Денис Коваленко - Татуированные макароны

…Оторвавшись, наконец, от бумаг, Марина Ивановна закурила очередную сигарету и взглядом пригласила Никаныча к разговору.

Тяжело вздохнув и придав лицу скорбное выражение, Никаныч произнес:

— Марина Ивановна, я даже теряюсь, с чего начать. Честно вам признаюсь, с подобным ужасом я столкнулся впервые.

Марина Ивановна совсем оторвалась от бумаг и вопросительно посмотрела на Никаныча.

— Отложу предисловие и скажу главное. Марина Ивановна, в нашей школе ЧП. Пострадал один наш ученик и, что по-сегодняшнему не удивительно, могу пострадать и я… Трое наших девятиклассников заставили силой играть своего одноклассника… на деньги. С одной лишь целью: чтобы он им проиграл. И он проиграл им. И после этого, страшно сказать, они потребовали с него расписку, расписку ужасного содержания, расписку, в которой он написал — написал под страхом расправы, — что, если он не отдаст им деньги, то ему придется отдать им… самого себя. Мало того, что они избили его… они его сексуально домогались. И мало того, поставили его перед выбором: или он вернет им деньги — а это тысяча долларов! — или они его изнасилуют, или… он должен будет убить меня. Последнее меня поразило больше всего. Как вы догадались, здесь не обошлось без Быкова Максима из моего 9 «А»… Марина Ивановна, если честно, мне страшно. Времена пошли сегодня такие, что профессия учителя стала просто опасной. Мне угрожают, меня проигрывают в карты, моего ученика его же одноклассники принуждают к сексуальной связи и подбивают к убийству своего учителя. Первое, что пришло мне на ум — это обратиться в милицию. Но, Марина Ивановна, я боюсь за нашу школу. Какая репутация появится у нашей школы, когда все это всплывет? Марина Ивановна, ваше вмешательство просто необходимо.

Никаныч замолчал. С безграничной надеждой смотрел он в лицо своего директора, губы его вздрагивали, а тонкие пальцы не могли найти себе места, ощупывая и потрагивая все, что попадалось им.

— Кто еще?

— Абрамов и Юдин, — поспешил ответить Никаныч.

— Юдин? — крайне удивилась Марина Ивановна.

— Юдин, — обречено подтвердил Никаныч, — Вы не поверите, Марина Ивановна, я сам, когда услышал эту фамилию, был удивлен. Но потом, все взвесив, понял: Юдин в этой компании и есть самый опасный человек. Всегда вот такие, как он, умные и внешне положительные ученики, являются лидерами всех этих хулиганских, а впоследствии криминальных группировок. И, если честно, я рад, что он себя вот таким вот образом обнаружил. Быков, что — одна фамилия говорит сама за себя. Абрамов, если не оставался на второй год, то благодаря просьбам и слезам своей матери. А вот Юдин… он и придумал эту игру. И, как мне стало известно, играют они в карты уже не первый год, и играют на деньги. И, что крайне меня поразило, это то, что они склоняют своего одноклассника к сексуальной связи и… убийству, — последнее Никаныч произнес чуть ли не шепотом. — Понимаете: к убийству.

Медленно и жестко растерев в пепельнице только прикуренную сигарету, Марина Ивановна взяла в руки телефонную трубку, подержала ее с полминуты, положила обратно на рычаг и, процедив сквозь зубы: «Сучье племя», — с силой хлопнула ладонью по столу. Закурив новую сигарету, она пристально взглянула на Никаныча и, заставив себя успокоиться, произнесла:

— Коля, немедленно ко мне всю эту «святую троицу». Немедленно. — И, остановив Никаныча уже в дверях, спросила: — А с кем они все это проделали? Кто пострадавший?

— Мамкин Иван…

— И его ко мне.

— Если, конечно, он появится… Да, еще, — в дверях вспомнил Никаныч, — меня обворовали и… даже не решаюсь вам показать… Вот, посмотрите какую записку мне подбросили.

Вернувшись, он положил на стол найденную утром записку.

— Не сомневаюсь, что кража и эта записка — дело рук этой же троицы. Они давно уже издеваются надо мной в таком духе. И Ваню они подбивали убить меня именно по этой же причине, дескать, он такой вот, и ты его убей…. И тебе за это ничего не будет…

Прочитав записку и выслушав предположение Никаныча, Марина Ивановна окончательно озверела:

— Коля. Немедленно их ко мне! — Рявкнула она так, что секретарша Светочка вздрогнула — так громок был директорский рев.

Первый урок как раз подходил к концу, когда Никаныч покинул кабинет Марины Ивановны. Вторым уроком у него была биология. Бегать, искать самому эту троицу Никаныч посчитал лишним. В конце концов, он может позволить себе оставить класс минут на десять, пока будет сопровождать этих троих до Марины Ивановны. Поэтому оставшиеся пять-семь минут до перемены Никаныч решил провести в учительской; к тому же, ему хотелось пожаловаться о своей пропаже, да и чашечку кофе не мешало бы выпить.

В учительской и до прихода Никаныча было неспокойно, а как только он там появился, так совсем все заволновалось.

На диване, большим морским слоном, лежала Руслана Семеновна, рядом, примостившись на самом краешке дивана, сидела школьная докторша; только что она закончила измерять Руслане Семеновне давление. У окна, взволнованная, и от этого еще более хорошенькая, стояла учительница ИЗО, Зиночка, она первая увидела появившегося в дверях Никаныча.

— Коленька, посмотрите, что твои с Русланой Семеновной сделали, — воскликнула она, красиво всплеснув ручкой в сторону лежавшей на диване Русланы Семеновны.

— Ничего страшного, девочки, нет, — обнадежила школьная докторша, — Руслана Семеновна переволновалась, но я ей дала пустырничка… Руслана Семеновна, вам правда же лучше?

— Да, спасибо тебе, Лариса, — промямлила Руслана Семеновна, все еще безжизненно лежа на диване.

Никаныч уже сидел за столом, когда Зиночка подошла к нему и, сев напротив, жалобно воскликнула (к слову Зиночка была девушка молодая, горячая, и редко, когда говорила спокойно и сдержано; все чаще она вскрикивала, вздыхала, всплескивала, словом, Зиночка была тот человек, о котором говорят: «эмоции через край»):

— Коленька, у вас ужасный, ужасный класс; ну, сколько это может продолжаться. Ну, сделайте что-нибудь! Это невозможно! Миша сказал мне, что ваш Мамкин чуть в гроб не вогнал нашу Руслану Семеновну.

— Ваня-то здесь причем? — удивился Никаныч.

— Ой, Зиночка, ты все перепутала, — вступилась с дивана Руслана Семеновна. — Ваня как раз здесь и ни причем. Наоборот. Он — единственный из всего класса, кто получил за контрольную «отлично»…

— Вот видите, Зиночка, — расплывшись в улыбке, вставил Никаныч.

— Как, а мне Миша сказал…

— Твой Миша, дурак, — безапелляционно заявила Руслана Семеновна.

— Он совсем не мой, он ваш, — поспешила откреститься Зиночка.

— Вот именно. Если бы он не был племянником… моего мужа, черта с два он бы здесь работал, пень квадратноголовый. Его на работу устроили, а он ученика лучшего клеймит. Гнать таких педагогов в шею. — Руслана Семеновна, скрипя, уселась на диване, голос ее ожил, и теперь говорила она гневно и даже руками взмахивала: — Балбес. Я ради него старалась, чтоб его в армию не забрали, на работу его устроила, в городе, а ни в какой-нибудь там Казинке; а он вон, что здесь творит. Сегодня же буду с Мариной Ивановной говорить о его профнепригодности.