Александр Дюдин - Сестры

– Может, все-таки до утра подождать? Метель на дворе, – спросил Егор, поднимаясь и одевая очки.

– Нет, нельзя! – тревога передалась Марии.

Буранило, но дорога видна хорошо, хотя с языками переметов. С обеих сторон ее белели поля, окутанные темнотой. Чертил косые полосы снег в пучке света перед машиной. Боролся с усталостью шофер, таращил закрывающиеся во сне глаза. Сгребали стрелки «дворника» слой за слоем снег со стекла. Шофер сбавил скорость, въехали в лес. Запрыгала, закачалась, переваливаясь с бока на бок, машина на корневищах. Здесь ветер меньше. Стаей белых бабочек опускались редкие крупные хлопья снега. Выехали из леса, и снова поля, редкие перелески. Подъехали к колхозу часа в четыре ночи. Село спало. Над деревней висел густой лай собак.

Буран прекратился. Края тяжелых облаков высвечивались ослепительно белой пеной. Луна вдруг выплывала и снова тонула в пышной пуховой снежной перине.

На ферме горел огонек. На стук вышла заспанная женщина-сторож в выцветшей красной обвислой вязаной кофте, накинутой на голову телогрейке. Мария объяснила, что ее просил приехать и посмотреть кровли секретарь райкома.

– Боится, что они рухнут у вас.

Женщина, недовольная, пропустила ее мимо себя и захлопнула покрытую куржаком дверь. Мария прошла в коровник – и мороз по коже: некоторые стропила надломились, кровля в середине провисла гамаком.

– Выгоняй скот скорее! – сказала она женщине в платке.

– Тю, куда ж я его ночью буду выгонять?

– Видишь, провис потолок, вот-вот упадет!

– Без председателя тревожить скотину не буду! Я тебя не знаю и знать не хочу! Будет тут всякий командовать!

– Иди за председателем!

– А как же, сейчас побегу! А ты тут ферму подожжешь! – она с досады топала сапогами на месте. Мария вспомнила, что около фермы висит обломок рельса. «Срочно весь скот нужно выгонять и тут же ставить подпорки. Значит, надо поднимать людей!»

Она наклонилась, схватила железную клюку около печки, выскочила и изо всех сил стала бить по рельсу.

– Что ты, оглашенная, делаешь? Пошто трезвонишь? – старалась перекричать сторожиха. В деревне вспыхивали огоньки в окнах. Одеваясь на ходу, бежал народ к ферме. Первым, в портках, валенках и полушубке, прибежал безрукий председатель колхоза.

– Ты кто такая? – едва переведя дух, накинулся он на Марию. – Чего трезвонишь? Я думал, пожар здеся!

– Я инженер-строитель, скот надо выгонять и немедленно, сейчас у вас рухнут крыши.

– Кто тебе сказал, что рухнут? – недоверчиво переспросил он.

– Пойдемте, покажу. Видите, как провисло? – раздался треск, еще одно стропило лопнуло. Это испугало председателя. В дверях столпился прибежавший народ.

– Гони скот на улицу! – заорал председатель, подкрепляя распоряжение матом. Скот поднимался неохотно, в дверях задерживался, не хотел выходить на холод. Мария боялась, что не успеют выгнать коров, что может придавить людей. Очередной треск раздался неожиданно, и середина рухнула, подняв облако снега. Но ни людей, ни скота в этом месте уже не было.

– Айда в другой барак! – кричал председатель и побежал первым. Мария едва поспевала за ним. Во втором, в третьем провисание небольшое, стропила пока целы.

– Здесь тоже надо ставить подпоры.

– Ах, ты, лихо какое! – горевал председатель. – Спасибо, дочка, вовремя спасла, а то сидеть бы мне, как вредителю, за погубленный скот. А я, старый дурак, радовался, что скот мой зиму в тепле будет!

– Потом, потом, крепить крышу надо!

– Запрягай лошадей! Там у гумна оставшиеся бревна лежат, везите сюда! – командовал председатель. Ревел потревоженный скот, метались в темноте люди.

– Паша, надень штаны, бесштанный командир! – совала брюки жена. Он тут же снял валенки, встав босыми ногами на снег, торопливо натянул брюки, сунул ноги обратно в валенки.

Когда рассвело, двенадцать подпор под сохранившуюся крышу было подбито.

– Там, где обвалилось, возьмите угол крыши повыше, острее и сразу ставьте опоры, а потом кройте. Во всех остальных коровниках тоже подбейте бревна, зима впереди, снега прибавит – тяжести прибавит. Надо было сразу угол крыши взять поострее, да и стропила почаще, – наставляла она.

– Спасибо, дочка, отвела беду, – благодарил председатель.

Не заезжая домой, Мария проехала на строительство моста. Днем прояснилось, мороз крепчал, стоял градусов под тридцать пять. По реке дул сильный обжигающий ветер. Ощетинились иглами куржака спины телогреек. Светились белыми пятнами отмороженные щеки и носы. Словно белой ватой обрастали брови, усы, бороды. Всё чаще забегали погреться заключенные, вешали мокрые варежки над «буржуйкой». Плотно набился вагон.

– Мария Михайловна, сама видишь, что творится над рекой, какая холодина, – обратился к ней бригадир Четверяков с пламенно-рыжей бородой. – Не могу я их выгнать на такой мороз, не выполнить нам сегодня плана, прошу, не указывай в сводке, что не выполнили, второго нам не дадут, голодными останемся. Завтра сил не будет работать. Не всё же такой холод будет, может, завтра ветер стихнет, мы покроем сегодняшнюю недостачу, – глаза бригадира умоляюще смотрели на нее.

– Хорошо, Василий Петрович, не укажу, верю.

– Спасибо, – он успокоился, отошел от нее.

У Егора начало складывалось тяжело. Заключенные-уголовницы отчаянные развязные молодые бабенки – работать не хотели, бузили. Вели себя нагло. Одна, черноглазая, с ярко накрашенным ртом, повисла на шее Егора.

– Полюби меня, начальник, соскучилась по мужику, ужас как! – он не мог расцепить ее рук. – Мне не работать надо, мужика надо! – Егор сорвал ее руки. Бабенка смахнула с него очки и под смех баб повалила на снег. Егор вырвался, вскочил, в горечах пнул ее ногой и матерно выругался.

– Ха-ха-ха! – рассыпали бабы смех. – Вот это по-нашему! Вот это настоящий мужик! А не фраер кастрированный, – слышал он возгласы одобрения. Подбодренный, злой, он еще раз покрыл их матом. Они хохотали, но работать не хотели. «Чего ты распоясался в угоду им? – подумал он, надевая очки. Стало стыдно за мат. – Их этим не удивишь, ты же теперь инженер, которого должны уважать, а не солдат в окопе. За мат никто не уважает. Чего ты подлаживаешься под них?» – даже плюнул с досады.

– Вот что, гражданочки! «Черт знает, как к ним надо обращаться», – подумал он. – Можете не работать, но жрать не получите. В сводке напишу: «Саботаж»! – смех как ветром сдуло.

– Попробуй только, мы тебя живым закопаем, и не найдут! – озлобленно кричала черноглазая, махая кулаком. Работали только вольнонаемные, но бабенки им всячески мешали. Охранники только стояли и посмеивались. Егор пошел ва-банк. Указал в сводке 0 % и написал крупными буквами: «Саботаж».