Денис Коваленко - Татуированные макароны

Простившись с Абрамчиком, Муся не пошел домой. Проходя мимо дворовой беседки, он зашел в нее и сел на спинку скамейки. Скамейка была сильно затоптана. Куски свежей грязи длинным, ломаным рядом сползали по ее краю, вероятно, еще недавно кто-то чистил о скамейку свои запачканные ботинки. Спихнув лениво несколько ошметков грязи, он задумчиво уставился на дорогу.

— Какая скука, — произнес он чуть слышно и, опустив взгляд на землю, замолчал.

Посидев так минут десять, Муся, не спеша, поднялся и вышел со двора, дойдя до автобусной остановки, влез в подошедший переполненный автобус.

Муся завис на подножке. В середину салона пробраться возможности не было. Не было возможности даже держаться за поручни — такая была давка. Кое-как устроившись между чьих-то спин, плеч и животов, Муся, чуть касаясь пальцами запотевшего стекла, замер, точно гусеница в коконе. Он ехал в центр города. Такое иногда находило на него. Он выбирался в центр и, гуляя по старым улочкам, думал. Маршрут был один. Некоторое время он сидел у фонтана, затем двигался к пруду, обходил его, поднимался на главную площадь, проходил по центральной улице, где находились самые лучшие гостиницы и рестораны, переулками, закоулками добирался вновь до площади, там садился в автобус и возвращался домой. Всегда с одним и тем же чувством — чувством неприязни, неприязни к своему району, дому, квартире. Слишком убогими они становились после всего виденного им нарочитого блеска и величия, слишком серыми и обыденными. Но больше возвращаться было некуда.

Особой любви ни к матери, ни к отцу Муся не испытывал никогда. Может, только в глубоком детстве. Да и так… Он не помнил этого.

Мать он стал ненавидеть рано. На это были свои причины… Еще совсем маленьким, он, каким-то шестым чувством, понимал, что он лишний, нежеланный ребенок. Как бы то ни было, и большой любви между отцом и матерью он не видел; и часто получалось в их нескончаемых ссорах, что крайним оставался он. Мать не брезговала спекулировать им, оставляя сына как последний аргумент в своих разбирательствах с мужем, которого это злило, и этой злобы с лихвой хватало и на жену и на сына. Так что у Муси было достаточно причин не любить своих родителей… даже ненавидеть, особенно мать.

До школы Муся редко общался с ровесниками, редко выходил на улицу. С утра и до вечера он не расставался с книгами. Библиотека находилась в подвале его дома. Мать работала там же. Почти каждый день, в половине десятого утра, он с матерью подходил к старой, облезлой двери, ведущей в библиотеку, и терпеливо ждал, когда мать, распечатав здоровенный амбарный замок, передаст его ему. Дальше, со скрипом, мать отворяла тяжелую деревянную дверь, привычно подкладывала под нее кирпич и входила в небольшой предбанничек; Муся бережно держал замок и терпеливо ждал, когда, отомкнув вторую дверь, мать распахнет ее настежь и, наконец, пригласит его войти внутрь. Тогда, с замиранием сердца, он, словно в сказочное подземелье, спускался по ступеням и оказывался в полумраке небольшой комнаты, где стояли по стенам книжные шкафы и длинный, во всю комнату, стол, за которым велась запись посещения библиотеки. Дальше Муся проходил узкий коридорчик и попадал в волшебную залу, где тремя рядами шли друг за другом столы, и на каждом стояла лампа. Даже в самую солнечную погоду яркий свет падал только на тот ряд столов, что стояли у окон, до половины закованных в бетонные всегда замусоренные колодцы; окон, и соответственно колодцев, было три, эти колодцы были так высоки, что, в жаркое время, залезая в один из них через открытое окно, маленький Муся лишь кончиками пальчиков доставал до края, и то, если становился на носочки. У противоположной от окон стены в несколько рядов тянулись книжные стеллажи. Зайдя за них впервые, Муся даже испугался: со всех сторон из полумрака смотрели на него книги, большие, маленькие, толстые, тоненькие, их было так много, и такие они были разные, что Муся даже не смог бы предположить, сколько же их — тогда он умел считать только до десяти. Но, пожалуй, самым интересным, что очаровало Мусю, были висевшие на стене три огромных портрета.

Уже потом Муся узнал, что это портреты Пушкина, Толстого, Достоевского, но тогда, впервые, эти серьезные потускневшие от пыли и времени лики казались волшебными и загадочными; такое чувство страха и благоговения испытывает глубоко верующий человек, оказавшийся перед святыми образами. Муся был очарован этой маленькой, обычной библиотекой. И, если первое время мать таскала его с собой исключительно для того, чтобы не оставлять одного дома — детский садик Муся сразу воспринял в штыки, — то после мать, совсем не боясь за сына, могла оставлять его в библиотеке хоть на целый день, зная, что в любое время она найдет его сидящим за вторым столом у окна, за книгой.

Читать Муся научился быстро и первое время читал все подряд, ему был важен сам процесс получения из букв слова, что оно обозначало, его это пока не интересовало. Потом он каким-то внутренним чутьем выбирал именно те книги, какие были ему интересны. Он сам лазил по стеллажам и сам находил нужную книгу. Сначала он проглотил все сказки, и чем больше он проглатывал их, тем больше вставало перед ним вопросов: почему Иван — дурак? И если дурак, то почему все лучшее доставалось ему? Слово дурак, благодаря матери, у Муси четко ассоциировалось с чем-то плохим, а он всегда все прочитанные сказки непременно переводил на жизнь. Почему бедным быть хорошо, а богатым плохо? Почему сильный не всегда добрый? Почему добрый обязательно убивает злого? Почему, если богатый, значит глупый, а нищий, значит умный? Много появлялось вопросов, и чем больше он читал сказок, тем сильнее убеждался, что есть два мира: один, это в котором живет он сам, и другой — который есть в книгах. И эти два мира никак между собой не пересекались. Взрослея, Муся отошел от сказок, но и книги, в которых не рассказывалось о колдунах, ведьмах и домовых, так же ставили его в тупик: если герой был бедным, умным, добрым и честным, то обязательно он был несчастным; но даже если герой был глуп, богат, обманщик и злодей, то и в этом случае он оказывался несчастным; а если вдруг герой оказывался счастливым во всех отношениях, то это получалась неправда. Муся это чувствовал сразу и тут же отказывался от такой книги. Ему не интересно было читать о счастливом, во всех отношениях, герое. В книгах он искал подтверждение своей жизни. Он очень быстро наелся сказками и героическими романами. Ему хотелось видеть правду — ту правду, в которой жил он. А эта правда была такова: человек несчастен изначально, и счастливым быть не может. Единственное, что может отвлечь его от собственного несчастья, это несчастье другого. Счастье — когда рядом есть несчастье; богатство — когда рядом есть бедный; сила — когда рядом есть слабый. И так во всем. Муся уяснил это для себя окончательно и бесповоротно.