перегнувшись через спинку дивана, я поднял с пола ее курточку. Людмила взяла ее, запустила руку во внутренний карман и достала… У меня буквально челюсть отвисла, я сглотнул. Пачка в два моих пальца толщиной, перехваченная красной резинкой… только тысячные купюры. Выдернув одну, Людмила протянула ее мне.

— Вот, купи себе пива, а мне… я хочу вина, фруктов и чего-нибудь мясного, лучше рыбки.

Черт возьми, кто она такая, с такими деньгами, а по одежде и не скажешь. Эта нелепая болоньевая курточка… Ничего себе журналистка-художница…

Впрочем, ну ее к лешему с ее курточкой. Деньги есть, а там… короче, хавчик фореве, а все остальное — не-вемайнд. Я решил не заморачивать себе голову. Пусть идет как идет, по крайней мере я сегодня не один.

Я сидел в кресле, Людмила — на диване, пили вино, закусывали виноградом. Мне было спокойно и уютно. До такой степени, что и мыслей не было — кто она, откуда у нее такие деньги. Я пил вино и слушал ее, она говорила много и охотно, но говорила несвязно и все об одном.

— На прошлой неделе была в ресторане. Сидим с подружкой, к нам подходит мальчик лет восемнадцати и говорит: «Это мой ресторан, и ты, — на меня показывает, — будешь сейчас со мной». Я глазки сделала, удивилась так. «Да?» — говорю. А потом его убили, зарезали за то, что меня оскорбил… Я никого не боюсь. Я хочу умереть. Не бойся, — она улыбнулась, — тебя никто не тронет. А вот теперь я тебя хочу.

…К обеду мы были уже достаточно пьяны. Людмила смотрела на меня в упор и, казалось, не видела меня.

— Я хочу умереть, — твердила она как заклинание, — я хочу умереть. Ты думаешь, почему я вот с тобой пью, а? ну, отвечай — почему я с тобой пью!

— Не знаю, — ответил я.

— И я не знаю, — растерянно сказала она и, задумавшись, поджала губы. Вдруг соскочила с дивана. — Поехали! Поехали в ресторан. Поехали! Будем сорить деньгами. Я хочу сорить деньгами! Одевайся. Одевайся же! — Точно одержимая, она не находила себе места, словно что-то припоминая, хваталась за голову, то бросалась к телефону, то кричала: «Где мои трусики?!»

Я все так же сидел в кресле, наблюдал за ней и пил вино. Наконец одевшись, она чуть не силком и меня заставила одеться и выйти из квартиры.

На улице она поймала такси, важно сказала:

— В центр. В «Метрополь».

— Да убери ты ее от меня. — Таксист нервничал, Людмила лезла к нему, признавалась в любви и всеми силами мешала ему вести машину. — Все. — Таксист дал по тормозам. — Я больше не могу. С вас две сотни. Дальше я не поеду и за тысячу. Я не самоубийца!

— А я самоубийца! Ты понял?! Ты понял меня? — я самоубийца!

С большим трудом я заставил Людмилу выйти из машины.

— Я — самоубийца! — кричала она ему вслед. — Я самоубийца. — Она вдруг повисла на мне и заплакала навзрыд.

— Ладно, — успокаивал ее я. — Вон какое-то кафе, пойдем.

В нескольких шагах был вход в небольшой подвальный кабачок. Обняв Людмилу, я проводил ее внутрь.

— Так, Максим, — деловито прошептала она, когда мы сели за столик, — ты мужчина, а я девушка. Я хочу, чтобы ты меня угощал и чтобы ты за меня платил.

— У меня нет денег, ты же знаешь.

— Ничего я не знаю. — Она достала из кармана пачку денег и протянула ее мне — всю.

Я, по правде, ошалел.

— Не придуривайся, бери. Все равно их сегодня пропьем, так какая разница, у кого они будут. Держи ты, наконец.

Я взял деньги, тут же засунул в карман. Не по себе мне было и почему-то страшно. Но это быстро прошло. Появился официант, меню, водка… и меня понесло… Через какой-то час мы напились до беспамятства.