Александр Дюдин - Сестры

Их посадили на хлеб и воду. На другой день бабы сошли с машины и злой лавиной двинулись на Егора. Впереди шла черноглазая бабенка, видно, заводила. Вдруг она схватила лопату. Егор напрягся, как перед боем. Сердце лихорадочно билось, за ворот словно плеснули холодной воды. Баба махнула лопатой, Егор вовремя пригнулся, и лопата мелькнула над его головой. Он рванул вперед, перехватил черенок, потянул к себе. Баба подалась вперед, он пнул ее в живот, та выпустила черенок, согнулась.

В глазах Егора потемнело от ярости, он молотил лопатой направо и налево. Бабы с визгом побежали прочь, врассыпную. Несколько баб, которых он задел, ползали у его ног. К ним уже бежали охранники, мужики, работавшие на бульдозере, катке, шоферы грузовиков. Всё это произошло в какое-то мгновение. Когда Егор пришел в себя, испугался. Даже ноги ослабли. «Никого не убил?» – с ужасом подумал он. Но бабы, охая, поднимались с земли, сквернословили. Весь воинственный дух улетучился, они зажимали кровоточащие раны на голове, руках, плечах, и выли.

– Убью! В тюрьму сяду, но убью, если еще раз сунетесь! – крикнул он, снова хмелея от бешенства. – Мне это не в новинку – четыре года в окопах. Там фашистов бил, а теперь вас, поганых, бить буду, если работать не будете, или сдохнете с голоду. У нас в стране кто не работает, тот не ест! – и ушел злой в вагончик. «Судить будут, наверное, за избиение? А что было делать? Или они меня, или я их! Так сложилось дело. Всё случилось в какой-то миг! Фу ты, черт, вот не думал, что с бабами драться придется!»

– Здорово вы с ними расправились, – вошел, смеясь, охранник, – я думал, они вас прикончат.

– Я под Сталинградом воевал, не такое видел.

– С бабами хуже воевать, чем с фашистами – от них не знаешь, чего ожидать!

– Да какие это бабы, мразь!

– Они тут разные, – закуривая, возразил охранник. – С десяток, которым сегодня досталось, отпетые бандитки. Осуждены за убийства, кражи, проституцию. Остальные, большинство, сидят по указу за мелкую кражу. Командует у них этот десяток. Их боятся! У вас бинты есть?

Егор не мог успокоиться. Дрожащими от волнения руками взял аптечку, подал ему бинты. «Хорошо, что не убил никого. А мог запросто, не соображал, что делал. Посчастливилось, что не убил. Фу, черт, ненужная совсем история».

Баб перевязали, охранник увез раненых в тюремную больницу. Остальные разошлись, взялись за лопаты.

Ни одной жалобы на Егора не поступило, но слух о драке дошел до секретаря райкома. «Раз не жалуются, значит, чувствуют себя виноватыми. У инженера другого выхода не было, он защищался. Считаю, что прав!»

На этом и закончился инцидент. Работа наладилась.

Как ни торопилась Мария, как ни прибавляла задание на сутки, люди вымотались, и связать весь мост к весне не успели. Больше половины сделали с обоих концов, но не сомкнули. В середине, словно поднятые над рекой руки, в кружевных рукавах переплетений бревен стояли одинокие опоры. Успели поставить ледорезы.

Ледохода ждали, и все-таки он начался внезапно. Все строители, население района, собрались утром на обрывистом берегу. Дул холодный, сырой, пронизывающий ветер. Солнце круглым ледяным окатышем висело в мглистой дымке над рекой. Река Бердь небольшая, но быстрая и коварная. Весной разливается, затопляя деревни, луга, пашни. Мост пришлось ставить 86 метров длиной. Сейчас вода стремительно несла большие и малые льдины, крутила их в водоворотах. Лед с кучами навоза, сена, каких-то построек несся мимо берега. Мужики натягивали поглубже шапки, поднимали тонкие воротники телогреек, подставляя спину ветру, прятали замерзшие руки в карманы. Все напряженно смотрели на ледорезы, защищающие средние опоры.

– Если срежет ледорез, опоры как спички снесет! – говорил задумчиво Четверяков, рыжий мужик с огненной бородой, бригадир плотников, работающих на строительстве моста.

– Не должно снести, крепко, вроде, ладили, – отвечал другой мужик, с обветренным, заросшим щетиной лицом.

– Силища-то какая прет, одно слово – стихия!

«Как же я минеров-то упустила из вида? – волновалась Мария. – Не думала, что рвать лед придется. Всё думала – успеем! Два пролета в середине остались не связанными. Река всегда числа двадцатого – двадцать пятого апреля вскрывалась, а сегодня только двенадцатое. Раз в сто лет такое бывает, чтоб в начале апреля жара до двадцати девяти градусов стояла. Всё по закону подлости». А ей бы хватило две недели закончить связку моста. Тол вчера успели привезти, сегодня хотела поехать в райвоенкомат, просить минеров. А утром чуть свет, Четверяков разбудил ее стуком в окно. Открывает рот, орет что-то, показывая в сторону реки. Испугалась, а понять ничего не может. Когда распахнула дверь, услышала: «ледоход начался». Прибежала на берег. Вон, люду сколько, все рабочие здесь, да и население поселка собралось. Может, среди них кто-то был минером, ведь война недавно закончилась.

– Мария Михайловна! – теребил ее рукав Четверяков, – смотри, какой пласт летит, рвать надо, всё снесет!

– Товарищи, кто на фронте был минером? Кто умеет обращаться с толом? – старалась перекричать шум ледохода Мария.

– Мужики, рвать надо большие льдины, снесет ведь, вся работа в лютую зиму пропадет даром, – метался бригадир по берегу. Языком пламени мелькала то тут, то там его борода. Наконец прибежал обратно, за ним лениво, в развалку, шел могучий детина. Он скинул полушубок, отдал Четверякову.

– На, подержи, да не уволоки!

– Да что ты, что ты? – замахал руками тот. – Не сумлевайся, ты только мост подмогни уберечь!

Подошли еще двое: один маленький, юркий, другой ладный, красивый парень со смоляным чубом. «Вдруг погибнет кто из них во время взрыва? – обдала холодная мысль. – Отвечать придется, что случайным людям доверилась».

– Ребята, вы хоть с толом-то умеете обращаться? – кричала она, подставляя ветру плечо.

– Знамо дело, привычны, – сказал солидно детина.

– Я минером был, – твердил, повторяя, юркий паренек, хватаясь за шашки.

– Не сомневайся, гражданочка, всё будет в порядке, – отвел ее руку третий, со смоляным чубом.

– Гриша, не пущу! – завопила подбежавшая молодая баба в шали и поношенном синем пальто. – Не пущу! Ты чего, рехнулся!? На что тебе этот мост сдался? Взорвешься али в воду угодишь, что тебе памятник поставят? Куда я с дитем останусь?

– Надо, Катя, – отрывал он ее руки от груди. – Надо, пусти!

– Тебе-то зачем надо? Они строили, они пущай и спасают. А ты-то зачем лезешь? Какое такое твое дело?

– Несознательная вы, гражданочка, – вмешался юркий, – это же целый мост! Это тебе не курятник! Никак нельзя, чтоб его снесло! Он больших денег государству стоит!

– Пойдем, – дернул его за рукав Григорий. Все трое взяли тол и пошли к реке.