Александр Дюдин - Сестры

Прав Антон: ничего не надо менять. Это и есть победа добра над злом! Сколько бы горя принес развод Сергею, детям! Ты не имеешь на это права! Пусть тебе трудно, неси эту тяжесть ради их спокойствия. Счастье и горе всегда рядом, к сожалению, закон жизни. Полное и дозволенное быстро приедается, всё равно что переесть сладкого. Прочное счастье только тогда, когда ты получаешь его в борьбе с трудностями, побеждая, отстаивая, когда всё время боишься уронить, потерять навсегда. Конечно, жаль, что встретились поздно, и хорошо, что не прошли мимо. Кто знает, что лучше? «Еще неизвестно, как бы жили Ромео и Джульетта, если бы поженились!» – вспомнила она чью-то шутку. А, может быть, есть вечная нежность, которая сохраняется до самой смерти? Ей казалось, что она именно так любит. Прав Антон: не надо ковырять в ране, больно и не приносит пользы. Рационализм? Ну и что? Разумный рационализм полезнее, чем вредные стихии эмоций. Опять противоречие. Рациональнее быть верной женой. Полезно? А как же «половодье чувств»? Стихия эмоций? Прекрасная стихия! И весь рационализм к черту! «Но так чаще у женщин, а у мужчин побеждает разум, – с сожалением подумала Валя. – А любовь к Сергею была? Была, юная, чистая, и, может быть, осталась бы, если б он принял ее. Холод, равнодушие погасили ее». Вспомнился Экзюпери: «Светильники надо беречь – порыв ветра может их погасить». Разве сейчас только ложь в отношениях с Сергеем? Нет, неправда, он родной человек, дорог ей, и потерять его, дом, куда она привыкла приходить и с радостью, и с горем, потерять основу своей жизни – тоже не просто. Если бы Сергей захотел и категорически потребовал выбора: дом или Антон!? Она, наверное, выбрала первое и зачахла бы с горя. И опять она почувствовала неуверенность: так ли поступила? Потому что порой ей казалось: уйди Антон из семьи, она пошла бы за ним. Выла от горя, оставляя детей, но поползла бы за ним, как обреченно идет на гибель и кричит жертва удава. Антон тоже не может уйти от детей, она его понимает. И к жене он привязан, уважает ее, наконец, привычка не последнее дело. Трудно сказать, выстоит ли его чувство перед основательными отношениями, – с грустью думала Валя, – все-таки как хочется быть вдвоем! Но невозможно, так как они не вдвоем, их много, и у каждого своя, и общая жизнь. Всё взаимно связано, всё переплетается тысячами крепких нитей, порвать которые не хватит сил ни у кого. Всё очень сложно и трудно. Пройдут годы, ничего нет вечного, – с надеждой успокаивала себя Валя, – всё как-то переменится. Всё течет, всё изменяется – закон диалектики. И, может быть, она тогда с благодарностью вспомнит это время и пожалеет, что оно прошло. Где-то в глубине души она понимала, что старается оправдать себя. И тоскливо теснило грудь от невозможности сделать это до конца. Виновность оставалась.

Пришла домой. Гулко в пустых комнатах. Детей нет. Машинально посмотрела в холодильник, набитый кастрюлями, пакетами. «Готовить не надо, – промелькнуло в голове, – надо подобрать то, что накопилось». Как заранее заведенный механизм, сработали привычные заботы.

Сердце изнывало от нетерпения увидеть скорее Антона. Не выдержала, позвонила и с отчаянием сказала:

– Не могу больше, так сильно хочу тебя видеть!

– У нас через час партком, затянется надолго. Давай, подъезжай к заводу: тридцать минут тебе на дорогу, тридцать останется в нашем распоряжении.

Валя ехала в троллейбусе. Окна изрисовал мороз сказочными серебристыми папоротниками, пол в ледяных кочках, скользкий. На остановках морозный пар врывался густым клубящимся облаком. Люди входили с пушистыми от куржака ресницами, поделенными прядками волос. Антон стоял на углу, недалеко от остановки, переступая в ботиночках с ноги на ногу от холода.

– Ты давно ждешь?

– Нет, только что вышел. Хорошо, что ты позвонила, я тоже истосковался, – говорил он, хмуря брови. Снял у Вали варежку, сунул холодную руку в карман, согревая ее теплой ладонью. – Пойдем сюда!

Они вошли в какой-то молодой неосвещенный парк, шли по нехоженому плотному снегу. Антон остановился и привлек Валю к себе. С жадностью она пила ласку его губ, словно путник утолял жажду в палящей пустыне. Пила и не могла напиться.

– Еще! – передохнув, просила она, и мягкие губы снова легко касались ее исстрадавшегося сердца, оно таяло и летело куда-то в пропасть. Ей было и страшно, и радостно.

– Хорошая моя, – ласково говорил он.

– Иди, ты опаздываешь, – вдруг спохватилась Валя.

– Пора, но еще минута наша, – пробирался он губами между шапочкой и пушистым воротником к теплой шее.

Валя ехала домой. Ей было легко и спокойно. Кончилась смена. Троллейбус набит людьми так, что невозможно пошевелить рукой, сдавили со всех сторон. Она смотрела и думала: «Какие мыслящие, умные лица рабочих. Интеллигентные лица! Та продукция, которую они производят, требует ума».

Вчера она была у Марии, заболел Андрейка, приходила послушать. Так, ничего особенного, простыл парнишка, а Мария уже в панике. Сумасшедшая мать. Безгранично предана семье. Вале пришло на ум: «А если бы она узнала об Антоне? Что ты! Она таких вещей не понимает и не прощает. Нет, чем-чем, а этим с ней поделиться нельзя. Редко встречаемся с сестрой, – вздохнула Валя, – обеим некогда». «Хорошая моя», – звучали еще слова Антона. «Никогда мне не говорил «хорошая» Сергей, а как это нужно! – подумала с грустью. – Восемнадцать лет прожили вместе, никогда он не смотрел на меня так ласково. Любил ли он меня когда-нибудь? Не знаю. Как хорошо, что пришла ко мне любовь! Пусть поздняя, пусть горькая! Не обошла стороной. А если бы я не встретила Антона?» И жизнь показалась ей серой и ненужной.

Софья готовила завтрак на кухне, когда услышала громкий крик сына: «Это подло, отец!» Она бросилась в комнату.

– Что здесь происходит? – спросила строго. Все сидели молча за столом, опустив головы. – Я спрашиваю, что здесь происходит? – повторила она, повысив тон.

– Вот, полюбуйся на престарелого любовника! – возмущался Виталька. – Седина в бороду – бес в ребро! Мужику под пятьдесят, а он на свидания бегает!

Софье показалось, что у Антона даже глаза за очками побелели, так он был бледен.

– Молчать! – тихо, угрожающе сказала Софья. – Как ты смеешь оскорблять отца?! Это, в первую очередь, мое дело! – и, окончательно справившись с волнением, заговорила. – Или вы считаете меня такой глупой, что я ничего не вижу, ничего не знаю? Знаю всё, мы ничего не скрываем друг от друга. И я не вижу здесь преступления. Ваш отец – нормальный мужик, и ему нравится красивая молодая женщина. Ну и что?

– Он целовался с ней в парке около завода, я сам вчера видел! – запальчиво кричал сын. Софья вспомнила, что его невеста живет около завода и работает там же.