Вальдемар Лысяк - Цена

- Вы говорите о директоре больницы, о пане Стасинке? - спросил Малевич.

- Нет, я говорю о людях, нужных всему народу! И таким человеком является пан Трыгер, директор лесопилки!

- И почему именно он?

- Потому что… ручаюсь вам, пан магистратор, что именно пана Трыгера следует выкупить!

Малевич не уступал:

- Я сочувствую каждому, но, по моему личному мнению, такие люди как главный врач городской больницы, профессор Стасинка, обществу нужны больше, чем пан Трыгер.

- Это почему же?

- Потому что главврач нам нужен ради спасения множества пациентов, а директор лесопилки - для переработки древесины в опилки. Ведь есть же тут разница?! - вскипел Малевич.

Кортонь несколько сбавил тон:

- Нет, я ничего не имею против профессора Старинки. Впрочем, у нас есть три места. Пускай будут Трыгер, Стасинка и…

- И пан лесничий Островский, - дополнил его Мертель.

- Вот-вот, и пан лесничий Островский! - согласился Кортонь.

Тут впервые голос взял Бартницкий, ради этого прекратив разрезать огурец:

- Прошу прощения, минуточку, минуточку! Я опоздал, так что не знаю, какую вы тут играете игру, но, может, рассмотрим и другие кандидатуры…

- Это пан директор кинотеатра разыгрывает эндекские игры, желая спасти партийного дружка, - пояснил Бартницкому Брусь. – А вот только не заметил, что за столом здесь тринадцать человек сидит, и не дотумкал, что решение мы должны принять все вместе!... А раз у каждого свой кандидат имеется, то и у меня тоже. Предлагаю выкупить пана судью Ивицкого!

Адвокат Кржижановский тут же присоединился:

- Поддерживаю предложение пана магистра!

Кортонь глянул на Мертеля и поднялся, отодвигая стул. Мертель тоже встал. Они подошли к стеклянной стенке между салоном и террасой, и, повернувшись к ней спиной, начали горячечно перешептываться. На дворе срывался все более сильный ветер, туч прибывало – все говорило о том, что идет гроза. Внутри все заволокло табачным дымом, курили практически все приглашенные. Бартницкий, наверстывая упущенное опозданием, словно автомат рубал колбасу, но между двумя кусками вспомнил главного из своих клиентов.

- А про пана бургомистра Венцеля, и о том, насколько должен быть благодарен ему город за все, им сделанное, вы, господа, уже забыли?

- То же самое можно сказать и про пане Кужмича! – прибавил Седляк. – Ведь он, будучи директором музея, сколько сделал для…

- Для вас, пан начальник, он сделал больше всего, покупая от вас редкие почтовые марки для своей коллекции, - засмеялся Клос.

- Прошу прощения, но мое предложение было совершенно беспристрастным.

- Естественно, ваше предложение было беспристрастным, некоммерческим, просто безалкогольным.

К столу вернулись Мертель с Кортонем. Директор кинотеатра сел, а учитель заговорил стоя:

- Господа! Трыгер и Островский должны быть среди выкупленных арестантов!... Это вопрос уже высшей…

- Только лишь потому, что вы так решили с паном Кортонем?! – возмутился Малевич. – А нас тут вы за дерьмо считаете, так?!

Граф театрально откашлялся, как кашлял, обращая внимание плохо себя ведущим членам семейства:

- Господа, прошу вас, давайте дискутировать культурно. Зачем так возмущаться…

Седляк не стал ждать, пока хозяин закончит свое поучение:

- Пан магистратор прав! Странное дело, что пан Мертель, будучи заместителем директора школы, должен был бы голосовать за своего начальника, а он предпочитает выкупить лесничего…

- А все потому, что когда пана директора пришьют, то пан заместитель станет паном директором… - въедливо буркнул Брусь.

Мертель покраснел и сделал пару шагов в направлении аптекаря:

- Ты, Клистирник гребаный!!!

- Господа, господа! – вскрикнул граф.

Брусь, с побагровевшим лицом, повернулся к Мертелю и процедил:

- Мы не в тех отношениях, которые бы позволяли вам обращаться ко мне на " ты ", пан преподаватель . Мы с вами не пасли ни свиней, ни другой живности!

- Господа, можем ли мы вести цивилизованный диалог? – спросил Кржижановский.

- Ну да, согласился с ним Мертель. – При условии, что не нужно будет вести диалог с типом, который меня оскорбляет!

- А вы, даже если бы и очень хотели, то сильно вам и не удалось бы, ведь цивилизованный диалог, это такое искусство, в котором разбираться надо и уметь, - отгавкался Брусь.

Мертель, вместо того, чтобы взорваться, только рассмеялся, подошел к аптекарю еще на полшага и умильным тоном заявил:

- Это я умею, умею, пан магистр. Вот с вами не мог бы, поскольку не могу разговаривать, все время откидывая голову назад…

- А почему вам нужно откидывать голову? – удивился фармацевт.

- Чтобы смотреть вверх. Не люблю я беседовать, глядя наверх, шея от этого болит, - пояснил Мертель, еще сильнее удивляя Бруся, и так уже слегка дезориентированного.

- Но я совсем даже не великанского роста…

- Верно, но вы торчите на самой верхушке пальмы, и я не вижу особых шансов, чтобы вы хоть когда-нибудь оттуда слезли, пан магистр!

Щеки Бруся, уже перед тем багровые, начали наливаться синевой. Он сорвался на ноги, встал перед Мертелем и произнес по слогам – голос его был переполнен ненавистью:

- А вот когда я гляжу на вас, то готов поверить тем типам в белых халатах, которые утверждают, что предками человека были крысы!

Мертель схватил аптекаря за лацканы пиджака, стиснув их у него под подбородком – и, видимо, сильно, поскольку какой-то шов праздничного костюма лопнул. Брусь ответил неожиданным ударом нижней конечности – тяжелым каблуком вмазал по ступне агрессора, что свалило шипящего от боли Мертеля на пол. Падая, он не отпустил Бруся, так что свалились оба, чтобы кататься словно дворовые хулиганы, кусаясь, царапаясь, плюя, вырывая волосы у друг друга, и осыпая ругательствами.

- " И сотворил Господь Бог человека по образу своему и подобию …" – не без удовлетворения бросил Станьчак.

Эта цитата из Святого Писания "пробудила" зрителей, которые, в результате общего остолбенения, совместного шока, были поражены своеобразной летаргией, параличом - который, правда, длился не слишком долго. Старший сержант Годлевский, Кортонь, Клос, Бартницкий и Кржижановский подскочили к яростным бойцам, разделяя их помятые тела и растаскивая к противоположным концам стола. Мертель с Брусем приходили в себя медленно, хрипло дыша и глядя изумленными глазами на стены и окружающих, словно сюда их перенесли из какого-то другого измерения реальности либо же из космической надреальности. Чем сильнее они приходили в себя, тем больше стыда было в их взглядах. Заместитель директора школы отряхнул костюм и, спустив голову, уселся на своем месте. Аптекарь побежал в туалет. Хануш шепнул Малевичу, прикрывая рот рукой: