Фрэнк Маклинн - Чингисхан. Человек, завоевавший мир

«Небеса устали от чрезмерной гордыни и необычайной роскоши в Китае и покинули его… Но я, обитая на варварском севере и в дикости, не имею неумеренных страстей… Я ношу такие же одеяния и ем такую же снедь, как и пастухи с табунщиками. Мы приносим одинаковые жертвы и делимся богатствами. Я забочусь о народе, как о новорожденном дитяти и пекусь о солдатах, как о своих братьях… Не пугайтесь невзгод в песках пустыни… Сделайте милость и поведайте мне о средствах сохранения жизни» [1740] Edouard Chavannes, 'Inscriptions et pieces de chancellerie chinoises de l'epoque mongole,' T'oungPao 9 (1908) pp. 297–428 (atp. 399). Another version can be found in Bretschneider, Mediaeval Researches I pp. 37–39. .

Поскольку Чан Чунь находился в провинции Шаньдун, оккупированной монголами, то отказываться от приглашения было неразумно. Но вечно скорбный мудрец с задатками примадонны, обеспокоенный перспективой трехлетней разлуки с учениками и длительностью похода, представил свое согласие таким образом (по крайней мере, мысленно), будто дает его, имея в виду, что будет делать большие перерывы и остановки во время путешествия. Поначалу он соглашался, исходя из того, что Чингисхан пребывает в Монголии, и без преувеличения ужаснулся, когда узнал, что ему предстоит добираться до Гиндукуша. Именитый даос утешил уязвленное чувство собственного достоинства и amour propre [1741] Самолюбие ( фр .). в откровенно фанфаронском послании, отправленном в апреле 1220 года. Он написал, что неохотно согласился с необходимостью предпринять столь дальнее и тяжелое путешествие и делает большое одолжение Чингису, так как до этого отклонил приглашение императора Сун, и повинуется монгольскому хану только в силу того, что считает его избранником Неба [1742] Chung to Genghis, April 1220, in Chavannes, 'Inscriptions,' loc. cit. p. 303. .

Поход Чан Чуня начинался так, как и планировалось: в феврале, чтобы в мае быть в Пекине (включая длительные остановки в Цзияне и самом Пекине), но этот переход оказался лишь началом четырехлетней одиссеи, продолжавшейся с февраля 1220-го по январь 1224 года. Когда Лю Вэнь наконец вырвал Чан Чуня из Пекина, мудрец, без сомнения, был шокирован тяготами предстоящей экспедиции и искал подходящую причину для ее прекращения. Вскоре такой предлог появился. В караване всеобщее внимание привлекала группа юных девушек, предназначавшихся для гарема Чингисхана. Чан Чунь выразил протест Лю Вэню, заявив, что присутствие девиц такого сорта в экспедиции оскорбительно для него и оскверняет святость его духовного звания [1743] Waley, Travels of an Alchemist; Bretschneider, Mediaeval Researches I pp. 43–44. . Демарш подействовал. Когда караван в середине зимы прибыл в город Дэсин, Чан Чунь отказался идти дальше до тех пор, пока Лю Вэнь не разрешит проблему девиц с Чингисом. Безусловно, обмен посланиями между караваном в Северном Китае и ставкой хана на северо-западе Индии занял немало времени, что позволило Чан Чуню промешкать до марта 1221 года. Такая явная проволочка разгневала бы любого другого деспота, но Чингис проявил сговорчивость. Одалисок отослали с другим караваном, чтобы не оскорблять чувства праведника, а Чингис отправил угодливое послание, словно Чан Чунь был повелителем, а хан — его подданным. Настаивая на том, что Чан Чунь должен продолжить путь, хан прибег к самой неприкрытой лести, называя его мастером, превосходящим мудростью даже основателей даосизма:

«Теперь, когда ваша облачная колесница покинула страну сказок, журавли усладительно пронесут вас через благолепие Индии. Бодхидхарма, явившись Востоку, спиритическими средствами открыл печати своего сердца; Лао-цзы, отправившись на Запад, усовершенствовал Дао, обратив в него Центральную Азию. Ваш путь по суше и по воде действительно долог и труден, но благодаря удобствам, которые я создам для вас, он не покажется вам утомительным» [1744] Chavannes, 'Inscriptions,' p. 305. .

Но путь, проделанный Чан Чунем, оказался гораздо более долгим и тяжелым, чем мог предположить Чингисхан. Он детально отображен учеником Чан Чуня Сунь-си, и это описание по сей день служит источником ценной информации для социальных историков Монгольской империи.

Как только стало известно об увлеченности Чингиса китайским мудрецом, все влиятельные монголы захотели приобщиться к его знаниям. Тэмуге, брат Чингиса, отправил даосу послание, требуя приехать к нему в Центральную Монголию, для чего Чан Чунь должен был сделать огромный крюк на север в Монголию, прежде чем отправиться на юго-запад в Индию. Чан Чунь возмутился, Лю Вэн попытался вмешаться и отговорить Тэмуге, но брат Чингиса был непреклонен. Чан Чуню ничего не оставалось, как пойти на север через пустыню Гоби зимой, когда пустыня превращается в арктическую тундру, покрытую льдом и снегом [1745] Waley, Travels of an Alchemist pp. 59–64. .

Лишь 24 апреля 1221 года отряд Чан Чуня прибыл в стойбище Тэмуге на реке Керулен. Тэмуге попытался продемонстрировать, кто здесь хозяин, и не принимал гостя на протяжении шести дней после свадебного празднества, а на седьмой день устроил допрос с пристрастием, потребовав раскрыть секреты бессмертия. Чан Чунь заартачился, объяснив, что ему надо дать время для медитации, а когда Тэмуге, в свою очередь, проявил упрямство, выдвинул новый аргумент: неправомерно раскрывать секреты кому-либо прежде самого хана. Тэмуге пришлось с этим согласиться, и, полагая, что мудрец обо всем доложит Чингису, осыпал его напутственными дарами, предоставив ему десять повозок и несколько сотен лошадей и волов [1746] Waley, Travels of an Alchemist pp. 64–65; Bretschneider, Mediaeval Researches I pp. 50–51. .

В мае Чан Чунь снова отправился в путь, пошел на юго-запад, вдоль реки Керулен, мимо озера Буир и мест исторической победы над меркитами. 23 мая даос с научным интересом наблюдал солнечное затмение, а вскоре перед экспедицией на горизонте появились пики великих гор. Затем последовали горные восхождения, переходы через бурные потоки горных рек, вспученные внезапными ливнями. Длительную остановку Чан Чунь сделал в ордо (дворце) одной из жен Чингиса, где ему был оказан поистине царский прием [1747] We are not told who the queen was. The inference was that it must have been the ordo of Yesugei or Yesui (and possibly both). It cannot have been Borte's, and Qularis ordo was in the Khenti Mountains of eastern Mongolia (Weatherford, Secret History of the Mongol Queens p. 28). In any case Qulan was with Genghis in the Hindu Kush. . 29 июля путешественники возобновили поход, пережили несколько тяжелых дней на заснеженных горных вершинах, прежде чем оказаться неподалеку от знаменитого города ремесленников, выстроенного Чинкаем. Этот город под названием Баласагун (то есть «Черный город») располагался на полпути между базовым стойбищем Чингиса в Монголии и районом боевых действий в Туркестане (к северу от современного города Чжанцзякоу/Калгана). В преимущественно земледельческой колонии, помимо фермеров, жили ремесленники, в том числе и мастера-чужестранцы, попавшие в неволю. Китайские ремесленники, знавшие Чан Чуня, встречали его, окутывая гирляндами цветов [1748] For the city of craftsmen see Allsen, Commodity and Exchange p. 35. For Chinqai see Rachewiltz, In the Service pp. 95–110; Dawson, Mongol Mission pp. 66–67; Pelliot, Notes sur Marco Polo II p. 825. .