Виктор Пелевин - Искусство легких касаний

— И все?

— Это как сказать. Все, да не все.

— Ну рассказывай.

— Сплю я, короче, и тут кто-то меня за плечо трогает. Я глаза открываю и вижу чепушилу этого. Только на лице у него теперь такая прозрачная фигня, типа как маленький противогаз или респиратор — закрывает рот и нос. А сзади начальник конвоя стоит в таком же прозрачном наморднике. И улыбается приветливо. Я бы даже сказал, угодливо — мусор зэку никода так не улыбнется. Я думаю — что за дела? А начальник конвоя палец к своей маске прикладывает — мол, тихо — и такой же респиратор мне протягивает. Я взял, приложил к лицу, вдохнул раз-другой, и в голове у меня как бы прояснилось… Спать сразу расхотелось, и даже бодрячок легенький пробил…

— Гонишь, — сказал один из чертей неуверенно.

— Не гоню. А начальник конвоя, значит, жесты делает приглашающие — выгнулся перед открытой дверью, прямо как швейцар у кабака. Я ваще припух… Мировая революция, что ли? Слез со шконки, выхожу за ними в коридор. Во всех клетках храп слышен. Никто не говорит… Доходим до купе конвоя, выходим в тамбур, и тут начальник конвоя начинает дверь открывать. А поезд быстро идет, трясется. Я думаю — может, они меня сейчас с него тупо сбросят? Даже хотел назад в клетку побежать…

— И?

— Начальник дверь открыл, и тут я понимаю, что какая-то туфта творится. Там ветер должен быть, грохот. А ничего подобного нет. Только лесенка пластмассовая, и что-то типа такого алюминиевого перрона рядом качается. Чепушила этот, значит, по лесенке на перрон переходит, начальник конвоя за ним, я следом, и тут такое вижу, такое…

— Чего?

— Значит, стоим мы типа в таком небольшом зале, прямо почти в габарит столыпина. Метр до стен, метр до потолка. Как описать-то… Знаете, есть боксы, где машины на воздух поднимают? Вот примерно такой, очень маленький, но крайне аккуратный. И в нем висит наш столыпин. Только… Только я смотрю — а это на самом деле никакой не столыпин, потому что колес у него нет вообще. Просто гондола в форме длинного вагона. А внизу такие желтые… Как сказать… Типа лапы, которые его держат, и эти же лапы его покачивают — туда-сюда, туда-сюда. А над лапами такие длинные рычаги с колотушками, которые бьют в дно через прокладку. И получается стук колес. Короче, не столыпин это, а люлька такая алюминиевая. С первого взгляда видно, что очень дорогая хрень, и качественно сделанная. Как самолет. С такими утопленными заклепочками, полированное все — блестит аж. Хайтек. Везде какие-то номера, надписи по-английски. Стрелочки, уровни, таблички. Отпидарасили, как в космическом центре. А у окон вагонных, за этой белой пластмассой, такие лампы стоят, а перед ними движущиеся фиговины качаются, типа как дворники на машине, со всякими шаблонами и фигурами. Это, как я понял, тени делать. Только лампы не горели, потому что в столыпине ночь была.

— Точно фуфло гонишь, — сказал кто-то из чертей. — Ты че, не помнил, как в этого столыпина входил?

— Помнил, в том-то и дело. Обычный тюремный вагон. Стопудово не эта алюминиевая люлька… Потому-то голова у меня кругом и пошла. Даже про чепушилу этого забыл… А потом смотрю — выходит он из-за ширмочки, и на нем уже не тюремный шмот, а халатик из синего шелка. Расшитый, не поверите, такими веселыми фиолетовыми петухами.

— Бля, — сразу в несколько голосов сказала клетка.

— И он мне, значит, говорит — пойдемте-ка, друг любезный, кое-что вам покажу… Поворачивается и идет к двери из бокса. Я оборачиваюсь, а сзади, натурально, начальник конвоя. Уже в гражданской рубашке с пальмами. Видимо, пока я на этот агрегат глазел, тоже переоделся, брюки только камуфляжные остались. Улыбается так и показывает головой — иди, мол, куда зовут. А в кармане, вижу, ствол бугрится. Чувствую, надо слушаться. А то совсем какие-то странные дела…

— Я уже понял, — сказала верхняя темнота кавказским голосом. — Потом скажу, не буду вам кайф ломать. Давай дальше, Плеш.

— Чепушила этот, значит, открывает дверь. За ней лесенка вверх, узкая такая, но отделка пиздец. Дерево, сталь, стекло. Он по ней. Я за ним. Два пролета, еще одна дверь, он ее открывает, бля… Я смотрю и глазам не верю. Мы на палубе.

— Какой палубе?

— Яхты, — ответил Плеш. — Огромнейшей яхты.

— Чего ты увидел конкретно? — спросила верхняя темнота. — Опиши.

— Там такая крыша сверху… Вернее, не крыша, потому что стен под ней не было, а как бы огромный козырек с лампами. И под самой большой круглой лампой — здоровый накрытый стол. А рядом такой широченный диванище с подушками. Дальше ограждение — и за ним вечернее море. Далеко-далеко на горизонте земля — какие-то горы торчат. Типа как бы острова. И на них редкие такие огоньки… В небе закат, красиво, слов нет. И воздух такой свежий, такой соленый, что даже больно. Я только тогда понял, как в столыпине воняло.

— Ахуеть.

— А ниже и дальше, — продолжал Плеш, — еще одна палуба. И на ней, в натуре, самый настоящий вертолет.

— А еще кто-нибудь там был, кроме этого чепушилы? — спросил чертяка снизу.

— Да. На диване. Такие нереально красивые телки в восточных нарядах, и на голове у каждой как бы шлем в виде золотого храма. Танцовщицы. Всего десять или около того. У некоторых в руках музыкальные инструменты — я таких раньше даже не видел. У одной как бы длинная мандолина. У другой маленькие гусли. А у третьей какие-то гонги на палочках. Я реально таких обалденных баб никогда в жизни не встречал. Вообще никогда. А потом смотрю… У них кадыки. Небольшие такие, но если приглядеться, видно.

— Девочки с хуем, — проговорил один из чертей презрительно и сплюнул.

— Ты че, в хате плюнул, дурила? — спросили сверху.

— Я на ботинок, — сказал черт. — На свой ботинок, в натуре.

— Гляди, пропадало ложкомойное, каждый день глиной умываться будешь… Плеш, и че дальше было?

— Дальше… Дальше приглашает он меня к столу. А там… Напитки разные. Вина в основном. Красные, белые… И салатики всякие, закусочки, все в маленьких таких тарелочках. Даже не на еду больше похоже, а на какое-то мелкое изобразительное искусство. В музее можно показывать. Я говорю — что это за еда такая? А он отвечает — косяки. Я не понял сначала — какие косяки? Чепушила засмеялся и говорит — не, не такие, как в столыпине. «K-a-i-s-e-k-i». Еда такая японская.

— Про еду не надо, — сказала верхняя полка, — день не жрали.

— Короче, садимся мы за стол, и трансы со своего дивана тихонько играть начинают. Музыка приятная такая, тихая, ненавязчивая. Тинь-тинь-та-ра-ра, тинь-тинь-та-ра-ра… Чепушила этот налил вина два бокала, выпили мы, потом за хавчик взялись, и голова у меня влегкую закружилась. И тогда чепушила говорит — теперь понимаешь, любезный? Я и отвечаю — почти, говорю, но не совсем. А он тогда спрашивает — ты такое вкусное белое вино когда-нибудь пил? Нет, отвечаю. Никогда. А он говорит, это, между прочим, самое обычное «Пино Грижио», ничего особенного. А косяки понравились? Небесная хавка, отвечаю, просто небесная. А он говорит — хавчик-то тоже ординарный. Хорошими поварами сделан, качественные продукты, но ничего сверхъестественного. Любой человек с регулярным заработком может себе время от времени позволить…