Леван Хаиндрава - Очарованная даль

Китайцы слушали с явным интересом, и Гога продолжил:

— Я со многим не согласен, что делают большевики, но многое одобряю. Все-таки там пытаются создать более справедливую жизнь. Только слишком уж крутые меры принимают. Так тоже нельзя.

— А если иначе не получается? — запальчиво спросил Вэй.

— Тогда совсем не надо! — ответил Гога не менее запальчиво, но чувствовал, что этот ответ его самого не удовлетворяет. Ведь благая цель оправдывает средства… Или все же нет? Трудный вопрос. Видимо, не всякие средства. Интересно, что бы сказал в таком случае Коля Джавахадзе?

Расставшись с Гогой, китайцы обменялись своими впечатлениями.

— Он — честный человек, — говорил Чжан, — ему можно доверять.

— Я тоже так считаю, — сдержанно и, продолжая раздумывать, откликнулся Вэй. — Но спешить не стоит. Идеологически он далек от нас. Типичный буржуазный интеллигент либерального толка.

Чжан, прагматик по всему складу своей натуры, усмехнулся, но оспаривать мнение товарища не стал: все же с Вэем надо считаться, он человек начитанный и серьезный. Будущее покажет, кто прав.

А Гога, вернувшись домой, застал Валентина в радостном возбуждении.

— Ты где, Гошка? Я тебя уже часа два жду!

— Я прямо из университета, — объяснил Гога.

— А у меня, брат, хорошие новости.

— Да? Работу нашел?

— Вот именно.

— И где же?

— У «Баттерфилд энд Свайр».

Гога знал, что это одна из крупнейших пароходных компаний. Попади туда в иностранный штат, и ты обеспечен на всю жизнь, только работай как следует: и ежегодная десятипроцентная прибавка, и раз в пять лет девятимесячный отпуск с оплаченным кругосветным путешествием, и хорошая пенсия. Но попасть в иностранный штат для Валентина было бы чудом. Чуда и не произошло. Валентин устроился охранником на пароходе: не китайский штат, но и не иностранный. Русский штат.

— Ну и какие условия? — поинтересовался Гога.

— Условия что надо: сто пятьдесят долларов в месяц и во время рейса питание. Плюс бонус два раза в год.

Гога вспомнил Вовку Абрикосова, которому не удалось устроиться точно на такую работу и пришлось поступать в русский отряд при французской полиции. Вот что значит в Шанхае протекция!

— Да, недурно, — подтвердил Гога. — Ну, Валька, с тебя магарыч!

— Вот я и жду тебя. Одевайся. Пойдем куда-нибудь в кабак.

Говоря «кабак», Валентин не имел в виду какое-нибудь низкопробное заведение, просто у него была такая манера выражаться. Долго уговаривать Гогу не пришлось.

В мае прошли последние письменные экзамены. Их было четыре, и Гога все сдал успешно. Теперь оставалось главное — финальный устный экзамен в один день по всем предметам, которые не закончились на предыдущих курсах. Как ни готовил себя психологически Гога к этому необычному испытанию, как ни убеждал, что большую часть дисциплин знает достаточно хорошо и благодаря системе среднего балла вытянет весь экзамен в целом, все же было боязно. А вдруг неудача, провал? Тогда оставайся в университете еще на год — ведь пересдача не допускается. А есть ли у него этот год? Известия из Харбина говорили о неблагополучии семьи. Вера Александровна писала сдержанно, стараясь не тревожить сына, но все же не могла скрыть собственной тревоги.

«Я надеюсь, Гогочка, ты с полной ответственностью относишься к предстоящему экзамену и подготовишься добросовестно. Папино здоровье все хуже, и тебе, как старшему сыну, предстоит принять на себя обязанности главы семьи».

Многое стояло за этими словами, столь многое, что обдумывать их сокровенный смысл, расшифровывать завуалированное и досказывать себе недоговоренное — было страшно. Хотелось зажмурившись ринуться вперед, авось судьба улыбнется, потому что пути назад не было. В жизни никогда не бывает пути назад, бывает только иллюзия такого пути.

Накануне экзамена Гога отправился ужинать к Журавлевым.

— Ну как, Гогоша, готов к бою? — ласково улыбаясь, спрашивала тетя Оля. — Аппетит есть?

— Есть! — стараясь придать голосу бодрость, ответил Гога. Но аппетита не было, и ел он через силу.

Михаил Яковлевич, попыхивая трубкой, оторвался от газеты и ободряюще посмотрел на племянника.

— Самое главное — не поддаваться панике. Знания у тебя есть и никуда от тебя не уйдут.

«Хорошо рассуждать!» — подумал Гога, стараясь тем не менее непринужденно улыбаться. Как завидовал он в эти минуты пожилому дяде, которому уже никогда не придется держать никакого экзамена!

— А где Аллочка? — не видя своей любимицы, спросил Гога.

— Ее Кока в кино взял. Они сейчас придут, — ответила тетя Оля, продолжая накрывать на стол и не глядя на племянника.

Это был тонкий маневр с ее стороны: она специально подстроила так, чтоб Аллочка в тот вечер пошла на шестичасовой сеанс с Кокой и потом они вместе вернулись. Ольга Александровна была суеверна и считала, что Кока приносит Гоге удачу. Когда-то в детстве именно он отвел Гогу на первый в его жизни экзамен, он же провожал Гогу в гимназию в первый день занятий, и все оканчивалось благополучно. Завтра утром Кока сопровождать Гогу на самый важный экзамен в его жизни не сможет, на работу не опоздаешь, так пусть хоть нынешний вечер они проведут вместе. Кока с его неуемной жизнерадостностью и оптимизмом сумеет отвлечь кузена от тревожных мыслей. Да, и Кока иногда бывает полезен.

На деревянной лестнице раздались шаги, дверь без стука распахнулась, и в проеме показалась тщедушная, но не без претензий на элегантность фигура Коки.

— Леди и джентльмены! Я вас приветствую! — важно проговорил он и, не выдержав тона, обратился к Гоге: — Ну что, бакалавр, как дела? Всю науку превзошел?

Из-за плеча Коки выглядывало круглое, улыбающееся личико Аллочки.

— Почему бакалавр? — удивился Гога.

— А разве не бакалавром станешь?

— Лиценциатом, — внушительно поправил его Журавлев.

Ольга Александрова замахала руками:

— Миша, Миша, зачем говоришь! Не надо заранее…

— Чтоб не сглазить? — улыбнулся Журавлев.

— Не надо, и все! Еще будет время, а сейчас — не надо, — не успокаивалась Ольга Александровна и, желая переменить тему, обратилась к дочери: — Ну что, хорошая была картина?

— Ах, мамочка, такая смешная, такая смешная. Я хохотала до слез.

— Я ее взял на Лоурелла и Харди, — пояснил Кока солидно.

— И потом мы мороженое ели. Хэйзелвуд. Такая прелесть, мамочка. Ты не можешь себе представить.

— Ну, значит, ужинать не будешь. Перебила аппетит…

— Нет, нет, что ты! Я так проголодалась…

— И я, признаться, не прочь перекусить, — добавил Кока, отличавшийся, несмотря на свою худобу, завидным аппетитом.

Все уселись за ужин, во время которого Кока успевал и есть больше всех и вести нить разговора. Как всегда, он был начинен самыми разнообразными городскими новостями, хотя трудно было сказать, какие из них достоверны, а какие — досужий вымысел. Но дело свое Кока делал: обстановка складывалась непринужденная, и Ольга Александровна мысленно хвалила себя за идею привлечь Коку в этот вечер.