Дэвид Левитан - Двенадцать дней Дэша и Лили [litres]

Дэш сидел на крыльце дома миссис Бэзил. Дэш! Мой мобильный сел час назад, и у меня больше не было возможности осыпать его извинениями.

На нем была пиратская треуголка. Снежинки усеяли повязку на глазу. Рядом сидел Борис. Никогда не видела более прекрасной картины.

– Йо-хо-хо! – Дэш притянул меня к себе. – Борис выгулян, Ворчун накормлен, – шепнул он мне на ухо. – И обо всех твоих сегодняшних двуногих клиентах позаботились.

«Прости», – молча извинилась я, а вслух произнесла:

– Я тебя так сильно люблю.

Больше мы ничего не сказали друг другу. Просто обнимались. Я положила голову ему на грудь, обтянутую новым пиратским камзолом, и Дэш нежно поглаживал меня по волосам.

Карман камзола оттопыривала книжка, и я знала, что там лежит записная, впустую протаскавшая сегодня Дэша по разным местам. Из множества людей, которые в прошлое Рождество могли найти эту записную среди миллионов книжных миль «Стрэнда», ее нашел именно Дэш. Так было суждено. Не знаю, что случится между нами в будущем (хотя, конечно же, надеюсь на лучшее), но одно знаю совершенно точно: записная оказалась в руках Дэша, потому что его место рядом с нами.

С его семьей.

25 декабря, четверг

Бумер был в печали.

Родные Софии настояли на праздновании Рождества в Испании, поэтому он остался один. Покинутый и несчастный, он пришел ко мне, чтобы мы вместе отправились на вечеринку миссис Бэзил.

– Не волнуйся, – утешал я его, запирая дверь. – Глазом моргнуть не успеешь, как все закончится.

– На то, чтобы моргнуть, нужна всего лишь секунда, – отозвался Бумер и тут же продемонстрировал мне это. – Видишь?

Я уже собирался сообщить ему, что использовал фразеологизм, но тут он продолжил:

– Но ведь моргание хорошая вещь? Ведь если не моргать, то будешь все время куда-то смотреть. Глаза заболят. Выходит, моргать хорошо, если ты сказал это метафизически.

– Наверное, ты имел в виду «метафорически», – поправил я друга.

– Нет, – со всей серьезностью ответил Бумер. – Я имел в виду «метафизически». Как оно и есть. Ты моргнул, и все осталось так же, как и было… с небольшими изменениями. Но без моргания никак не обойтись. Оно необходимо.

Всю оставшуюся дорогу я обдумывал слова друга. Может, мы с Лили тоже прошли через так называемое «моргание»? Ненадолго закрыли глаза и снова их открыли. (Хотя я открыл один глаз… но это уже больше в медицинском смысле, чем в метафорическом или метафизическом.)

Я тащил рождественский подарок Лили: заказал самые лучшие противени для выпечки, какие только нашел в интернете, и оплатил деньгами отца, которые он подарил мне на Рождество (прислав чек маме), курсы выпечки во Французском кулинарном институте.

Я перевязал противени лентой с бантом, поэтому не удивился вопросу Бумера:

– По-моему, здорово, что ты купил Лили маленькие санки. Классно будет кататься на них, когда будет много снега. Пойдем в парк!

– А что ты купил Софии?

– Она по возвращении будет скучать по дому, поэтому я нашел в интернете кучу фотографий из Барселоны и закачал их в цифровую рамку, и еще купил проектор, чтобы София могла вывести фотки на стену и представить, будто она в Барселоне.

Я попытался вспомнить, какой подарок вручал Софии в последний раз. По-моему, плюшевого мишку. Лили – первая девушка, которой я покупаю подарки не в игрушечном магазине.

– Когда ты так наловчился в сердечных делах? – спросил я Бумера, сам себе не веря, что задаю подобный вопрос. Но мне хотелось знать ответ.

– Не думаю, что я в них так уж наловчился. Просто когда я с Софией, то не думаю о том, правильно ли все делаю или нет, и мне хорошо и легко. Потом я возвращаюсь домой и начинаю переживать. Но затем опять возвращаюсь к Софии, и все опять хорошо. Наверное, у всех так.

У миссис Бэзил все уже собрались. Часть гостей была мне знакома, а часть – и немаленькая – нет. Я помахал рукой библиотекарям, и они приветственно подняли свои бокалы. Поскольку мне не хотелось тотчас занимать руки Лили противенями для выпечки, я спрятал их за статуей Дамы Джуди Денч.

Бумер заприметил Джонни и поскакал к нему здороваться. Я поискал взглядом Лили, но не нашел ее ни в общей комнате, ни в гостиной.

Глуповато было идти к миссис Бэзил с вопросом: «Вы не видели мою девушку?» К счастью, спрашивать не пришлось.

– Если ты ищешь ту, кто-не-хочет-больше-зваться-Медвежонком-но-навсегда-останется-им-в-наших-любящих-и-упрямых-сердцах, то она на кухне с моим братом. Пожалуйста, скажи им выйти пообщаться с гостями. Вечеринка, подобно человеческому организму, без должной циркуляции крови впадет в трупное окоченение.

Я направился в кухню, волнуясь, каким застану дедушку Лили после произошедшего. И пусть он не вскочил пожать мне руку, а остался сидеть, но я с облегчением увидел, как его глаза при виде меня привычно и радостно заблестели.

– Да неужели к нам пожаловал сам Длинноногий Дэш Сильвер! [63] – засмеялся он. – Лили сказала, что с глазом беда, но… ничего себе, ты выглядишь так, будто проиграл битву с осьминогом. Надеюсь, хоть чуток его покромсал?

– Оставил его без нескольких щупалец. Как вы?

– Здоров как бык! Правда, на котором восемьдесят четыре года пахали. Но который все еще не боится плуга! – Дедушка Лили медленно, но уверенно поднялся. – Ну а теперь оставлю вас поболтать наедине. Инга там уже подает канапе, а ради ее канапе я готов в сам Канарси съездить.

Только когда он, шаркая, покинул кухню, Лили произнесла:

– Мне так от этого грустно.

– Знаю. Но так ему же будет лучше. И он сам на это согласен. Так что твоя грусть несколько неуместна.

На лице Лили отразился шок. Ее реакция заставила меня осознать, насколько ужасно прозвучали мои слова.

– Твой дедушка и миссис Бэзил мудрые люди, – поспешно добавил я. – Они знают, что делают.

– По-твоему, я не знаю, что делаю? – раздраженно бросила она.

– Нет! Я не о том!

Лили вскочила со стула.

– ПРОСТО ДАЙТЕ МНЕ ПОГРУСТИТЬ! Почему мне не дают погрустить?!

Я ответил, тщательно подбирая слова:

– Лили, тебе не нужно разрешение на грусть. Грусти. Радуйся. Досадуй. Веселись. Но не забывай о других. Ни в счастье, ни в печали.

– Что ж, прости, если ты чувствуешь себя оставленным без внимания…

– Я не о том!

– Ты не понимаешь. В моем доме больше никто не будет жить, Дэш. Никто!

– Но они будут жить в другом месте. Они все будут рядом.

– Знаю, но… – Лили не договорила.

– Но?.. – побудил я ее продолжить.

– Мне это не нравится, ясно? Мне не нравится то, как все меняется. Ребенком ты считаешь такие вещи, как праздники, особенными и неизменными, ведь ты празднуешь их из года в год. Но чем старше ты становишься, тем сильнее осознаешь, что да, подобные вещи связывают тебя с прошлым – ты поздравляешь теми же самыми словами и поешь те же самые песни, – но каждый раз что-то меняется, и ты должен примириться с этими изменениями. Каждый день ты можешь их не замечать, но в такие дни, как этот, обязательно заметишь. И я понимаю, что должна сейчас примириться с ними, но не уверена, что у меня это получится. Вот мы с тобой, Дэш. Посмотри на нас. Поначалу для нас не существовало такого понятия, как «время». Мы жили одним настоящим, не задумываясь о будущем. Жили узнаванием друг друга, но знали-то мало. Все было ярко, насыщенно и сиюминутно. И я думала: так всегда, когда ты влюблен. А потом: так всегда, когда любишь. Но затем стало сказываться время. И все стало не таким уж сиюминутным, не таким уж насыщенным, и почему-то возникло ощущение какой-то потери. Так случается, когда кто-то переезжает. Или его просто больше нет рядом. Может, тебя такая потеря не страшит, Дэш. Может, тебе все равно. Но мне не все равно, Дэш. Я ощущаю эту потерю всем сердцем. Мне очень больно, и я понятия не имею, что с этим делать.