Виктор Пелевин - Искусство легких касаний

— Федор Семенович, Ринат Мусаевич, выходим! — прошептал он.

Как только бывшие Плеш с Басмачом вышли в коридор, конвойный закрыл дверь и повернул ключ в замке. Коридор, где оказались Федор Семенович с Ринатом Мусаевичем, выглядел странно.

Собственно, это был не вполне коридор. Или, еще точнее — вполне коридор только при взгляде из клетки. Напротив двери было забранное белым пластиком окно и крашеная стена в несвежих потеках у пола. Но чем дальше от двери, тем сильнее искажалось пространство — изгибались стены, расходились пол и потолок. А кончалось все неприметным поворотом за угол — совсем недалеко от входа в клетку.

— Зачем так выгнули все? — искаженным маской голосом спросил Ринат Мусаевич.

— Это для формирования перспективы, Ринат, — ответил Федор Семенович. — Из-за решетки кажется, что коридор настоящий до самого конца. Только поэтому и получилось втиснуть. Искажения все равно есть, конечно, но глазу не заметно… Все просчитано до миллиметра.

Они повернули за угол, прошли через открытую конвойным дверь — и по зеленому пластиковому мостику перешли на качающийся перрон. И сразу же стало ясно, что качался не перрон, а сам вагон.

Если, конечно, это можно было назвать вагоном.

Конструкция, подрагивающая на желтых лапах в центре тесного бокса, казалась не особо большой — алюминиевый куб, в который мерно били снизу резиновые колотушки. Но тщательностью и сложностью отделки этот куб походил на спутник. На нем было много разноцветных линий, стрелок — и небольшая голубая эмблема:

А под ней, словно косой почтовый штемпель, темнело синее и крупное:

В алюминии было окно, забранное матовым пластиком. Перед ним вращался похожий на елку кронштейн со множеством шаблонов сложной формы. За кронштейном горела наведенная на окно лампа.

Ринат Мусаевич и Федор Семенович сняли респираторы.

— Удивительно, как они втиснули, — сказал Ринат Мусаевич. — Не увидел бы, не поверил. Сколько отдал?

— Девять миллионов семьсот тысяч.

— Дешево.

— Для меня не очень, — ответил Федор Семенович. — Они, главное, брать долго не хотели, говорили, что только для мегаяхт работают, бюджет с двадцати миллионов. Я сначала думал, это Дамиан прайс задирает. Он теперь зубастый, акул уже не боится. Оказалось нет, действительно немцы. Но у меня не столько в деньги упиралось, сколько в размер. Больше шести метров никак не вписать по габаритам — у меня же лодка совсем маленькая, если с твоей сравнивать. Но потом фирме интересно стало, могут они такой вариант сделать или нет. Чтобы из клетки все натурально выглядело. Получается, они развивают ноу-хау, а я финансирую.

— Да, немцы они такие, — согласился Ринат. — Ты на дальняке лимонов пять сэкономил, кстати. Если не семь.

— Да? А почему?

— Это же самый дорогой агрегат во всем столыпине. Там отдельная проекционная установка, которая полотно под дырой изображает — ты ссышь, а внизу земля несется. Шумогенератор, пневмоотсос.

— А это зачем?

— Говно ловить до того, как на экран шлепнется. И все жидкости тоже. Брызги по любому долетают, поэтому экран каждый месяц менять надо.

— А что, — спросил Федор Семенович, — защитное стекло поставить нельзя?

— Нельзя. От него демаскирующий блик. На дальняк же весь столыпин ходит. Зимой, когда картинка совсем белая, экран вообще раз в неделю меняют. И там еще отдельный климат-центр, чтобы мороз генерировать. Когда снежинки через очко в вагон влетают. Так что сэкономил ты знатно.

Федор Семенович только вздохнул.

— В общем ничего, — подвел итог Ринат Мусаевич. — Убедительно вполне. Пошли наверх.

Поднявшись по лестнице, они вышли на солнечную палубу.

Над гладью моря висели высокие витые облака. Половину горизонта закрывал зеленый тропический берег — он был далеко, но можно было различить парящие над ним точки птиц. Еще дальше синели силуэты гор.

Недалеко от яхты Федора Семеновича сверкал белыми плоскостями другой корабль — огромный и длинный, похожий на ковчег Завета: не того, конечно, о котором рассказывают лохам в церкви, а настоящего, секретного, про который серьезные люди говорят только шепотом, и только с другими серьезными людьми.

— Какая у тебя лодка красивая, Ринат, — выдохнул Федор Семенович. — Понимаю, что глупо, а все равно — как вижу, завидую.

Ринат Мусаевич засмеялся.

— Ничего, — сказал он. — Не все сразу. Ты вот тоже за семь лет неплохо раскрутился. Даже у меня такого прикола нет.

— Это ты про что?

— Про бутылки, куда ссать надо. Сильный ход.

— Вынужденная мера.

— Все равно прикол. Надо будет ввести. Типа дальняк на день закрывать. Но не больше.

— Это да… Ринат, я так рад тебя в гостях видеть… Раз уж мы про бутылки заговорили — у меня тут как раз пузырек Шато д’Икем есть, тысяча восемьсот сорок седьмого года. На аукционе купил. Давай, может, выдоим?

Ринат Мусаевич кивнул.

— Не откажусь. Но не сейчас. Прибереги до завтра или послезавтра. Кстати, ты всегда перед арестантами так выступаешь? Всю технологию им рассказываешь?

Глаза Федора Семеновича заблестели.

— Я, Ринат, не их развлекал, а тебя. Думаю, неужели не заржет ни разу? Нет. Ты железный реально, как Феликс.

Ринат Мусаевич погладил себя по животу.

— А то. Если бы меня, Федя, на смех пробивало, когда не надо, я бы по этому морю не плыл. В России главное, что надо уметь — это сделать морду кирпичом и молчать. Вот Борька с Мишей этого не понимали до конца, потому и попали. А ты-то понимаешь?

Федор Семенович поднял руки, и на его лице проступило виноватое выражение.

— Понимаю, Ринат. Только мы же сейчас не в России. Мы в моем столыпине. Зачем его делать было, если и в нем молчать надо?

— Вот ты самого главного еще не просек, — вздохнул Ринат Мусаевич. — В том-то и дело. Если ты у себя в личном столыпине промолчишь, так и в России у тебя все нормально будет. Потому что Россия, Федя, это столыпин. А столыпин — это Россия. И то, что у тебя есть тайный выход на палубу, ничего не меняет. Понял?

— Понял, Ринат, понял. Но тогда другой вопрос возникает. Где мы на самом деле-то?

— В каком смысле?

— Ну, мы чего, на яхте плывем и в столыпина иногда заныриваем? Или мы на самом деле в столыпине едем и на палубу иногда вылазим?

— Да ладно, — засмеялся Ринат Мусаевич. — Не грузись. Но я тебе серьезно говорю, я, например, даже в столыпине разговариваю осторожно. Слушаю, что люди гонят, и на ус мотаю. Потому и живу в покое и радости. Так что галочку себе поставь, советую.

— Уже поставил, — сказал Федор Семенович. — Ты точно выпить не хочешь?

Ринат Мусаевич отрицательно покачал головой.

— Мне трансиков новых подвезли. Пойду проверять. Я только трезвый могу, годы уже такие. Хочешь со мной?