Леван Хаиндрава - Очарованная даль

— Да не особенно. Ходил четыре месяца на курсы. Кое-что успел, шло вроде неплохо.

— Ну и что же?

Валентин с досадой махнул рукой.

— Закрыли!

— Что закрыли?

— Ну, курсы!

— Почему? — удивился Гога. — Кому они мешали?

— Ты лучше спроси: кто закрыл? Тогда и «почему» поймешь.

— Действительно, кто?

— Японцы, кто же еще? И фашисты руку приложили. Говорят, эти курсы — рассадник англосаксонского и масонского влияния.

— Что за чушь? При чем тут масоны?

— Что ты меня спрашиваешь? Спроси их!

Гога слушал и мысленно представлял себе, как должно быть противно жить там, где все за тебя решают какие-то люди и официальные инстанции, к которым ты ни доверия, ни симпатии не испытываешь. Тут он вспомнил, что ведь в начале разговора хотел исподволь узнать о Жене, а вон куда свернула беседа. И тогда он, не придумав ничего лучшего, спросил напрямик:

— А как Женя? Где она?

— Все там же, в Тянцзине.

Гоге хотелось спросить, не вышла ли она замуж, но почему-то показалось, что такой вопрос будет бестактным. От Жорки Кипиани он знал о ее истории с Сергеем Гартвигом и про то, как Гартвиг кончил. Поэтому Гога спросил другое:

— Как она? Хорошо устроилась?

— Всё танцует. В «Форуме».

Гоге случалось бывать в Тянцзине, ездил туда с командой, когда разыгрывалось университетское первенство Китая, и он знал, что «Форум» — лучший ночной клуб в этом городе. А Валентин сказал:

— Скоро здесь будет.

В первый момент Гоге показалось странным, что Валентин не дождался, когда сестра — старшая по возрасту и более опытная, давно уже живущая самостоятельно, — приедет в Шанхай. Ведь не с бухты-барахты она сюда переезжает, вероятно, имеет выгодные предложения. Тогда бы и Валентину приехать. Но чуть позже Гога понял, что Валентин именно из-за стремления к самостоятельности, болезненного отношения к тому, как складывается жизнь сестры, поторопился приехать первым, чтоб к моменту, когда появится Женя, быть уже устроенным.

На следующий день, махнув рукой на лекции, Гога предложил Валентину прогуляться, посмотреть на город, но тот, к его удивлению, отказался, сославшись, что надо в первую очередь повидать кое-кого.

— Ты мне скажи, как попасть на… — Валентин достал записную книжку и не без труда прочел: — Баблинг Велл род. Знаешь такую улицу?

— Конечно, знаю, — ответил Гога. — А зачем тебе?

— Дело есть.

— Это совсем несложно. Выйдешь со двора, сверни направо. Вторая поперечная улица будет Авеню короля Альберта. Там идет троллейбус. Пятая остановка в северную сторону — как раз Баблинг Велл род. Понял?

— Чего ж тут не понять? Все ясно. Ну, я потопал.

— Когда тебя ждать?

— Сам не знаю.

— Ну хорошо. Ключ будет у хозяев. Вечером с восьми до девяти я у тетки. Запиши телефон.

Когда Гога вернулся в свою комнату около одиннадцати вечера, Валентин уже лежал в постели, но еще не спал. Гогу немного задело то, что приятель утром не поделился с ним тем, куда и зачем идет, и решил сейчас ни о чем его не спрашивать. Захочет — сам расскажет. Но в последний момент Гога не выдержал характера и спросил:

— Ну, как твой поход? Нашел кого искал?

— Квартиру нашел, но дома не застал, — опять не уточняя, ответил Валентин. — Завтра снова пойду…

«Что за тайна такая?» — подумал Гога, недовольный, и промолчал. Валентин заговорил сам, но на другую тему:

— Ну и город же! Конца-краю не видно! И народу, народу. И все сплошь китайцы, аж в глазах рябит.

Гоге не понравились эти слова, и он сказал едко:

— Да уж не испанцы. Ведь город-то все-таки китайский.

Но Валентин, не уловив намека в тоне Гоги, продолжал оживленно:

— Я прошел до самого конца улицы, там еще справа ипподром был. Как странно: ипподром в самом центре города!

— Рейс-Корс, так здесь называют. Видимо, когда-то это была окраина.

— Во-во, так и мне сказали — Рейс-Корс. А потом дальше все по той же улице и до самой реки дошел. Но только там улица уже как-то иначе называется.

— Ну да. Нанкин род. А в универсальные магазины заходил? Сен-Сир, Винг-Он? — спрашивал Гога ревниво. Ему было досадно, что не пришлось показать новичку интересные места. Это старожилу всегда приятно делать.

— Нет.

— Как же ты? Надо обязательно побывать. Таких ты еще не видел, целые города.

— Успею еще, — сказал Валентин твердо. — Мне скорее устраиваться надо. У меня денег — сто долларов, китайских, конечно. Ведь матери тоже надо было оставить.

«А что же сестра?» — хотелось спросить Гоге, но он удержался. Валентин многого недоговаривал, и становилось понятно, что умолчания эти так или иначе связаны с Женей. Гога почувствовал, что больше не обижается на приятеля. Видимо, есть у них в семье такие обстоятельства, о которых Валентину говорить неприятно. Поэтому Гога заговорил на более насущную тему:

— Ну, ста долларов тебе на пару месяцев хватит. Конечно, в обрез, но хватит.

— Нужно, чтоб хватило, — озабоченно ответил Валентин и вдруг, в давно знакомой Гоге манере, упрямо тряхнул головой, отчего упавший было ему на лоб клок волос лег на место, и добавил, уже почти весело: — Ну да, устроюсь я за два месяца!

Гога в этом уверен не был, но спорить не стал.

А основания для оптимизма у Валентина были. Дело в том, что на Баблинг Велл род он искал Дальскую, теперь миссис Парнелл, которой написала из Тянцзина Женя, прося помочь брату устроиться. Муж Дальской — Джереми С. Парнелл состоятельный бизнесмен, давно живущий в Китае, имел обширные связи в деловых кругах. Человек это был уже немолодой, добродушный, не дурак выпить, а главное, без памяти влюбленный в свою жену, влюбленный настолько, что закрывал глаза на такие ее проделки, которые другой бы не потерпел. Но он был на двадцать пять лет старше жены и, как со смехом однажды выразился Гришка Полонский, «предпочитал иметь 50 % в хорошем деле, чем 100 % в плохом».

Валентин, никогда не принимавший материальной помощи от сестры и не разрешавший матери делать это, даже когда им бывало очень туго, не счел возможным обижать сестру отказом от такого рода содействия, тем более что шло оно косвенно, через Дальскую, а не через личных знакомых Жени. Да и выхода иного не виделось: Валентин был гораздо практичнее Гоги, лучше его знал жизнь и прекрасно понимал, что сам, без помощи и авторитетной протекции прилично устроиться не сможет.

Валентин с утра уходил в город, не объясняя, куда именно идет, Гога шел завтракать к Журавлевым, потом слушал лекции в университете, играл в футбол; он теперь был основным вратарем команды «Аврора». Вечерами Гога много занимался в читальном зале университета, экзамены неумолимо приближались. Вот так и получилось, что, живя в одной комнате, друзья встречались только поздно вечером.