Денис Коваленко - Радуга в аду

Сам Андрей к свадьбе отнесся крайне серьезно, особенно к венчанию. Здесь его позиция была однозначна — надо, значит надо, а все прочее, все эти верю — не верю… ничего, раз, для жены, можно и обвенчаться. Какое-то время, конечно, он поупорствовал: и человек он не религиозный, и… но крещенный ведь, а это главное — Людочка сказала, что это главное. Андрей решился. Деньги за венчание небольшие, и… Людочке это надо, а раз ей, так и ему. По крайней мере, хоть в церкви побывает, в которой, если не считать крещения, и не был ни разу. Конечно, он волновался: вплоть до того, как креститься правильно, Людочка ему объясняла. Накануне и молитвы, все положенные, выслушал, какие Людочка вычитала, даже вдумчиво выслушал, Андрей ко всему вдумчиво подходил, характер такой. — А что на исповеди сказать? — спросил он. — Покайся, грехи свои поведай, душу облегчи, — отвечала Людочка. — Грехи у нас у всех есть, у каждого, — сказала, и, не сдержавшись, зарыдала. Часто она теперь рыдала, очень часто. Оттого Андрей и настоял, чтобы она к нему переселилась, оттого и на венчание согласился: что угодно, лишь бы ей, Людочке, легче было, спокойнее.

Со священником в церкви мама договаривалась. Священник, который собирался венчать ее сына, маме очень понравился, молодой, лицо симпатичное, серьезное, интеллигентное, и у самого четверо детей, несмотря, что ему лет двадцать шесть, от силы. Говорит все правильно и серьезно. Мама Андрея вообще перед священниками какое-то даже благоговение испытывала, даже трепет; а с этим, когда договаривалась, и вовсе в глаза ему боялась взглянуть, до того лицо у него было интеллигентное и серьезное. Словом, священник ей крайне понравился, не то, что некоторые, а то такие ведь бывают злыдни, что и… вспоминать страшно. В церковь, ближайшую к их дому, мама Андрея заходить боялась, там священник еще тот законник был, если заметит, что в церкви кто перешептывается или не по правилам делает, службу враз прерывает и во весь свой бас через всю церковь и в хвост и в гриву согрешившего: дескать, в храм пришла и платком голову не покрыла, а еще в брюках! или: Да как ты крестишься, нехристь! Ты что, католик или протестант?! И все в таком нервном духе. А здесь, в этой церковке маленькой, уютной, все тихо было, смиренно. И церковь ей понравилась, и… словом, мама Андрея полночи не спала, все мужу рассказывала, как все-таки хорошо, что сын их венчается; отец уже и спал давно, а мама все рассказывала, рассказывала, мечтала…

Как ни торопились, к началу службы все же опоздали. В церковь вошли, волнуясь, крестясь и кланяясь. Вадим только вошел спокойно, без креста, и даже с какой-то еле уловимой брезгливостью, но на это никто не обратил внимания, все как-то были сами в себе. Было немноголюдно, служба рядовая, утренняя, несколько старушек, работниц этой церкви, молодой парень в длинном кожаном плаще, всякий раз, как-то с размахом кладя крест и кланяясь чуть ли не до пола, и какая-то, точно случайно зашедшая, девица в шарфе, повязанном поверх модненькой беретки. Всю службу она с любопытством озиралась, видно, ей очень хотелось осмотреться, походить, но в каком-то боязливом смирении она все стояла в углу, все только озираясь, все сжимая руку у груди.

Андрей с Людочкой встали у окна, тихие, незаметные, крестились, кланялись, рядом — родители и Вадим, всю службу, как и девица, все разглядывающий иконы и росписи, неуютно ему здесь было, но и выйти не решался.

Полслужбы выстояли. Все было готово для исповеди. Андрей встал в очередь, всего две старушки. Священник покрывал склонившуюся голову кающегося епитрахилью, выслушивал, крестил. Подходил следующий. Подошел Андрей. Подошел несмело, неуверенно, служба не легко далась ему, лицо было крайне взволнованным и утомленным, но, только он ступил к аналою, лицо его оживилось:

— Мы венчаться должны, — поздоровавшись, сказал он.

— Вы по этому поводу? — голос священника, и правда, был тих и приятен.

— Жена сказала нужно исповедаться, вот, я… — стараясь говорить так же тихо и приятно, произнес Андрей.

— Слушаю вас, — пригласил его священник.

— Даже не знаю, — невольно Андрей пожал плечами. — Грехов, наверное, у меня много. И гордыня есть, и… В Бога я не верю, — вдруг сказал он. Священник в недоумении глядел на него.

— Чернота. Умер и все. А дальше — чернота. Ни света, ни всех этих туннелей и… света нет. Просто умер. Материализм, — стыдливая невольная улыбка показалась на его лице, он покраснел: — Ну, вот так уж, простите меня. Я врач. Но крещеный, — поспешно поправился, и, все с той же, мальчишеской виноватостью. Священник, казалось, растерялся, но эта растерянность сразу же сменилась другим выражением: лицо посуровело, теперь даже, что-то наставительно благородное было в этом чистом, правильном лице, обрамленном светлой аккуратной бородкой. И эта правильность, сперва внушавшая уважение, вызвала в Андрее совсем обратное чувство — чувство какой-то необъяснимой досады — точно его изловили и сейчас будут благородно бить, причем за то, чего он не совершал; и, с каждым словом, сказанным священником, это чувство только обострялось.

— Зачем же вы тогда сюда пришли? В спасение не верите, в Бога не верите, и — венчаться? Вы хотите сказать, что это правильно? Вы хоть понимаете, что это такое — таинство венчания?

Андрей чуть слышно произнес:

— Понимаю.

— И что же это? — экзаменовал священник.

— Венчание это… Батюшка, — вдруг зашептал он, — мы… венчаемся. Это… нужно моей жене, она верующий человек, я хочу счастья и мира своей семьей. Она ждет ребенка, хочет, чтобы ребенок родился в православной, венчанной семье…

— Но если вы не верите в Бога. Даже бесы сказали: «Мы веруем, но трепещем». А вы не веруете в спасение, и хотите, чтобы свершилось это таинство. Это же таинство. Человек идет на это чистым и готовым.

— Я выдержал пост перед венчанием.

— Я не об этом сейчас с вами говорю, — в нетерпении перебил священник. — Вы не верите в спасение и пришли венчаться. Вы хоть знаете, что такое вера? Вера, это соединение человека с Богом.

— Соединение человека с Богом называется религия, от латинского слова «религаре» — соединять, — уже в раздражении, сам перебил его Андрей: — Батюшка, я венчаться пришел, а не спорить с вами.

— Я не спорю с вами.

— Хорошо. Не вести с вами теологического диспута. В любое другое время я с удовольствием побеседую с вами на тему, что есть Бог и прочее, а сейчас — мы венчаться пришли. У меня жена беременная. Открою вам, — в раздраженном отчаянии шептал он, — что и исповедь и само венчание нужно моей жене. Я люблю ее, хочу, чтобы в моей семье был мир. Оттого и решился на это, — искренне решился; оттого и пост выдержал, и пришел сюда, не для забавы, не по принуждению, а по своей личной воле, тем более, человек я крещенный, я даже запомнил, что вот этот столик, за которым мы сейчас стоим, называется аналой. Так что вам еще нужно, если только что сказали, что венчание — таинство…