Александр Дюдин - Сестры

Егор перехватил взгляд. «Кто это?» – спросил он.

– Николай.

– Тебе плохо? Ты побелела, – встревожился он, – у тебя валидол с собой?

– Душно, – только могла ответить Мария. Егор подвел ее к скамейке, достал из сумочки таблетку, подал ей.

– Ты знала, что он здесь? – Мария молчала, сердито прищурив глаза. – Не сердись, я не хотел тебя обидеть, – извинился он.

Седой полковник повернул обратно, прошел мимо них к источнику.

Когда Мария наклонилась со стаканом, чтоб налить нарзан, Николай тихо сказал:

– Завтра здесь, в аллее, в десять часов утра, – разогнулся и с полным стаканом отошел в сторону. У Марии так колотилось сердце, что она задохнулась, хватая воздух ртом. Всё поплыло перед глазами. Она ухватилась за локоть Егора рукой, повисла на нем. Он обнял ее, поддерживая.

– Может быть, вызвать врача?

– Нет, сейчас пройдет. – Она выпила воду. – Проводи меня в санаторий, я полежу, что-то не могу сегодня. «Надо взять себя в руки, чего ты раскисла? Словно нервная худосочная девица! – говорила она себе. – Ну, встретила, что из этого? Прошло двадцать лет! Он стал совсем другим, белый! На сколько он старше меня? Мне тогда был двадцать один год, а ему двадцать восемь, всего на семь лет. Значит сейчас ему сорок восемь, а выглядит совсем стариком. Трудные, видно, это были годы, там, за кордоном. Что ж тебе пришлось пережить, чтоб так побелеть? Совсем вернулся или на лечение? Давно вернулся? Интересно, женат или нет? Меня сразу узнал. Что значит – разведчик, как он ловко нашел минутку и назначил свидание». «Я имею право на одно свидание с тобой! Имею право!» – сказал он. Снова зазвучала совсем забытая мелодия полонеза Огинского «Прощание с Родиной», надрывая сердце. Ей захотелось плакать. «Почему? Не раскисать! – приказывала она себе. – Собственно, что она будет делать в пустой душной палате?»

– Мне лучше, – сказала она Егору, – я передумала, пойдем на терренкур, хоть не до «Солнышка», а до «Храма воздуха», там дышится легче. «Надо утомиться, а то не усну ночью. Завтра хочется выглядеть свежей, отдохнувшей. И на танцы сегодня с Егором пойду, время быстрее пройдет, и всё же на свежем воздухе побудем перед сном, – ее трясло от волнения. – А ну, успокойся! Успокойся и расслабься! Вот так!»

– Ты завтра, до обеда, не приходи ко мне, – говорила Мария вечером около своей комнаты. Даю тебе выходной. – Егор испытующе смотрел на нее. – Да, у меня завтра свидание с Николаем, – твердо ответила она на его взгляд.

– Может быть, столик заказать в ресторане? Посидим все вместе, отпразднуем встречу? – Мария молчала, только сердито прищурила глаза. Егор потемнел, в глазах появилась растерянность. Мария заметила это и холодно сказала:

– Это наше первое и последнее свидание, обещаю тебе. Ничего не изменится. Двадцать лет – слишком большой срок, не волнуйся. Но нам лучше поговорить вдвоем. – Словно гора свалилась с плеч Егора.

– Хорошо, – ответил он. – Я тоже сделаю свои дела. Надо рубашки отнести в прачечную, босоножки починить, вчера запнулся и оторвал подошву, а в ботинках ходить жарко. Часам к пяти подойду, – он поцеловал ее. – Спокойной ночи, – и ушел.

Мария проснулась рано. За окном шумел ветер, пахло дождем. Низко кланялись тяжелые сырые ветви деревьев. Пасмурно и прохладно. Сопалатницы спали. Она подошла к окну. Через ветки деревьев проглядывала посыпанная желтым песком пустая, мокрая, с зеркалами луж аллея санатория. «Как нарочно, дождь. Ну, ничего, легче будет, а то жара истомила. – Снова легла в постель. Лежала на спине слушая шум ветра и начавшегося дождя. – Это надо же! Что значит – судьба! В один год, месяц, день, час, миг жизнь свела их снова. Приди я на полчаса позже – и могли не встретиться. Нужна ли эта встреча? Нет, не нужна. Всё было налажено, спокойно. Я довольна мужем, сложившейся семейной жизнью. Нет! Не позволю чему-нибудь измениться! Но вот эта буря в душе ни к чему. Совсем не нужны эти волнения. Если б меня спросили: хочу ли я этой встречи, сказала бы без колебаний – нет! Что было – прошло! Ни к чему ворошить старое. Позади долгие двадцать лет, а как свежа боль в сердце! Словно всё было вчера!» Перед ее глазами встал Николай, тогда, в сорок пятом, уходивший, пятясь к двери, с такой мукой в темных глазищах, которую она запомнила на всю жизнь. Он любил, ему тоже тяжело было расставаться с ней, но не мог поступить по-другому. Вспомнила первые дни одиночества в госпитале, когда сдало сердце. Порой ей казалось, что никакого сердца у нее больше нет, остались в груди одни только легкие, такая пустота была там. И болело не сердце, а рана на его месте. И долго болела. Уже замужем была, дети росли, а она всё еще видела его во сне, ласковым, любящим, протягивающим к ней руки. «Как же ты побелел! Что же ты перенес там? – снова ужаснулась она мысленно. – И кончилось ли твое добровольное изгнание?»

Проснулись женщины. Зевала со стоном Вера Максимовна. Снимала пижаму Саша, обнажив костлявенькое тело с маленькими грудями, висящими в виде пустых мешочков. Мария поднялась, машинально одеваясь, погруженная в думы. «Надо прийти пораньше в столовую, чтоб пораньше освободиться и прибежать вовремя, а то он промокнет под дождем, ожидая ее. Всё же некстати дождь».

В половине десятого вышла из столовой и, как ни сдерживала себя, бежала к нему. Дождь хлестал в лицо, мокрое платье облепило ноги, бедра, босоножки полные воды, она ничего не замечала. Шлепала прямо по лужам, видела впереди белую голову, обвисший под дождем серый штатский костюм. Николай быстро шел к ней навстречу, как в ее снах, протянув руки вперед. Мария, задохнувшись, упала бессильно на них. Он прижал ее к себе дрожащую то ли от дождя, то ли от волнения, и, как тогда, в Веймаре, она, слабея, положила голову на его плечо и снова почувствовала его сильные руки, его твердые мускулы на груди. И это, как и тогда, делало его надежным другом. Она, не отдавая себе отчета, могла командовать Василием, Егором, чувствуя свою власть и превосходство над ними, но, как и тогда, охотно подчинилась Николаю. Они стояли в середине дорожки пустого парка, под тяжелыми, мокрыми, шумевшими на ветру кронами деревьев. Дождь частыми крупными каплями щелкал по голове, плечам.

– Дождь, – сказал Николай, а губы сводит горькая судорога. – Дождь, – повторил он, опустив голову и пряча глаза. Вытер две теплые капельки то ли дождя, то ли слезинки. Мария плакала, не сдерживая слез. Он, как в день расставания, поцеловал ее соленые колючие ресницы.

Первым пришел в себя Николай:

– Что ж это я держу тебя под дождем? Пойдем в кафе, здесь недалеко, а то ты простынешь. – И они, взявшись за руки, как в молодости, побежали. Мария почувствовала, что они едины, и от этого ощущала какую-то легкость, невесомость. И будто не было двадцати лет разлуки. Словно вчера расстались. Только белая голова Николая напоминала о долгих годах, прожитых врозь.