Денис Коваленко - Татуированные макароны

Спросив у какой-то девочки, задумчиво жующей у открытых дверей клуба, где находится кружок рисования, и получив в ответ не менее задумчивое: «Там», и кивок, указывающий в глубину коридора, Лена ступила в коридор. Из-за угла, громко гогоча, выскочило двое мальчишек.

— Извините, — буркнул один из них, чуть не сбивший Лену с ног.

— А где я могу увидеть, — она уже хотела сказать: «Виталия», но вспомнила, что отчества она не знает, и потому ограничилась нейтральным, — … учителя рисования.

— А, первая дверь направо, — махнул рукой мальчишка и, обойдя Лену, выскочил на улицу, второй тут же следом.

Войдя в указанную дверь, Лена вежливо спросила у какого-то молодого человека, сидевшего за планшетом спиной к двери и что-то рисовавшего:

— Извините, а Виталия я могу увидеть?

— Андреевича, что ли?!

— Саша? — краска смущения выступила сквозь пудру, когда молодой человек обернулся и она увидела, что за планшетом сидел Саша Черкасов.

В сущности, ничего сверхъестественного не было, что одноклассник ее сына сидел за мольбертом и рисовал… но… но Лена все равно смутилась. Неожиданно как-то… Да в придачу и взгляд у этого Саши был такой, задиристо-нахальный…

— Да, вы проходите, он здесь, я сейчас его позову, — с какой-то, как показалось Лене, чрезмерной для такого обычного случая услужливостью воскликнул этот Саша и, бросив на Лену (вновь смутивший ее и вновь вогнавший в краску) странный и многозначительный взгляд, вышел из класса с неприятно режущим слух, каким-то шутовским криком:

— Виталий Андрееви-ич! К вам пришли.

Лене очень не понравился этот громкий шутовской выкрик, и сразу она почувствовала себя неловко и даже подумала, что может и зря сюда вообще пришла. Настроение ее испортилось. Желания говорить с Виталием как не бывало. Чтобы отвлечься, она окинула взглядом висевшие на стенах класса картины и вдруг решила, что разговор начнет непременно с того, что пришла она сюда лишь за тем, чтобы записать в кружок рисования своего сына. «И надо же, какой-то мальчишка может испортить настроение», — раздраженно подумала она и вновь, чтобы отвлечься, переключилась на висевшие картины.

Виталий сидел в кабинете авиамоделизма и молча, тяготимый похмельем, курил, изредка перекидываясь общими фразами с Игорем Ивановичем, руководителем авиамодельного кружка, когда в коридоре прогремело козлиное: «Виталий Андрееви-ич…» Что-то издевательски насмешливое почувствовал Виталий в этом протяжном крике, и, следуя известному чувству, он сразу же и довольно суетливо (на что Игорь Иванович усмехнулся и заметил: «О, как ты, зазноба твоя пришла?») вышел навстречу Черкасову.

— Виталий Андреевич, — крайне интимно, с невероятно загадочным выражением в лице, Черкасов, как тайный агент тайному агенту, конфиденциально доложил: — Виталий Андреевич, у вас в кабинете сидит Лена, та самая — «та самая» он произнес с тем же откровенным шутовством, видно было, каких усилий стоило этому мальчишке не рассмеяться; красный от натуги, плотно сжав губы, стоял он, уже не в силах прикидываться серьезным.

Виталия это известие вовсе не веселило. Стараясь выглядеть представительным, он вошел в свой класс, и вот здесь Черкасова прорвало, Виталий аж вздрогнул, до того внезапным и мощным было это гоготанье, как эхом пробежавшее по Виталиевой спине неприятными мурашками; машинально поведя плечами, Виталий сразу же закрыл за собой дверь.

Хотя он уже прекрасно понимал, кто ждет его в классе, все равно, увидя Лену, он невольно покраснел. — Здравствуйте, — и голос, как Виталий ни крепился, дрогнул.

Лена попыталась улыбнуться, что, впрочем, у нее вышло некрасиво, она сама это почувствовала и тут же, с видимой досадой, вернула своему лицу прежнее недовольное выражение. Видно было, что эта встреча им обоим крайне неприятна, и оба, не зная, что говорить дальше, как по команде, отвели взгляды на висевшие картины. Сколько бы продлилось это бессмысленное созерцание неизвестно, но в дверь, предварительно постучав, вошел Саша Черкасов; входя, он выпустил последний успокаивающийся выдох и вошел в класс с невыносимо покорным в своем выражении лицом, что выглядело в сотни раз более издевательски, если бы он ворвался с прежним гоготаньем. Это-та напускная и, что несомненно, шутовская покорность и вывела Виталия из себя.

— Черкасов, выйди вон, — неожиданно резко произнес он. Крайнее удивление отразилось на лице Саши Черкасова, весь вид его словно говорил: «За что? Что я такого сделал, что вы позволяете себе такой тон?» Виталий и сам понял свою оплошность, смутился еще сильнее и промямлил:

— Саша, извини, выйди пожалуйста, ко мне пришли…

— Да что уж там, — неожиданно развязано перебил его Черкасов, — не стесняйтесь, здесь все свои.

Виталий и Лена оторопели.

— Все и так знают, — не давая им опомниться, продолжал он в том же духе. Ну, и что здесь такого, наоборот — совет да любовь, хотя нехорошо, конечно — на глазах у сына, у только формирующейся личности, конечно, это вы зря; такие ошибки не позволительны, к тому же Виталий Андреевич учит…

— Ты… Да ка…!!! — Черкасов даже на мгновение испугался, до того страшным было в эту минуту лицо Виталия, глаза его налились, и волна злобы выхлестнулась из них, пробрав Черкасова до самой глубины, ему даже почудилось, что Виталий Андреевич бросится на него (непроизвольно руки Виталия чуть дрогнули, будто готовые придушить этого… мальчишку). Отшатнувшись, и Черкасов сделал движение руками, готовый защищаться.

— Пошел вон, — отдышавшись, проскрежетал Виталий Андреевич.

— Я-то пойду, — с отголоском страха и оттого угрожающе, негромко и, торопясь в словах отвечал Саша, — но что будет потом, — трусливая, подлая нотка звучала в каждом произносимом им слове, и чем дальше он говорил, тем плотнее и увереннее становился его голос, а лицо Виталия Андреевича бледнее и беспомощнее, — я-то пойду, а вот что будет с вами. Я уже не говорю о теперешнем вашем состоянии: от вас же разит за километр, а вы как-никак на уроке; думаю директору клуба этот факт не понравится, а наоборот… А если он узнает, что вы и ночуете в клубе, — теперь, на лице Виталия отразился страх, — да-да, а он узнает, можете не сомневаться, многоуважаемый Виталий Андреевич. Интересно, завтра тогда кто будет вести уроки? А где будете ночевать вы? Вы же не москвич, а так, залетный. А если еще и в милиции появится заявление, что вы пытались применить физическую расправу в отношении несовершеннолетнего — как, а?! А вы, — Черкасов в азарте набросился на Лену, — вы, как вы себя поведете, если в школе завтра все узнают о том, что Женина мама, оказывается, приводит в дом всяких подозрительных личностей и при сыне вступает с ними в порочную связь, а? Или вы до того уже обессовестились, что вам будет наплевать на то, что на вашего Женю все будут коситься и указывать пальцем, дескать, мать-то у него…