Денис Коваленко - Татуированные макароны

— Жизнь-то налаживается.

А за домами, заревом вздымаясь над крышами, вырываясь из арок, пролезая в любую маломальскую щель в плотно фиолетовой стене, из деревьев и домов, настырно щекоча своим светом глубину дворов, куролесило огнями Садовое кольцо.

«Хватит по дворам жаться — точно преступник, — мгновенно перед глазами возник Саша, — к черту!» — отмахнулся он и скорей зашагал к яростному в своем блеске Садовому кольцу.

Проходя мимо дворовой беседки, в глубокой черноте он увидел светящийся алой звездочкой огонек сигареты. Сразу захотелось курить.

— Угостите сигаретой, пожалуйста, очень курить хочется, — попросил он, не заходя в беседку и, как ему казалось, очень доброжелательно.

— Пожалуйста, — тоненькая девичья рука протянула ему сигарету.

— Можно я зайду? — вдруг мгновенно поменяв свои планы насчет яркого шума Садового кольца, попросил Виталий уже не так жизнерадостно, а больше печально. Разглядев, что девушка равнодушно пожала плечиками, он вошел в беседку.

— А счастье есть на земле, или хотя бы радость? — спросил он, сев напротив девушки, и спросил, точно, самого себя. Радость его сменилась странной задумчивостью и сам он изменился: голос стал мягче, выражение лица загадочным — словом, то были обычные изменения, какие случаются с мужчиной, когда он видит понравившуюся ему одинокую девушку.

— Не знаю, наверное, нет, — она ответила не сразу и, похоже, как и Виталий, сама себе.

— Меня зовут Виталий.

— Лариса, — ответила она, смотря все это время куда-то в сторону, и добавила, слишком уж равнодушно: — если вы думаете приставать ко мне, не надо, глупости все это.

— Я и не собираюсь, — пожав плечами, ответил Виталий, — я просто хочу посидеть и покурить. Я вам не помешаю?

— Нет, сидите.

Они сидели молча. Девушка давно уже бросила сигарету. Казалось, Виталий ей нисколько не мешал, она молча сидела, глядя на редкие, прозрачно-белесые в свете окон капли бесконечно тоскливого осеннего дождя.

— Дождь — это красиво, — чтобы хоть как-то завязать разговор, осторожно произнес Виталий, незаметно ерзая на холодной металлической спинке сидения и время от времени шевеля пальцами ног.

— Я тоже люблю дождь, — девушка отвечала неохотно, но видно было, что ей хотелось говорить, точнее слушать. Разговор потихоньку оживился. К тому же Виталий просто болтал, болтал без умолку. Неся всякую чепуху, он даже старался не смотреть на Ларису, чтобы и повода не подать… Он вдруг поймал себя на мысли, что хочет эту девушку, хочет сильно, хочет страстно и, чтобы подавить в себе это откровенное до дрожи охватившее его тело желание, он болтал, смотря куда угодно, лишь бы не на нее; точно, почувствуй она его желание, и, все — она просто уйдет. Девушка казалась Виталию чертовски привлекательной, даже красивой. Какое-то окно в первом этаже вспыхнуло ярко-розовым светом, и он теперь хорошо видел ее: большие доверчивые глаза, круглый капризный ротик и какая-то странно доброжелательная улыбка очень одинокого человека.

— Ты хочешь меня, или просто замерз так сильно? — вдруг прервав Виталия на полуслове уже стоявшего посреди беседки и что-то живо говорившего и жестикулирующего, пристально вглядываясь в него, спросила Лариса. Теперь ее глаза не казались такими доверчивыми, напротив, что-то капризно жестокое блеснуло в них, и губки, еще недавно влажные и желанные, сухо сморщились в узенькую, злую линию.

— Хочу. И замерз, — сам не ожидая от себя такой смелости и тут же смутившись, признался Виталий.

— Пойдем, — она неровно ступила на пол беседки, и только сейчас Виталий увидел, что Лариса пьяна. Неторопливо, даже не взглянув на Виталия, она зашагала к подъезду одного из пятиэтажных домов. Открыв кодовый замок, войдя в подъезд, Лариса вдруг остановилась, порылась в карманах длиной кожаной куртки и, достав несколько смятых сторублевок, протянула Виталию.

— Купи коньяку и презервативов. Моя квартира тридцать седьмая, на пятом этаже, код в подъезде — три, четыре, пять — одновременно, — сказав это, она неторопливо стала подниматься по лестнице. — Дверь будет открыта, — не оборачиваясь, сказала она.

Секунду помедлив, Виталий вышел из подъезда. Такого он даже не мог себе представить. Не переставая удивляться, крепко сжимая деньги в ладони, он торопливо прошел мимо хоккейной коробки и вошел в двери магазина. И тут его осенило, что так быть не может, это все шутка, она просто откупилась от него, и на самом деле нет никакой тридцать седьмой квартиры. Она просто обманула его. Но зачем? Нет, не обманула, — размышлял он, выходя из магазина и, вспоминая дорогу, гадал: «Не могла обмануть, деньги же дала… А вдруг… Стоп — ага, вот за этими гаражами, а вдруг это засада, а вдруг она дома не одна, — Виталий не знал теперь, что и думать, ко всему прочему он заблудился. — На торце ее дома плакат концерта Ирины Алегровой; так, где же он… а — вот же, — увидев ориентир, он уверенно зашагал к дому. — Так не бывает, — вновь выпрыгнула мысль. — Бессмыслица какая-то… Второй подъезд… А вдруг, — он остановился возле первого подъезда, — все это неспроста. Это же абсурд! — беззвучно воскликнул он, крепко сжимая пол-литровую бутылку коньяка, — это же…» — он окончательно запутался и… испугался. Он вдруг ясно представил, что, как только он войдет, в квартире его встретит не Лариса, а какие-нибудь двое здоровенных мужиков и… Виталий не на шутку испугался, даже сделал движение обратно к вокзалу, но… в сердцах махнув — будь, что будет, — откупорив бутылку, хорошо приложился к горлышку и смело подошел ко второму подъезду, уверяя себя, что его просто обманули — никакой тридцать седьмой квартиры нет (набрав код, он вошел в подъезд) и Ларисы нет; и идет он исключительно, чтобы убедиться в этом и… словом, для очистки совести. И… не важно, в любом случае, времени до поезда еще предостаточно.

Дверь тридцать седьмой квартиры действительно оказалось не запертой. Осторожно открыв ее, готовый, если что, удрать, Виталий ступил внутрь. Первое, что его насторожило, — это тишина. Лишь глухой, монотонный шум дождя за окнами. С минуту стоял он возле полуоткрытой двери, вслушиваясь. Казалось, в квартире никого не было.

— Эй, — не громко позвал он. Он хотел следом произнести «Лариса», но не произнес — страх подсказывал быть осторожным. Но и дальше стоять вот так, возле открытой двери… Виталий решился. Не заходя в единственную комнату, вытянувшись, он заглянул в нее: только разложенный диван у стены, возле запертого балкона, телевизор на низкой тумбе, и все это в тусклом, матовом свете малинового торшера, торчавшего в углу из-за дивана. В темной кухне тоже никого не было видно. Не разуваясь, оставляя грязные мокрые следы, Виталий сделал несколько шагов к кухне, крепко, как оружие, за горлышко сжимая бутылку армянского коньяка. В ванной послышались тихие всплески. Дверь в ванную была не заперта. Осторожно, затаив дыхание, Виталий чуть приоткрыл ее и, с бутылкой наготове, заглянул внутрь. В полной, пенистой ванне мирно лежала Лариса.