Денис Коваленко - Татуированные макароны
- Название:Татуированные макароны
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Зебра Е
- Год:2005
- Город:Москва
- ISBN:5-94663-168-3
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Денис Коваленко - Татуированные макароны краткое содержание
Скандал Интернета — «Gamover».
Роман одного из самых ярких авторов российского поколения «Next».
Роман, в котором нет ни ведьм, ни колдунов, ни домовых. Роман, где обманщики и злодеи несчастны, богатые не в силах выбраться из тупика, а если герой вдруг оказывается счастливым, то получается неправда. Но выход все равно есть…
Татуированные макароны - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
По правде, Виталий завидовал Сене. Пьянствуя целый месяц, после Сеня в какие-то три-четыре дня делал две-три картины в духе Пиросмани и, что всегда поражало Виталия, выгодно продавал их. Тем и жил. Но, несмотря на это, жизнью своей Сеня доволен не был.
— Все сволочи! — стуча кулаком по столу, рычал Ривкин. — Мы художники: только ты, Витальчик, и я, все остальные — сволочи. И эти сволочи смеют обвинять меня в халяве и пьянстве. Дожили — в России художником стало быть неприлично. Нужно быть бизнесменом, нужно работать. А живопись, это так. Рисовать у нас, как и петь, каждый таксист умеет.
— Тебе-то что до этого? — удивлялся Виталий. — Картины ты свои продавать умеешь…
— В том-то и дело, что умею — именно умею! Приходится надевать белую рубашку и, как последний торгаш, извиваться перед этими толстосумами, унижаться перед этими денежными мешками, льстить им, убеждая купить их мою картину. А некоторые меня за это и ненавидят. Ну, конечно, они ведь работают, а я тяп-ляп — и штука баксов! Они все быдло! Я умею что-то делать, понимаешь, Витальчик. Я творец. А работают пусть рабы. Работают те, кто ничего делать не умеет. И мне не стыдно, мне смешно, когда какой-нибудь недоумок тычет в меня пальцем и обвиняет в безделье и халяве. Мне смешно! Этот недоумок считает себя выше и, заметь, достойнее меня, лишь потому, что он работает и зарабатывает деньги! Он встает к 8:00 на работу, в 17:00 возвращается домой, ужинает, смотрит телевизор, спит с женой. По субботам ходит к любовнице, по воскресеньям пить пиво с друзьями; раз в месяц приносит домой зарплату — скучно. Но его слабенький ум не может понять, что то, что делает он, могут делать и другие — он заменим, он обычный кирпич в общей кладке, он раб, стоящий на конвейере… Он даже не может понять, что если все станут на конвейер, конвейер этот заглохнет. Чтобы конвейер этот работал, ему нужны жертвы, и эти жертвы мы, творцы. Мы подобны весеннему ветерку, звездному небу, легкой ряби на зеркале пруда, пению птицы, шелесту листвы — тому, без чего нет жизни и то, что постоянно упрекают в бесполезности. Нашими творениями нельзя насытить брюхо, ими не укроешься от холода — они как воздух, который нельзя пощупать, который замечаешь только тогда, когда его нет, когда ты задыхаешься, и только тогда понимаешь, что он — главное. Но дай тебе его снова, и вновь ты о нем забудешь.
— То есть? — не понял Виталий.
— Вот и то есть. Ты часто задумываешься, почему встает солнце, откуда берется дождь, почему распускается цветок или почему падают листья? Ты идешь по улице, тебе паршиво и вдруг ни с того, ни с сего тебе стало хорошо — ты увидел растущий на обочине одуванчик, и тебе стало хорошо. Возможно, ты даже и не придашь значения тому, что в изменении твоего настроения повинен какой-то маленький желтенький одуванчик, тебе нет до него дела, у тебя семья, работа, тебе незачем задумываться о каком-то там одуванчике, ты даже можешь не понять, что настроение твое изменилось именно потому, что на миг, на долю секунды твой глаз заметил этот ничтожный одуванчик… теперь понимаешь, о чем я? Искусство незримо влияет на нас, оно независимо от нашей воли может изменить наше настроение, оно владеет нашими чувствами — хотим мы этого или нет. Оно может свести с ума, даже убить, или наоборот, дать жизнь. И мы, творцы, мы единственные, которые понимают это, понимают не разумом, а нутром — мы можем владеть настроением людей, а значит и их судьбами. Мы выше их, мы важнее их, без нас они подохнут от тоски.
— А мы без них с голоду, — заметил Виталий, шумно закусывая только что выпитую стопку водки куском одесской колбасы.
— Физиология, Виталий, гораздо проще психологии. — Ривкин разлил оставшуюся водку в стопки и, не чокаясь и не закусывая, немедленно выпил. — Человек, как животное, может всю жизнь жрать одни коренья и пить воду и прожить сто лет. Но лиши его способности видеть и слышать прекрасное, и он загнется от тоскливого ужаса раньше положенного ему срока, будь он хоть владельцем мясо-молочного комбината… Так что не мы без них с голоду подохнем, а они без нас от тоски… Но они, свиньи, как и положено, этого не понимают. И если что-нибудь случится, революция — черт бы ее побрал — то пойдут за нами. Мы — высшие люди — возглавим эту толпу. Пошли за водкой.
— Сеня, — Виталий пристально посмотрел на Ривкина, — художник не может быть злым, он слишком понимает эту жизнь и этих людей, чтобы злиться на нее и на них.
— Кто на ком стоял — выражайтесь яснее — на кого нее и на кого них?
— На людей. А ты злой и за тобой никто не пойдет. И если и вправду что-нибудь случится , то пойдут не за нами, а мы за каким-нибудь себе на уме уродом, пойдем как миленькие, и других за собой потащим. Пошли за водкой, тоже мне, Сеня Воробьянинов, предводитель каманчей.
6
Времени было около полудня, и удивительно, что клуб был пуст. Ни директора, ни Иваныча, моделиста, пока не было, и этот факт казался Виталию странным и в то же время радовал. Виталия все сильнее и сильнее клонило в сон. Эту ночь он не спал вовсе. От Сени он ушел в семь утра, когда Сеня лег спать. Самое лучшее сейчас было поспать или просто покемарить, сидя за столом — что Виталию было не в новинку, но, как ни странно, сейчас он боролся со своей сонливостью: несколько раз он ходил в туалет, засовывал голову под струю холодной воды и, доведя себя до ледяного жжения, до боли в висках, вырывал голову из-под струи, выжимал волосы и возвращался в мастерскую — это помогало, но совсем на чуть-чуть.
У стены стоял, метр на полтора, давно проклеенный лист орголита. Виталий уже не первый день собирался распилить его на более маленькие форматы, но то времени не было, то забывал он про него, и вот сейчас, стоя посреди мастерской, внимательно вглядывался в этот лист. Размер был совсем не его, редко он брался за такой по размеру лист, но сейчас, стоя посреди мастерской, Виталий неотрывно смотрел на него… Уверенно подойдя, он взял лист и вставил в мольберт. Что он собирался делать, точно он не знал, но сонливость его при виде этого листа сразу же исчезла. Быстро переодевшись, Виталий положил на стул палитру, и все цвета, которые у него были, здоровенными лепешками (Виталий не скупился на краску, выдавливал целыми тюбиками) легли по всему периметру палитры. Убрав в хвост волосы, взяв в руки кисть и тряпку, он вдруг, не раздумывая, зачерпнул кистью шматок самой ядовитой голубой ФЦ и мазнул его на лист. Прочертя небольшую линию, кисть увязла в густой, уже старой краске.
— Счас мы тебя разбавим… — сквозь зубы процедил Виталий и, набрав кистью разбавителя, с силой стал размазывать краску по всей поверхности; сколько продолжалась эта истерика, Виталий не помнил, очнулся он от боли в руке (слишком напряженно и крепко она сжимала кисть). Привычно вытерев кисть, он отошел как можно дальше от листа. Резкие, рваные линии, врезающиеся в пятна, ничего конкретного. Виталий попытался как-то это оживить, преобразить… ничего не вышло: лишь еще больше хаоса и бессмыслицы — больная, похмельная желто-синяя мазня. С отвращением смотрел он на свое творение. Собрался уже засунуть его с глаз долой, но помешали.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: