Леван Хаиндрава - Очарованная даль

Они молча чокнулись, поглядели друг другу в глаза и прочли в них одно и то же. Не сговариваясь, оба выпили до дна. В бутылке оставалось еще немного. Гога налил и снова поднял бокал.

— Нет, давайте сперва потанцуем, — отстранила его руку Жаклин.

Снова игрался медленный блюз, снова в зале было полутемно, и Жаклин, танцуя, приникла к нему всем телом и обеими руками обхватила его за шею. Так продолжаться больше не могло.

— Пойдем отсюда, — сказала Жаклин, когда они вернулись к столику. Не садясь, она порывисто взяла свой бокал и молча выпила.

Гога расплатился, подал ей меховой жакет, и, все так же не говоря ни слова, они вышли на улицу. Сырой, промозглый воздух приятно освежал разгоряченные лица. Дородный портье-индус козырнул им и осведомился:

— Такси, сэр?

— Куда мы едем? — спросила Жаклин в машине, и этот вопрос явно показал: она понимает, что Гога не собирается везти ее домой, и согласна на это.

Еще не решившись ни на что определенное, но уже твердо зная, что т а к п р о с т о с ней не расстанется, Гога ответил:

— Ко мне.

— А вы разве один живете? — простодушно спросила Жаклин.

И тогда внезапно переходя на «ты» — Гога знал, как действует на женщину такой резкий, но подготовленный предшествующим развитием отношений переход, — он спросил интимно и нежно:

— А ты хотела бы остаться со мной вдвоем?

Вместо ответа Жаклин еще теснее приникла к нему и, найдя его руку, крепко сжала.

Откинув последние колебания, Гога приказал шоферу:

— На Тибет-род. Отель «Южных морей»!

Когда в первый день после рождественских праздников Гога пришел на службу, он испытывал немалое смущение: как отнесся мсье Ледюк к тому, что его дочь вернулась домой лишь под утро? Знает ли он, с кем уехала Жаклин из дому? Как будет реагировать, если знает?

Но генерального директора он в этот день не увидел, что, впрочем, не представляло ничего необычного. Мсье Ледюк был из тех начальников, которые умеют руководить большим предприятием, не выходя из своего кабинета. Что касается его личной секретарши — третьего по значению человека в фирме, как уверял всезнающий Гриньон, — то мадемуазель Савицки, встретившись с Гогой в общем зале, ответила на его поклон той же очаровательной и ничему не обязывающей улыбкой, что и всегда. Из этого факта Гога, начинавший немного разбираться в местной дипломатии, сделал вполне уместный вывод, что в его положении никаких сдвигов в худшую сторону не произошло. Пока, во всяком случае.

И он был прав. Мсье Ледюк знал, что с рождественского приема Жаклин уехала, бросив гостей на произвол судьбы. Это было, конечно, не очень красиво, но вполне в духе и характере его взбалмошной дочери. А молодые гости и без нее не скучали, тем более что Моник Руссель — свой человек в доме — приняла на себя обязанности хозяйки и справилась с ними отлично. Это было не впервой.

Не оставалось для мсье Ледюка секретом и то, с кем уехала Жаклин, правда, ему было невдомек, к о г д а она вернулась, потому что, если она приходила домой очень поздно, то пользовалась боковым подъездом.

Мсье Ледюк был человек наблюдательный и заметил повышенный интерес дочери к своему молодому служащему, интерес, как он не без основания считал, вызванный его пышным титулом. Мистификация Гриньона дошла и до него. И хотя сам мсье Ледюк не придавал никакого значения таким вещам, он добродушно посмеивался, слушая, как его дочь еще до вечера увлеченно рассказывала матери, что на приеме у них будет настоящий грузинский князь. Жена Ледюка — Ингрид не очень хорошо понимала, что значит «грузинский», но зато хорошо поняла слово «prince» и приняла известие с явным удовлетворением. Она тоже была не лишена тщеславия.

«Хорошо бы, чтобы Жаклин увлеклась этим Горделовым, князь он там или не князь, — думал мсье Ледюк. — Юноша скромный, хорошо воспитанный, внешне выглядит неплохо. По работе, кажется, особых талантов не проявляет. Так, во всяком случае, его аттестует Гийо, но Гийо человек злой, он ни о ком хорошо не отзывается. Да это и не важно, сделает Горделов служебную карьеру в «Дюбуа и К°» или не сделает. Покажет себя хорошо — выдвинем, нет — останется на прежнем месте. А сейчас он нужен для другого».

А другое заключалось в том, что мсье Ледюк был настроен против предполагаемого брака его дочери с капитан-лейтенантом итальянского военно-морского флота Луиджи Чевенини. Он не любил итальянцев вообще, как многие французы, не принимал их всерьез, считая прощелыгами, людьми безответственными, и, кроме того, будучи человеком хорошо осведомленным, ясно видел, что в Европе дело идет к войне, и Муссолини все больше и больше сближается с Гитлером. В войну Италия наверняка окажется втянутой, и что тогда прикажете делать с зятем-итальянцем, да еще военным? А ведь мсье Ледюк был не только генеральным директором «Дюбуа и К°», он состоял вице-президентом совета старейшин Французского клуба и входил в узкий круг лиц, с которыми регулярно совещался французский посол по вопросам дальневосточной политики.

Короче говоря, мсье Ледюк очень хотел, чтобы брак его дочери с Чевенини расстроился, и Горделов мог оказать ему в этом отношении услугу.

Правда, мсье Ледюк не подозревал, как далеко зашли отношения Жаклин с Горделовым в первый же вечер, но если б и узнал, вряд ли уж очень бы сокрушался. У него не было никаких иллюзий в том, что касалось дочери. Подозревал он, что и отношения с женихом у Жаклин намного обогнали законный ход событий, но смотрел на это с философским спокойствием. Что поделаешь, Жаклин вся в мать, которая начала свой путь в жизни с того, что была натурщицей на Монпарнасе, потом танцовщицей в «Фоли-Бержер», а вот закончила же благополучно свою бурную молодость, сумев женить на себе делавшего быструю карьеру мсье Ледюка. Пусть уж и Жаклин поживет в свое удовольствие, коль скоро уберечь ее от соблазнов не удалось. А хорошую партию она все равно сделает. С ее приданым и его положением в обществе всегда найдутся вполне подходящие молодые люди, готовые закрыть глаза на многое.

Обо всем этом Гога, конечно, не подозревал, да и не очень задумывался. Обошлось благополучно, и ладно. На службе у него дела шли ни шатко ни валко, да и работа интересовала лишь постольку, поскольку давала средства к вполне приличному существованию.

Гийо по-прежнему смотрел волком. Он, хотя тоже заметил повышенное внимание дочери патрона к своему заместителю, не мог преодолеть собственную натуру, тем более что видел в этом никудышном молодом повесе соперника. Гийо был уже весьма немолод, отдавал себе отчет в том, что его никто не любит (хотя не понимал, что любить его не за что), и считал, что Горделова готовят на его место. Поэтому он не допускал его ни к какой документации, стараясь, чтоб Горделов поменьше разбирался в операциях экспортного отдела.